Новости!
В этой группе Ольвия появился перевод одной серии. Переводить обещают с китайского. Одного огорчает: взяли отцензуренную версию (первая серия у них в час, а не 46 минут), а она мне в душу никак не легла Вроде и радость, но с небольшой ложкой дегтя. Но пусть стараются на общее благо)))

Для тех кто начнет смотреть, напоминаю, что перевод имен и мест может различаться с книгой (часть изменена по требованию партии).

Доброй ночи So-chan! А в перспективе будет ли перевод "Поразительное..." этого же автора???

Точно будет "Песнь в облаках" . Понимаю интерес к "Поразительному", но я все же больше переводчик с английского (китайский вот пришлось "терзать" из-за обстоятельств). Для таких романов мне нужна английская страховка (а английский перевод брошен практически вначале), а то боюсь такого насочиняю. "Песнь" тоже не до конца, но там все же не хватает 9,5 глав из 60. Восстановить все же легче.

P.S. Сейчас в работе у английских переводчиков вторая историческая серия Хуа. Может, я и ей когда-нибудь порадую.

*Эти главы появились на свет только благодаря Yulinarium.

Совпадение с датой Хэллоуина случайно. Но скорость выкладки тут пугает (меня сильно)

Глава, в которой приезжают ну-очень важные гости*



Этим утром я встаю очень поздно и пока добираюсь до дома «Ло Юй», солнце уже поднимается к самому зениту.
Хун-гу наблюдает, как Ли Янь обучает девушек танцам.
— Ты так долго сюда не заглядывала, что я уже хотела сообщить властям о твоём исчезновении, — замечает она, бросив на меня косой взгляд.
Я молча сажусь рядом, и мы смотрим, как Ли Янь поправляет движения учениц. Она сидит на полу, поджав ноги под себя, и открывает рот, только чтобы озвучить замечания. Её руки летают с непревзойдённой грацией.
Хун-гу шепчет мне:
— Когда Ли Янь на сцене, никто другой больше не нужен. Она привлекает все взоры только к себе. А когда она танцует под исполнение учителя Ли…
— Вы с самого детства изучаете песни и танцы в этом городе. Не кажется ли вам стиль Ли Янь немного необычным?
Хун-гу кивает.
— Согласна. Я видела лишь несколько движений, но в них чувствуется влияние западных танцев: её исполнение нежное и изящное, но в нём чувствуется потаенная страсть. Особенно её глаза. Я видела, как западные танцовщицы флиртуют взглядом, соблазняя саму душу зрителя. Мы, ханьцы, находим такие танцы слишком распущенными. Однако Ли Янь удаётся в меру стрелять глазами, чтобы сердце забилось учащенней, но при этом оставаться невинной и недоступной.
Занятие подходит к концу. Девочки выстраиваются в шеренгу, чтобы поблагодарить Ли Янь за урок, и спокойно покидают помещение друг за другом.
Ли Янь поворачивается к нам.
— Ты ещё не получила золотой ярлык¹?
Я обращаюсь к Хун-гу вместо того, чтобы ответить на её вопрос.
— Мне нужно переговорить с вами по важному делу. Прежде чем мы покинем «Шифан», я хочу, чтобы вы собрали сведения о ситуации в ближайших домах, и как можно подробнее. Я знаю, что у вас давние обиды на соседей, но мы должны действовать заодно.
— Хорошая девочка，ты меня никогда не разочаровываешь. Я уже несколько дней ломала голову, что нам делать. Раз ты говоришь поступить так и так, то я тут же отдам нужные распоряжения. Однако где взять деньги на покупку?
— Если считать с «Ло Юй», то я планирую выкупить четыре дома. У меня есть деньги на два заведения, а на остальные я как-нибудь найду.
На лице Хун-гу читается сомнение, но она поспешно уходит, не задавая лишних вопросов.
Ли Янь улыбается и кивает:
— Медленно и уверенно, с подготовкой и терпением. Ты отнеслась ко мне как к задушевному другу, но теперь я сомневаюсь, что заслужила такое хорошее отношение. Любое танцевальное заведение в Чанъане будет твоим, если ты только этого захочешь.
— Ой, ты меня совсем засмущала. Но признаюсь, больше схватки со всеми танцевальными домами в Чанъане я боюсь твоих глаз.
— Когда я услышала о твоей пьесе, то подумала, что ты хочешь попасть под покровительство дракона и феникса. Ты находчива и умеешь пользоваться ситуацией, но теперь у меня не осталось сомнений, что ты лишь хочешь хорошо управлять этим делом и только. Все остальные девушки хотят покинуть это место, но ты хочешь находиться именно здесь. Каковы твои цели?
— Всё не так сложно, как ты думаешь. Я человек безо всяких уз и амбиций обрести власть или богатство. Да, они могут сделать меня счастливой, но горы злата и серебра значат для меня меньше полной луны в пустыне. Мои действия хорошо просчитаны, и я сделаю всё, чтобы достичь своей цели, но движет мной лишь стремление обрести счастье для себя и дорогих мне людей. Если же Чанъань мне наскучит, или я просто устану, то вернусь в Западный край.
— Ты не терпишь никаких ограничений. Как орёл в небе. Тебе нужно летать на просторах Западного края. Чанъань — не для тебя.
Я смеюсь про себя:
— А тебе доводилось бывать в Западном крае? Ты упоминаешь о нём с особой любовью.
Ли Янь обворожительно улыбается.
— Нет, мне не доводилось там бывать, хотя и хотелось бы. Но я слышала множество историй об этом месте с самого детства от своего отца.
И тут в комнату как ошпаренная влетает Хун-гу; на её лице читается смесь радости и тревоги.
— А кто мне всегда говорит, что внешний вид и достойные манеры важнее всего? — дразнюсь я. — Или вы только учить других горазды, то девочки начнут украдкой над вами насмехаться.
— У меня нет времени отвечать на твои подколки. Только что приходил слуга принцессы Пинъян и приказал готовиться. Принцесса хочет лично увидеть нашу пьесу.
— О! — Я и тут же начинаю сыпать вопросами: — А как нам её встречать? У парадной двери, на коленях? Три раза скандируя «Тысячи тысячи лет жизни Вашему Высочеству»?
Хун-гу тянят меня встать.
— Иди, переодевайся. Я уже приказала служанке всё подготовить.
Меня силой выволакивают из комнаты, так что я успеваю лишь Ли Янь бросить через плечо:
— Скажи мастеру Ли настроить инструменты.
В глазах Ли Янь загорается огонёк.



Я смотрю на груду украшений на столе и плачу:
— А без шиньона никак? А я точно смогу ходить под весом всего этого богатства?
Но Хун-гу пропускает мои причитания мимо ушей и приказывает служанкам и старухе-мастерице сделать мне искусную причёску. Мастерица опускает гребень в воду с вязовой стружкой, расчёсывает мои пряди, а затем собирает волосы в такой тугой пучок, что у меня глаза лезут на лоб.
Старушка любезно объясняет:
— Если тут немного стянуть, выйдет очень гладкий и ровный шиньон. Нужно только самую малость потерпеть.
Однако я так и представляю её кровожадное выражение лица.
— Быстрее! — кричу я, втянув воздух. — Ваши причёски могут сойти за настоящую пытку.
— Я попросила гостей разойтись. Служанкам приказала все подмести, заменить пологи и воскурить по капельке фимиама, — заглядывает к нам Хун-гу.
Я машу мастерице остановиться.
— Что именно ты скажешь гостям?
— Можно сказать, что принцесса едет. Во-первых, это повысит репутацию нашего дома, во-вторых, никто не осмелится перечить.
— Не надо так делать. Не говори им о приезде принцессы, просто отдай деньги и попроси их разойтись, но пообещай, что в следующий раз они посетят наше заведение совершенно бесплатно.
Хун-гу морщит лоб.
— Не отдав малой монеты, больших денег не заработать. Мы хотим заручиться поддержкой принцессы, но для этого нам не стоит притеснять остальных. Принцессы не хотелось бы становиться объектом сплетен.
— Хорошо! Сделаю, как ты говоришь, — отвечает с улыбкой Хун-гу.
Перед уходом она снова бросает мастерице:
— И расчесывайте её как следует. Я скоро вернусь。
Мастерице и трём девушкам пришлось немало потрудиться, чтобы расчесать мои волосы, сделать узел и помочь надеть парадное платье.
— Длинная юбка с поясом, широкие рукава из тонкого шёлка, волосы украшены Ланьтянским нефритом² и подколоты черепаховыми шпильками. На белых руках браслеты с золотыми цветами. На ногах жемчужные башмачки… — бормочу я себе под нос.
Я, может, и мелочна, но у меня уже кружится голова от обилия украшений. Хоть Хун-гу и не признается, но мне кажется, она отдала мне все свои богатства.
Я тихонько пищу:
— Может, хватит? Лучше дай мне подумать, что сказать при встрече принцессе.
Но Хун-гу лишь оценивает меня с ног до головы и вскрикивает:
— Серёжки забыли!
Я ощупываю свои крохотные серебряные серёжечки и покорно опускаю руки. Хун-гу роется в ларце и достаёт пару увесистых золотистых серёжек из нефрита в виде цветов. Кажется, придется добавлять двойную нить.
Хун-гу лично меняет мне украшение и приговаривает:
— Драгоценности — единственное, что всецело принадлежит женщине. С их помощью мы подчёркиваем свою красоту и завоевываем сердце мужчин. Ну, как тебе?
Я лишь слабо киваю в ответ. Хун-гу продолжает меня внимательно изучает, однако стоит ей отвлечься на мгновение, я семенящим шагом убегаю из лап этого чудовища.
Как только я успокаиваюсь, то понимаю, что не смогу ходить в этом наряде, но времени что-либо менять попросту нет.
Я стою у ворот в полной тишине и жду женщину из рода Вэй，что свергла саму императрицу³.
Перед дверью останавливается экипаж принцессы. Первыми выходят две семнадцатилетние служанки. Кланяюсь им. Девушки рассматривают моё платье и остаются удивлённы. Лицо так и выдаёт их довольство, девушки дружелюбно мне улыбаются. Видимо, Хун-гу правильно меня одела.
Они помогают принцессе сойти с кареты, и вот передо мной предстаёт сама принцесса Пинъян. И пусть в уголках глаз и на кончиках бровей принцессы уже виднеются морщинки, она всё равно выглядит великолепно и элегантно.
— Встаньте! Я приехала посмотреть на ваше представление, — мягко произносит она.
Кланяюсь до земли и показываю дорогу:
— Сюда, пожалуйста. Мы подготовили для вас специальную комнату.
Фан Жу и Цю Сян очень смущены визитом принцессы и, пока высокопочтимые гости занимают свои места, бросают на меня беспомощные взгляды. Увидев, что я опустилась на колени, они следуют моему примеру.
Ли Яньнянь же наоборот держится с достоинством, почтительно и уверенно садясь перед принцессой. Стоит принцессе перевести взгляд на Ли Яньняня, как я тут же говорю:
— Это наш учитель по музыке и мастер игры на цинь, Ли Яньнянь.
Принцесса кивает и говорит:
— Начинайте.
— Пьеса очень длинная. Обычно мы показываем её частями. Вы желаете посмотреть представление с начала или только определённые сцены?
Принцесса переводит взгляд на Фан Жу и Цю Сян:
— Покажите лучшую сцену.
Фан Жу и Цю Сян тут же кланяются в ответ за оказанную честь.
Цю Сян начинает петь про то, как генерал отправляется в поход на западные границы, а принцесса не находит себе места от долгой разлуки. Цю Сян поёт лучше о любви, чем о войне, но игра Ли Яньняня делает её выступление намного сильнее.
Я впервые разрешила Ли Яньняню выступать перед гостями, да к тому же в одиночку, однако он так искусен, что во всей столице не сыщешь музыканта талантливее.
Струну играют о тоске, а голос поет о сердечных чувствах. В величественной пустыне двое крепко-накрепко связаны узлом любви. И снова нет верных вестей, и снова разрывает сердце. Цю Сян поет, что не теряет надежды, но кручина давно уж омрачила её черты.
Цю Сян и Фан Жу вместе завершают сцены. Сегодня под игру Ли Яньняня выступление Фан Жу смотрится особенно сильно.
На глаза служанок наворачиваются слёзы. Даже принцесса тронута.
Но девушки не успевают допеть, как дверь резко отворяется и входит слуга:
— Господин Хо просит аудиенции у принцессы.
Однако он не успевает договорить, как Хо Цюйбин нахально входит в комнату.
Принцесса смеётся:
— Ты до сих пор такой нетерпеливый. Твой дядя отчитал бы тебя за такое поведение.
Хо Цюйбин кланяется принцессе и садится подле неё.
— Он сказал, что я могу делать всё что захочу. Если я ему так не мил, то просто избегу встречи.
— Избежишь встречи? Когда в последний раз приходил к дяде отдать дань уважения? Помню, ты навещал нас на Новый год, но с тех пор никогда не появлялся. Уже почти полгода прошло. Мы все же родственники…
Хо Цюйбин торопливо отвечает:
— Моя дорогая тётушка, пожалуйста, простите своего племянника на этот раз. В дворце меня всегда отчитывает императрица Вэй, а теперь ещё и вы на меня серчаете. Так я больше не смогу навещать поместье принцессы.
Принцесса качает головой и продолжает слушать представление.
Стоит ей отвернуться, как выражение лица Хо Цюйбина сменяется с тепла весны на холод зимы. Он осматривает меня с ног до головы своими ледяными глазами и останавливает колючий взгляд на моих глазах. Я притворяюсь, что не замечаю. Цю Сян и Фан Жу завершают представление и вместе с Ли Яньнянем снова кланяются принцессе.
— Вы сыграли и спели очень хорошо, но больше эту пьесу показывать нельзя.
У Цю Сян и Фан Жу лица становятся белее снега.
Принцесса переводит взгляд на меня. Я тут же кланяюсь в пол:
— Ваша покорная слуга исполнит приказ.
Принцесса улыбается и отпускает актёров. Внимательно меня изучает и восклицает:
— Красивое лицо, спокойные эмоции и достаточная отвага, чтобы плести интриги…
Хо Цюйбин подходит ко мне и опускается рядом на колени.
— Цюйбин просит прощения у принцессы.
Хотя он и просит прощения, его лицо говорит об обратном. Принцесса улыбается от удивления:
— Что же ты такого натворил? Слуги, проверьте, не село ли сегодня солнце на востоке.
И она машет служанкам выйти из комнаты.
—— Это долгая история, и началась она, когда я встретил госпожу Юй…
Хо Цюйбин начинает рассказ и тянется взять меня за руку.
У ханьцев платья с широкими и большими рукавами. Если двое стоят на коленях друг рядом с другом, то рукава ложатся внахлёст и можно взять друг друга за руки так, что никто не заметит. Прежде чем я поняла, что он делает, он уже схватил мои пальцы. Я сразу же пытаюсь его ущипнуть. Хо Цюйбин улыбается и говорит с принцессой, а сам же избегает моего щипка и полностью обхватывает ладонь.
Хо Цюйбин выглядит очень довольным и бросает на меня косой взгляд. Он сжимает мою ладонь, и я поднимаю голову, чтобы взглянуть на принцессу. Она слушает нервную часть истории, не сводя взгляда с Хо Цюйбина. Кажется, что её саму преследуют разбойники, и её жизнь висит на волоске.
Я расслабляюсь, и моя ладонь нежно ложится в его руку. Он делает небольшую паузу в рассказе и озадаченно смотрит на меня. Я держу голову опущенной и не шевелюсь. Я медленно сдвигаю палец, чтобы попасть ногтем прямо в центр его ладони. Благодаря Хун-гу у меня на трёх пальцах длинные и нежно рубиновые ногти. Хо Цюйбин морщит лоб. Слабо улыбаюсь. Посмотрим, сколько ты выдержишь.
— ...Итак, мы заблудились в пустыне, и наши запасы подходили к концу. Мы были обречены... АЯААА!
Принцесса так внимательно его слушает, что чуть ли не подпрыгивает на месте от внезапного вопля. Я так поражена, что у меня дрогнула рука. Быстро перевожу взгляд на принцессу, боясь давить дальше.
— Что случилось? — в испуге спрашивает принцесса.
Хо Цюйбин всё равно не отпускает мою ладонь.
— Меня словно ужалил ядовитый скорпион.
Принцесса тут же пытается встать, но я спешу её успокоить:
— Мы воскурили фимиам и тщательно всё подмели к вашему приезду. Здесь не может быть никаких вредителей.
Но принцесса продолжает смотреть в испуге и уж хочет уйти. Мне ничего не остается как бросить беспомощный взгляд на Хо Цюйбина и легонько его ущипнуть.
Хо Цюйбин разражается смехом:
— Ой, кажется, я случайно себя ущипнул.
Принцесса успокаивается:
— Такой неаккуратный. В кого же ты такой уродился? Так что было дальше?
Хо Цюйбин продолжает рассказ, но я полна гнева. Хочу повторить фокус, но стоит мне шевельнуть ногтем, как Хо Цюйбин орёт:
— Змея!
Я тут же убираю ногти.
Принцесса удивлённо спрашивает:
— Что?
И Хо Цюйбин отвечает со всей серьёзностью:
— В пустыне полно смертоносных змей, муравьёв и ос, которые любят кусать людей. Но если закричать, они не посмеют тебя тронуть.
Принцесса приходит в замешательство, но кивает. Хо Цюйбин продолжает свой рассказ, и я решаю бросить свою затею. В этой ситуации я позволяю ему выиграть и делать, что он хочет. Он чуть расслабляет пальцы и лишь слегка держит меня за руку.
Стоит ему закончить свой рассказ, как принцесса интересуется:
— Значит, ты утверждаешь, что она поставила эту пьесу, чтобы привлечь твоё внимание?
— Именно так, — отвечает Хо Цюйбин и бросает на меня взгляд, полный предостережения. Он также сжимает мою ладонь. Больно, и я быстро отвечаю:
— Ваша покорная слуга была слишком дерзка и просит у принцессы наказания.
Взгляд Хо Цюйбина смягчается, и он ослабляет хватка.
— Всё произошло по вине вашего племянника. Тётушка, простите меня.
Принцесса переводит взгляд с Хо Цюйбина на меня, и её губы расплываются в улыбке:
— Хорошо, встаньте! Я не собиралась ругать Цзинь Юй и не могу контролировать то, что происходит между вами двумя. Ты слишком остро отреагировал, но я с наслаждением послушала твой рассказ. Впервые слышу о человеке, который жил с волками.
Хо Цюйбин с полным безразличием объясняет:
— Животные и птицы нередко понимают людей. В древности, в период вёсен и осеней⁴, один из учеников Конфуция, Гунъе Чан, впоследствии ставший зятем великого учителя, понимал язык птиц. В Западном крае люди способны смотреть на мир через глаза ястреба. А дядя вот с детства прекрасно ладит с лошадьми, что те словно подчиняются его воле.
Принцесса искренне смеётся.
— О да, боевой конь твоего дяди словно знает человечий язык. Когда он лично моет своего коня, то говорит с ним словно со старым товарищем. Он проводит со своим конём больше времени, чем со мной.
Я пытаюсь убрать руку, и на этот раз Хо Цюйбин не сопротивляется, лишь слегка сжимает мою руку напоследок, прежде чем отпустить. Я кланяюсь в благодарность принцессе. Хо Цюйбин тоже встаёт и даёт поклон. Он садится рядом с принцессой, та смотрит на него.
— В прошлом году ты говорил, что отправляешься поохотиться в горах, но на самом деле отправился в Западный край. Что сделает твой дядя, если прознает?
Хо Цюйбин лишь фыркает в ответ.
— Император дал своё разрешение, кто посмеет мне перечить?
Принцесса тихонько вздыхает и обращается ко мне:
— Я посмотрела твоё представление, послушала историю, пора возвращаться во дворец.
Торопливо кланяюсь и встаю позвать служанок.
Стою на коленях у ворот, пока экипаж принцессы не скрывается из виду. Хо Цюйбин поворачивается ко мне, но я не обращаю на него внимания и ухожу в дом. Он бросается за мной. Мы снова в зале, где принимали принцессу. Я сажусь на место, где сидела принцесса, и молчу. Хо Цюйбин садится рядом. Внезапно он откидывается на спину и спрашивает:
— Ну как тебе?
— Немного утомительно. Приходиться тщательно обдумывать каждое слово, прежде чем произнести, но и долго молчать тоже нельзя. А от всех этих поклонов у меня дико болят колени.
Он улыбается.
— И зачем ты так нарядилась? К счастью, я прослышал о визите принцессы и бросился вдогонку, иначе бы она отругала вас до смерти, что ты и слова в ответ не смогла бы молвить.
— Ты слишком много беспокоишься.
Он резко садится и одаривает меня холодной усмешкой.
— Много беспокоюсь? Если бы принцесса подарила тебя императору, ты бы при всём своем желании не смогла бы ничего изменить.
Улыбаюсь в ответ:
— А если у меня есть на примете красавица получше?
Он удивлён.
— Кто? Та девушка, что всё время прячет лицо?
— В любом случае, огромное спасибо за сегодняшнее участие. Я хотела бы поинтересоваться: ты ведь не будешь злиться, если девушка из моего дома захочет войти во дворец?
Он слегка улыбается и снова откидывается на спину.
— Тётя-императрица — увядший цветок в глазах императора. Давно уже отбирают новых девушек в гарем, амбициозные прислужники ищут несравненных красавиц по всей стране. Если не тебя, так другую. Принцесса также ищет новую фаворитку для императора. Каждый раз как император наносит ей визит, она приглашает самых красивых танцовщиц. Некоторые приходятся императору по вкусу, но после двух-трёх ночей он забывает про них. «Никто не обрадуется, если сына родишь, за дочь не обидят тебя. Весь мир под пятой Вэй Цзы-фу». Любая с маломальским талантом поет эту песенку, мечтая стать второй Вэй Цзы-фу. Но сколько в мире девушек, способных сравниться не только с тетиной красотой в её лучшие годы, но и с её грацией и изяществом?
— А еще меньше на свете женщин, которые могут похвастаться, что великий генерал Вэй — их брат, а Хо Цюйбин — племянник.
Он смеется и поднимает меня.
— Меня не считай. В глазах генерала Вэй я лишь бесполезный высокомерный расточительный недоросль. Он бы с радостью отказал мне в родстве.
— А он прав? — спрашиваю я с улыбкой.
— А ты как думаешь? — отвечает он с ответной улыбкой.
Я не отвечаю на его вопрос, а вместо этого интересуюсь:
— Люди увидели, как Гунъе Чан разговаривает с птицами и, решив, что он демон, бросили в темницу. Конфуций отдал за Гунъе Чан свою дочь, чтобы доказать невиновность ученика. Если ты обо мне беспокоишься, то не боишься, что из-за твоего рассказа о моей способности командовать волками меня обзовут демоницей?
— Если бы только я видел тебя с волками, то ни за чтобы не раскрыл твой секрет. Но в тот день я был не один. Император уже всё знает, так что нет смысла скрывать твой талант от принцессы.
Киваю. Вот уж действительно, не дано человеку всё предусмотреть.
— Эй, накорми меня фруктами.
Ставлю перед ним поднос.
— Ешь сам! Я не твоя служанка.
Он смеётся и хватает мою ладонь.
— Будь у меня такие служанки, приходил бы я сюда испытывать твой нрав?
Выдергиваю ладонь и серьезно отвечаю:
— Мы здесь одни, не хочешь сразиться кто кого?
Он тяжело вздыхает и ложится на спину.
— Ты знаешь, как испортить настроение.
— Ты дома так себя ведешь: флиртуешь со всеми служанками?
Он бросает на меня косую усмешку и отвечает:
— Поехали ко мне домой на пару ночей и всё узнаешь.
Стону, не желая больше продолжать разговор.
— А ты не покажешь мне таинственную красавицу, чтобы понять стоит ли это наших усилий.
Я удивлена:
— Наших усилий?
Он поднимает бровь.
— Почему бы и нет?
Наклоняю голову, задумавшись.
— Нет, всё-таки лучше я покажу её принцессе.
Он смеется:
— А ты не находишь слишком утомительными разговоры с большинством людей. Вот ты скажешь мне только пару слов, и я уже готов находить потаённые смыслы. Я слишком ленив, да мне и не интересно искать новую красавицу для императора. Просто нравится говорить «наших» и «мы»… мы, мы, мы… не ты и я, а мы, мы…
— Хватит!
Он пропускает мои слова мимо ушей.
— Мы, мы…
Хватаю фрукт и засовываю ему в рот. Он совершенно не сердится, а начинает жевать с улыбкой.
Встаю со словами:
— У меня нет на тебя времени. Нужно заняться другими вещами.
Он тоже встает.
— Я откланиваюсь.
Бросаю на него косой взгляд и улыбаюсь.
— А разве кто-то не хотел увидеть таинственную красавицу?
Он не то улыбается, не то нет.
— Неужели ты находишь меня дамским угодником?
Он смотрит на меня горящими глазами.
Миг обдумываю ответ и качаю головой.
Он отвечает мне напоследок с усмешкой:
— Если бы я желал заслуг и славы, то разве использовал бы такие приёмы? Если я чего-то не понимаю, то не хочу об этом беспокоиться. Если находишь происходящее забавным, то вперёд. Только будь осторожна и не вмешивай близких в свои игры.
Произнеся это, он разворачивается на каблуках и, взметнув в воздух рукава своего одеяния, выходит из залы.


Хун-гу, Фан Жу, Цю Сян и все остальные собрались за столом в моей комнате, повесив нос. Стоит мне войти, как все встают и смотрят на меня в мрачной задумчивости. Нервно улыбаюсь.
— Вы чего? Всё нормально! Завтра солнце встанет как обычно.
Хун-гу взрывается:
— Ты ещё улыбаешься? Как мы будем выступать после того как разгневали принцессу?
— Да не волнуйтесь вы. Неужели кроме «Хуа Юэ Нун» мы не можем ничего показать? Тем более, после того как люди прознают, что принцессе пьеса очень понравилась, к нам устремятся все влиятельные лица столицы.
От этого известия лица окружающих освещает радость.
— Хочешь сказать, что принцесса не рассердилась? — недоверчиво переспрашивает Хун-гу.
Я сажусь на край циновки.
— Рассердилась? Тогда бы она закрыла нас с самого начала, а не стала бы выжидать момента.
Сидящая напротив Хун-гу наливает мне чай.
— Значит, мы можем выступать с пьесой и дальше?
— Нет, больше мы эту пьесу ставить не будем. Всё-таки она затрагивает личную жизнь ныне здравствующей принцессы и её супруга. Главная цель достигнута. Теперь вокруг нашего представления сложится легенда. Те, кто был на нашей пьесе, возрадуется, тот, кто не был, — огорчится. Не в силах сдержать любопытство, все начнут обсуждать наше заведение. Фан Жу и Цю Сян станут самыми желанными девушками столицы.
Хун-гу внимательно меня выслушивает и кивает.
— Даже без «Хуа Юэ Нун» люди будут приходить посмотреть на Фан Жу и Цю Сян. Не считая Ли Янь, какая ещё девушка в танцевальном квартале сможет посоперничать с нами?
— Тут принесли подарок госпоже, — неожиданна раздаётся голос служанки.
— Мне? — удивляюсь я.
— А кому ещё могут нести подарки? Ты умна, чтобы строить далекоидущие планы, но в некоторых вещах до забавного наивна, — посмеивается Хун-гу.
— Входи! — распоряжаюсь я.
Девушка заносит клетку, накрытую чёрной тканью. Мы с Хун-гу с поклоном принимаем подарок и опускаем клетку на пол.
— Похоже на клетку для птиц. Кто её оставил? — интересуется Хун-гу, сбрасывая чёрную ткань.
— Да, кто её оставил? — подхватываю я вопрос.
— Её принёс какой-то старичок. Он не назвал имени, но сказал, что как только вы увидите подарок, то всё поймёте, — отвечает служанка.
Я киваю и отпускаю девушку.
— Это пара прекрасных голубей! — восклицает Хун-гу. — Подарок конечно милый, но какой от птиц толк? Вот если бы нам прислали птичек из чистого золота.
Я подхожу к клетке и опускаюсь на корточки. Голуби действительно очень красивые: перья белы как снег, а глазки как крохотные рубины. Одна птичка спокойно дремлет на жёрдочке, а вторая внимательно меня изучает, склонив голову. Искренне радуясь подарку, я кричу служанкам принести мне просо.
— Так от кого это? — спрашивает Хун-гу.
Она долго ждёт ответа, но я сжимаю губы и качаю головой.
— Хватит улыбаться! Лучше придумай, что мы будем ставить дальше, — говорит мне Хун-гу напоследок, и все уходят.
Я ставлю клетку на стол и протягиваю голубям просо. Дремавший голубь тут же просыпается и крадёт еду у второго, который, кажется, совершенно не против, что его объедают.
— Наглый будет Сяо Тао, а скромняжка – Сяо Цянь⁵. Не думаю, что вы меня понимаете. Я умею разговаривать только с волками.

После ужина я спешу в поместье Ши. Не знаю только лезть ли мне через стены или меня пропустят через главные ворота. Пока я стою в раздумьях, открывается дверь и показывается Ши-бо.
— Юй-эр?
— Ши-бо, вы ещё не спите?
Он пропускает меня в дом.
— Цзю-е распорядился не запирать ворота для вас.
Я тут же его благодарю.
Ши-бо затворяет ворота.
— Ну же, идите к нему!
Я устремляюсь к Бамбуковому павильону.
Бамбуковые шторы подняты лишь наполовину. Не сбавляя скорости, я кружащим вихрем вбегаю в комнаты, не задевая шторы.
Цзю-е улыбается:
— Отличные навыки.
Что это за досада на душе, отчего я так нетерпелива? Однако на лице лишь слабая улыбка.
Сажусь рядом.
— Спасибо за голубей. Мне они очень понравились. А у них были имена? Просто я уже придумала им новые.
— Только номера. Так как ты их назвала?
— Хамоватого и озорного я назвала Сяо Тао, а нежного и скромного — Сяо Цянь.
Он улыбается.
— Значит, теперь я могу звать тебя Сяо Юй.
— Да! А вы станете Сяо Цзю.
Он улыбается и протягивает мне маленький свисток.
— Дрессировщик голубей сказал, что это самая талантливая пара, что у него была за все годы. Он никогда не показывал им своего лица, так что они не запомнили его как своего хозяина. Следующий месяц-два кормить их должна только ты одна. Как только они к тебе привыкнут, тебе больше не понадобится клетка.
Я внимательно изучаю бамбуковый свисток, на котором вырезана пара летящих голубей. Мастер даже предусмотрительно оставил небольшое отверстие на вещице, чтобы можно было без труда продеть верёвочку и носить свисток на шеи.
Старательно дую, но выходит лишь пронзительный визг.
Цзю-е смеётся.
— Это специальный свисток для голубей. Они распознают различные звуки, как разные команды. Голубей тренируют с помощью таких свистков с раннего детства.
— Вы меня научите?
— Раз я подарил тебе голубей, то как же не научить?
Он берёт другой свисток и дует. Я затыкаю уши, но выходит ясный и чёткий звук.
Звучит однообразно, но живо, словно деревенский ребёнок забавляется со свистулькой.
Закончив, Цзю-е показывает мне различные команды и просит повторить.
За окном приятный ветерок колеблет бамбук, в комнате учитель обучает ученицу — минуты смеха, смешанные с минутами сердитых наставлений.
Комнату наполняет аромат неизвестных цветов, кружа вокруг двух счастливых людей.
Сердце в смятении: оно то трепетно бьется, то счастливо замирает, то продолжает биться вновь, словно в непрерывном кружении нити шелкопряда.
Когда наши глаза встречаются, сказано всё и ничего.
Опьянение, словно от вина. Сердцу всё равно, оно лишь хочет сильнее раствориться в чувствах.

1. Любая сделка, личность или важное решение не могло быть подтверждено в Китае без соответствующих документов: своеобразных печатей, бирок или ярлыков. Иными словами, Ли Янь интересуется, не выкупила ли Юй еще дом.

2. Самый прославленный нефрит в Китае.

3. Император лишил титула свою законную супругу, императрицу Чао, чтобы возвысить фаворитку Вэй Цзы-фу. Вэй Цзы-фу — сестра великого генерала Вэй, мужа принцессы Пинъян (именно она более всего поучаствовала в свержение предыдущей императрицы). Таким образом Хо Цюйбин приходится племянником императору, императрице, принцессе и наследному принцу.

4. Период Вёсен и Осеней — период китайской истории с 722 по 481 год до н. э., соответствующий летописи Чуньцю («Вёсны и осени»), составителем которой считают Конфуция.

5. Сяо значит маленький. Тао – первый иероглиф из слова озорной, шаловливый, Цянь – из иероглифа скромный, уступчивый

*Глава, в которой раскрывается один из персонажей*



Верчу кисть в долгом раздумье, как прилетает Сяо Тао и садится прямо мне на руку. Пытаюсь смахнуть наглого голубя, но чернила всё равно попадают на рукав. Сяо Цянь тихонько приземляется на подоконник и бросает на Сяо Тао беспомощный взгляд, а затем сочувственно смотрит на меня.
Зло хватаю Сяо Тао за шею.
— Какое это по счёту платье? К-а-к-о-е по счёту?! Сегодня ты точно из белого голубя превратишься в чёрную ворону.
Хватаю кисть и тру больше чернил, чтобы покрасить Сяо Тао. Бедняга хлопает крыльями и отчаянно кворчет. Сяо Цянь не знает, как помочь, поэтому просто воркует пару раз и прячет голову под крыло, чтобы больше не лицезреть экзекуцию.
Сяо Тао понимает, что я разошлась не на шутку и кротко принимает свои мучения. Я выкрашиваю в чёрный большую часть его туловища и сердито отпускаю на волю. Однако стол после нашей возни остаётся в полном беспорядке.
С порога раздаются аплодисменты.
— Какое увлекательнее зрелище.
В дверях, прислонившись к косяку, стоит Хо Цюйбин.
— Издеваюсь? — огрызаюсь я. — Почему бы тебе не поинтересоваться, как ежедневно издевается он надо мной? Еда и одежда, он уничтожил всё.
Пока я жалуюсь, Сяо Тао расправляет крылья и трясёт туловищем, прежде чем взлететь. Я успеваю среагировать и отклоняюсь назад, но поздно: на лицо словно брызнуло тысяча капель.
— Сяо Тао! Ты у меня на жаркое пойдёшь!
Мои злобные крики сопровождаются смехом Хо Цюйбина. «Ворона» же, вылетев из окна, становится чёрным пятнышком в небе.
Я отворачиваюсь и вытираю лицо платком. Хо Цюйбин всё ещё смеётся позади.
— Поздно прятать личико — я уже всё видел.
— Убирайся! Кто сказал, что тебе можно входить в мою комнату?
Он выходит, и я уж было думаю, что насовсем, как со двора доносится плеск воды. Хо Цюйбин возвращается и протягивает мне чистый платок. Я молча его принимаю. Тщательно тру лицо и поворачиваюсь к Хо Цюйбину.
— Спасибо.
Он смотрит на меня и показывает на свои уши. Хватаю платок и тру уши. Затем Хо Цюйбин указывает на свой лоб, и я тру лоб, на нос, и я тру нос. Неожиданно замираю и щурю глаза. Плечи Хо Цюйбина трясутся в беззвучном смехе. Бросаю в него платок и говорю в сердцах:
— Из вас с Сяо Тао выйдет чудесная парочка.
Он спрашивает со смехом:
— Куда ты? Мы же ещё не поговорили по делу.
— Переодеться, — бросаю я на выходе из комнаты.
Когда я возвращаюсь в кабинет, Хо Цюйбин просматривает книги на полке. Он оборачивается, услышав, что я вошла.
— Госпожа Цзинь, мечтаете стать генералом?
Вырываю у него копию «Искусства войны» и возвращаю на полку.
— Трогать вещи без разрешения владельца очень невежливо.
— Я не благородный муж, а вы не добродетельная дева. Из нас выйдет чудесная парочка.
Собираюсь возразить, но во дворе показывается Ли Янь. Однако она тут же поворачивается уйти, увидев, что я не одна. Я тяну Хо Цюйбина за рукав и окликаю её.
Ли Янь входит в комнату. Хо Цюйбин смотрит на неё, но ничего не говорит. Я бросаю на него косой взгляд:
— Тебе дать платок, чтобы вытереть слюни?
Он продолжает пялиться на Ли Янь, но его губы изгибаются в самодовольную улыбку:
— Я умею себя контролировать, так что спасибо, но нет.
Ли Янь приветственно кланяется, но вопросительно смотрит на меня. Прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, Хо Цюйбин приказывает ледяным тоном:
— Сними вуаль.
Она же в ответ одаривает его ледяным взглядом, и я торопливо объясняю, кто этот заносчивый сластолюбец. Стоит имени нашего гостя слететь с моих уст, как у Ли Янь расширяются глаза от удивления, но она тут же поворачивается внимательно изучить Хо Цюйбина.
Я бы и хотела вывести Ли Янь из затруднительного положения, но не хочу вмешиваться, раз Хо Цюйбина что-то решил, поэтому спокойно стою в стороне.
Ли Янь кланяется Хо Цюйбиню и бросает на меня взгляд украдкой. Поняв, что я не собираюсь ничего предпринимать, она без лишних слов снимает вуаль. Хо Цюйбин бесцеремонно разглядывает Ли Янь и говорит:
— Ступай.
Она надевает вуаль, кланяется на прощание и уходит.
— Ну как, также прекрасна, как и императрица при первой встрече с императором?
Он слегка касается подбородка.
— Я не помню, как выглядела тётя в молодости, но должно быть также. Но важно не это. Редка не её красота, а умение различить момент, когда отступить, а когда бороться до последнего. Она сохраняет спокойствие и остаётся элегантной даже в невыгодной ситуации. Когда я груб с ней, она всё равно любезна и миролюбива, не показывает ни страха, ни гнева, ни волнения. У неё есть хребет. Более крепкий, чем у тебя!
Холодно фыркаю и не даю ответа.
— Так когда ты собираешь отправить её во дворец?
Качаю головой.
— Не знаю. Меня терзают сомнения. Если она не сможет мне дать приемлемый ответ, я не хочу ввязываться в её дела.
Он смеётся.
— Ты слишком долго думаешь. Будь осторожна, но не дай украсть свой козырь. Она необычайна, но мир огромен. Сначала императрица Чэнь Цзяо, затем Вэй, а потом может и она. Однако ты не можешь предугадать, что в Чанъане не сыщется второй такой же красавицы как она.
Усмехаюсь и спрашиваю:
— Ты сказал, что пришёл ко мне по важному делу. В чём же оно?
— Что связывает тебя с «Шифан»?
— Уже ничего.
— «Шифан» может и не так могущественна, как раньше, но по-прежнему занимает видное место в столице. Если ты теперь стала одиноким деревом, будь осторожна: когда дерево слишком разрастается, оно привлекает ветер.
— Поэтому я и хочу заполучить принцессу в союзники!
— Насколько большой ты хочешь построить свою торговую империю? Не меньше, чем у «Шифан»?
Задумываюсь и качаю головой.
— Не знаю. Поживём — увидим, как-то так.
— Глава Цзю из «Шифан» — интересный человек. Якобы его мать была подругой детства императора. Император даже брал его на руки, когда тот был совсем ещё крохой. Но теперь он отказывается появляться при дворце. Каждый раз отклоняет приглашение. Лишь несколько людей в Чанъане видело его воочию. Мне бы хотелось с ним познакомиться.
На сердце как-то неуютно, и я открываю рот, но затем закрываю, проглатывая всё, что хотела сказать. Перевожу взгляд на двор и не продолжаю разговора.

После ухода Хо Цюйбина я иду повидать Ли Янь. Вместо того чтобы ходить вокруг да около, лучше разок поговорить с ней по душам.
По пути я прохожу мимо покоев Фа Жу и Цю Сян. Из их покоев доносится трель флейты, так что я машинально останавливаюсь послушать. Цю Сян сейчас изучает игру на кунхоу¹, так что играет, должно быть, Фан Жу. Мы с ней начали учиться в одно время, но я до сих пор ужасно фальшивлю, а вот у Фан Жу уже неплохо получается.
Но неожиданно флейта смолкает. Я удивлённо наклоняю голову и продолжаю путь к покоям Ли Яньняня и Ли Янь.
Однако стоит мне сделать несколько шагов, как из комнаты Ли Яньняня доносится лютня. Мелодия спокойная и приятная, подобная журчанию ручья. Задерживаюсь на мгновение и продолжаю идти. Лютня замолкает и снова играет флейта. Перевожу взгляд между покоями, и тут до меня доходит. На лице расплывается широкая улыбка, а шаг становится легче.
Дверь в покои Ли Янь приоткрыта. Я стучусь и вхожу. Ли Янь собирается встать, но увидев, что это я, молча садится на место и смотрит на меня. Сажусь напротив неё.
— Ты чего так смотришь? Мы же только что виделись.
— Жду объяснений.
— Я хотела, чтобы Хо Цюйбин увидел, чтобы можешь сравниться с великими красавицами и императрицей Вэй.
У Ли Янь начинают дрожать ладони. Она прячет их в рукава платья и делает взгляд ледяным.
— Но на этом с объяснениями покончено. Если ты хочешь, чтобы я всеми силами помогла тебе войти во дворец, расскажи мне, кто ты. Я не люблю, когда меня обманывают и используют.
— Не понимаю, о чём ты.
Смеюсь:
— Я немного умею читать по ладони. Хочешь, погадаю?
Ли Янь спокойно протягивает мне ладонь.
— Большое количество линий свидетельствуют о сложном складе ума и изобретательности. Переплетённые тонкие линии указывают на хаос в сердце, разум не может решить, какой выбор сделать. Три основные линии глубокие и чёткие, но одна выступает вперёд, выдавая желание добиваться поставленной цели любой ценой. Две объединные линии указывают, что только один из твоих родителей ханец...
Она пытается выдернуть ладонь, но я продолжаю:
— Ты идёшь одиноким путём, вынашивая месть в сердце и желая высоко взлететь.
Ли Янь снова отдёргивает руку, и на этот раз я отпускаю.
— Чем я себя выдала?
— У тебя красивые глаза, вьющиеся от природы пышные ресницы, фарфоровая кожа и необычайная грация в танце.
— В этом нет ничего необычного. В Чанъане много учителей.
— Главное отличие в нашем отношении к природе. Равнина ханьцев плодородна, и они не представляют жизни в пустыне. Не ведают, как можно блуждать днями по бескрайним пескам и прийти в неописуемый восторг, увидев зелёный кустик, который к тому же может спасти жизнь умирающему путнику.
Но всё это все лишь мои догадки, построенные на том, что кочевник пустыни не погубит того, что равниннику и не нужно беречь. Но действительно ли ты идёшь одиноким путём, вынашивая месть в сердце и желая высоко взлететь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты догадалась, что я ставлю «Хуа Юэ Нун» с целью подружиться с принцессой и специально пришла сюда, а, значит, хочешь войти во дворец. Твой брат не похож на жадного типа, который продаст сестру императору ради денег. Дворец — ужасное место, где тысячи женщин борются за внимание императора, но ты явно не глупа, чтобы этого не понимать. Зачем целенаправленно идти туда? Ты не кажешься жадной до богатства. Остаётся один вариант — месть. Единственное, чего я не могу понять, так это того, зачем такой красивой и умной девушке, которая может прожить счастливую жизнь, стремиться в этот ад?
Я смотрю ей в глаза.
— Тебе шестнадцать, твоя красота только расцветает, но твои глаза уже холодны. Я расспросила о тебе у Ли Гуаньли. Он рассказал, что отец в душе тебе не чаял, всегда баловал и желал, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Старший брат тоже обожал свою сестрёнку. Мама же у вас часто молчала, но любила путешествия и своих сыновей. Но к тебе, как ни странно, была строга. Даже если ты ей не родная, нельзя сказать что твоё детство было несчастным. Откуда же в сердце родилась злость? Я долго думала, отчего ты можешь мстить, но так ничего и не придумала, поэтому пришла сюда сегодня, надеясь на твоё признание.
Ли Янь наклоняется голову набок и смеётся.
— А разве ты сама не полна загадок? Не думала о своих родителях? Разве ты ханька? Твоя кожа немного отлична от ханьской, глаза на свету коричневые, а ресницы недлинные и невьющиеся. Может, ты могла бы сойти за ханьку, но отличий слишком много, да и выросла ты в Западном крае.
Я киваю.
— Я долго и внимательно тебя рассматривала и решила, что ты могла родиться от союза ханьца и представителя северных народностей. Сама же я не знаю, к какому народу принадлежу, да и мне все равно. Я не знаю своих родителей и иногда люблю пофантазировать, чей бы дочерью могла быть. Но моя родина… Западная пустыня, и я её очень люблю.
У Ли Янь застывает очаровательная улыбка на губах.
— Я могу быть похожа на ханьку, да и выросла на Центральных равнинах, однако никогда не думаю о себе как о ханьке, так как мать запрещала, да и она сама никогда себя ханькой не считала.
Теряю дар речи:
— Твоя мать — ханька? Но… но… Ли Гуаньли говорил, что она всегда была строга к тебе. Я подумала, что ты ей не родная.
Ли Янь улыбается:
— Моя настоящая фамилия — Шаньшань.
Я вспоминаю, что это название мелькало, когда Цзю-е рассказывал мне о традициях и обычаях жителей Западного края.
— Так значит твой отец из Лоулань?
Ли Янь кивает и улыбается, но её улыбка переполнена столь сильной горечью, что мне становится невыносимо на сердце.
— Не улыбайся так.
Ли Янь тем не менее продолжает улыбаться.
— Ты знаешь царства Западного края?
Знаю ли я? Да мне всё детство рассказывали их историю. С лёгкой болью в сердце я слегка улыбаюсь и киваю.
В Западном крае тридцать шесть царств и народов: Лоулань, Усунь, Куча, Яньци, Юйми, Цемо, Сяовань, Жунлу, Ми, Цюйлэ, Пишань, Сие, Пули, Инай, Шачэ, Шулэ, Юйтоу, Вэньсу, Юйли, Гумо, Утаньцзыли, Дальнее Билу, Даньхуань, Пулэй, Дальнее Пулей, Западное Цеми, Восточное Цеми, Цзе, Хуху, Шань, Ближнее Цзюйши, Гуйцы, Чэши-Дуве, Дальнее Цзюйши.
Лоулань расположен на стратегически важной заставе Юймэнь. Ни сюнну, ни хань не могут напасть друг на друга, не пройдя через Лоулань. Лоуланьцы — кочевой народ и по обычаям ближе к сюнну, поэтому заключили союз именно с ними. Так сюнну остановили экспансию империи Хань на запад, контролируя торговлю. Однако нынешний император не желает мириться с долгой политикой обороны и налаживать дружественные отношения с сюнну, чтобы получить дорогу на запад. Он отправил гонцов во все царства, чтобы те любой ценой заключили дипломатические союзы, и Лоулань оказался в окружении.
Папа увлекательно рассказывал мне о блестящей политике ханьского императора, как ему удавалось подчинить себе царства одно за другим. Но от этих историй у папы всегда становился немного грустный взгляд. Покорение сюнну лишь вопрос времени. Позже Цзю-е тоже это подтвердил, за одним только исключением, что не описывал величия империи.
Ханьские купцы, направляющие в западные края, и войска, желающие напасть на сюнну, прозвали земли Лоулань пустыней белого дракона, так как из-за многочисленных бурь ветер постоянно взметает в воздух песок, и тот своими очертаниями напоминает силуэт дракона. Край этот очень изменчив, и путнику в нём легко заблудиться, поэтому император приказал, чтобы лоуланьцы предоставляли ханьцам провожатого при переходе через пустыню, а также делились водой и едой. Однако ханьцы часто плохо обращались с провожатыми, и царь Лоуланя отказался исполнять приказ императора. Император пришёл в ярость и послал убийц, чтобы те расправиться с царём.
Зажатое между империями хань и сюнну несчастное Лоулань в равной степени страдало и от гнева императора Хань, и от гнева шаньюй сюнну. Чтобы хоть как-то сохранить мир в стране, царю приходилось отправлять своих сыновей в заложники обеим сторонам. Все другие царства, оказавшиеся в таком положении, тоже старались выжить и гибли при малейшей неосторожности. Причём ценой ошибки становилось полное истребление народа.
Вот что рассказал мне Цзю-е. Он тоже восхищался огромным талантом и планами ханьского императора, но в его глазах было больше скорби и жалости к западным народам.
Я смотрю в глаза Ли Янь и спрашиваю:
— Чего ты хочешь добиться? Ты может и вторая Бао-сы, но нынешний император не Ю-ван Чжоу².
— Я понимаю, но с самого моего рождения во мне живёт мамина ненависть ко всему ханьскому. Её хозяин, а также мой отец, был лоуланьцем, который однажды отказался от необоснованных требований послов Хань. Посол в ярости избил моего отца плетью, а затем запытал до смерти. Маме удалось сбежать, но в то время она уже носила меня под сердцем. Она встретила странствующего музыканта и вышла за него замуж, став его второй женой и матерью его сыновей. Когда я была маленькой, мама привела меня в пустыню белого дракона, на то самое место, где моего отца выпороли плетью и живьём закопали в песок, чтобы я засвидетельствовала своё почтение.
Мама ни дня не забывала, как беспощадно ханьцы убили моего отца, как он медленно умирал под лучами палящего солнца. Красивый юноша усох до мумии размером с ребёнка. Мама описывала эту сцену так ярко, что я, казалось, запечатлела её собственными глазами. После я каждую ночь просыпалась в слезах от кошмаров. Мама лишь смеялась и говорила, что это ненависть отца. Каждый год она отводила меня на место его казни и наказывала не забывать о его судьбе.
Глаза Ли Янь наполняются слезами, но она всё равно продолжает улыбаться.
— Не надо, не улыбайся.
— Мама запрещала мне плакать. Ни при каких обстоятельствах. Она говорила, что слёзы меня не спасут.
Ли Янь задирает лицо, продолжая улыбаться.
— А Ли Яньнянь знает твою историю?
— Гуаньли помнит времена, когда мама вышла за отца, но ничего не знает, и так как мама восполнила чувство вины к отцу безразмерной любовью к Гуаньли, он привык думать о ней как о родной. Яньнянь тоже знает, что я им сводная сестра, но никогда ни о чём матушку не расспрашивал.
Ли Янь опускает голову, и в её глазах уже нет слёз.
Я медленно вышагиваю по комнате, не зная, что делать. Небеса обошлись несправедливо с нами обеими, но мой папа желал мне только счастья, в то время как мама Ли Янь хотела лишь мести.
На улице лютня и флейта до сих пор делятся друг с другом скрытой радостью. Солнце садится, ласточки возвращаются в гнёзда. Как же легко и изящно скользят они в небесной синеве и сколько веселья в их звоном «вить-вить».
Я прислоняться к окну и любуюсь небом.
— Ли Янь, самое умное, что я могу предложить, так это всё забыть. Твоя мать — это твоя мать, она не может заставить тебя отомстить за неё. Она не была хорошей матерью, раз использовала свою боль, чтобы мучить тебя. Если твой отец был хорошим человеком, достойным женской любви, он хотел, чтобы ты не растрачивала свою жизнь на ненависть. Если ты выберешь месть, то твоя жизнь закончится, так и не начавшись. Твоя цель — ханьский император, а значит и вся империя Хань. Цена твоей мести — вся твоя жизнь. Ты никогда не обретёшь счастье.
— Закончится, так и не начавшись?
Ли Янь замолкает, а затем говорит нежным, но твёрдым голосом:
— Спасибо, но, Цзинь, дело не только в мести. Я также дочь Лоулань, я люблю эту страну.
Ли Янь подходит ко мне и тоже выглядывает в окно.
— Эти земли не похожи на ханьские пейзажи, но они по-своему очаровательны.
Я согласно киваю.
— Цзинь, я очень горжусь своим происхождением. И пусть на закате мы смотрим не на пары ласточек, а на стада овец. И пусть у нас нет ханьского богатств, но есть река Кунцюехэ и песни у костра. И ханьского церемониала у нас тоже нет, зато есть искренний смех и крепкие объятия.
У нас нет тёплого дома, но мы видим, как небо обнимает землю. У нас нет широких улиц, но мы можем поскакать на лошадях в любое время.
Мир так огромен. Нам нужен лишь клочок земли, где можем пасти овец и петь песни. Так почему Хань не оставит нас в покое?
— Ли Янь, ты читала труд «Дао дэ цзин»? Всё сущее когда-нибудь исчезнет, в этом мире нет ничего постоянного. В один прекрасный день не будет ни Хань, ни Лоулань. Они погибнут, как погибли государства Инь, Шань и Чжоу.
— Я не буду оспаривать с тобой эти принципы. Но позволь спросить. Если кто-то убьёт молодого человека, ты же не скажешь: «если бы он не умер в сорок, так погиб бы в пятьдесят, если не в пятьдесят, так в шестьдесят. Мы все смертны, так какая разница убьют тебя сейчас или завтра».
— Чжуан-цзы³, хоть и уважая мудрецов прежних эпох, говорил: «Разве не приходилось тебе видеть богомола? Яростно стучит он лапками перед приближающейся повозкой, не ведая о том, что не выдержать ему тяжести колёс». Человек должен отбросить свои желания и действовать согласно обстановке.
— Я уважаю лишь богомола, который встанет под колёса тележки, не ведая страха. Лоулань находится на маленьком клочке пустыни и не может сравниться территорией и богатством с Хань. Если нам суждено погибнуть под колёсами тележки, как тому богомолу, мы можем лишь обратить на неё свой гнев.
Я поворачиваюсь к Ли Янь и вижу сталь в её глазах.
— Я уважаю тебя, — медленно отвечаю я.
— Мне нужна твоя помощь.
— Ты сможешь попасть во дворец и без моей помощи. Ты рискнула и предстала перед принцессой. Она не могла не заметить твоей красоты.
— Но ведь заинтересовалась-то она тобой, а не мной? К тому же я верю, что ты обеспечишь мне лучшее появление при дворе.
Я немного молчу и решаюсь ответить:
— Я постараюсь тебе помочь, но для этого мне нужно знать, что ты задумала. Если ты замыслила убить императора, то, не говоря об успехе и возможностей, нужно спросить чего ты этим добьёшься? Императрица Вэй, хозяйка гарема, уже родила государю сына, главнокомандующий Вэй командует многочисленной армией, является начальником дворцовой охраны и имеет троих сыновей. В роду Вэй аж четыре хоу⁴, к тому же мужья её сестёр, Гунсунь Хэ и Чэнь Чжан, высокие сановники при дворе. На смену прежнему императору придёт новый император, тебе никак не разорвать этот круг. К тому же если ты попытаешься убить императора, вместе с твоим трупом похоронят меня, твоих братьев и в придачу всех девушек в этом доме.
Ли Янь сладко смеётся:
— Я не знаю боевых искусств, да и этот путь слишком глуп. Он ничего не даст в долгосрочной перспективе. Но почему ты хочешь мне помочь?
Стоит мне задуматься, как в голову приходит образ Цзю-е, но в конце концов я просто пожимаю плечами:
— Наверное, от любопытства. Я не занимаю ни одной стороны, так что могу встать на любую.
Ли Янь принимает это за согласие помочь, и её глаза снова наворачиваются слёзы. Она берёт меня за руку, и мы долго стоим в тишине.
— Знаешь, я никогда ни с кем не делилась своими мыслями, но теперь мне так легко на сердце.
Я смотрю на комнату Ли Яньняня и интересуесь:
— Не поделишься, чего твой старший брат забавляется с Фан Жу?
Ли Янь прислушивается к игре брата с кокетливой улыбкой. Её очарование настолько безгранично, что я не могу отвести глаз.
— Это всё ты виновата. Попросила сочинить новые мелодии и обучать девушек. Вот теперь он учит Фан Жу скрытому смыслу музыки.
Потеряв дар речи, я поворачиваю к Ли Янь:
— Пойду ужинать.
Ли Янь выходит за мной из комнаты и подкрадывается к покоям брата. Она машет мне подойти, но я мотаю головой. Я с удовольствием слушаю игру Ли Яньняня и с улыбкой выхожу во двор.

У Хун-гу уже давным-давно всё накрыто на стол.
— Ты где пропадала? — спрашивает она. — Я уж думала оставить тебе одни объедки.
Мою руки и извиняюсь:
— Я задержалась у Ли Янь.
Хун-гу словно что-то вспоминает и достаёт шёлковый платок:
— Как раз хотела поговорить по её поводу.
Забираю у неё платок и внимательно рассматриваю. Изначально он был ярко сине-зелёного цвета, но за несколько лет его столько раз стирали и трепали в руках, что он весь выцвел. Обычно на платках, которые продают в больших городах, вышивают цветы да листья, но этот платок необычен: на первый взгляд кажется, что на нём изображен вьюн по краю, но на самом деле это затейливый иероглиф «Ли». Вьюн похож на «шёлковую повилику» и выполнен изящными очаровательными стёжками, но если присмотреться они больше напомнят острия сверкающих кинжалов.
Я недоуменно смотрю на Хун-гу, и та начинает объяснять:
— Этот платок случайно подобрал во дворе третий господин Ли и захотел выяснить кто его владелица. У нас много девушек с фамилией Ли, но что-то мне подсказывает, что это платок Ли Янь. Я понятию не имею какие планы ты строишь в отношении Ли Янь, поэтому сказала господину, что схожу разузнаю.
Верчу платок, но молчу.
— Третий господин Ли — сын генерала Ли Гуан⁵, — продолжает Хун-гу, — представителя одного из девяти цинов, а его дядя лехоу⁶ Ли Цай — один из трёх гунов⁷. Несмотря на своё высокое положение, он нисколечко ни высокомерен в отличие от молодого господина Хо. А ещё он лучше всех в боевом искусстве и знании литературы. С началом войны в Западном крае его ждёт блестящее будущее. Он только увидел вышитое «Ли» на платке, а уже влюбился. Боюсь, стоит ему улицезреть её прекрасный лик и изящные манеры, как он продаст свою душу. Прекрасная партия для Ли Янь. — Хун-гу смеётся и качает головой. — Второй такой красавицы как Ли Янь во всём мире не сыскать. Неудивительно, что все мужчины у её ног. Кто же сможет сопротивляться таким чарам?
Изначально я хотела отдать платок Ли Янь, но передумываю и прячу его у себя на поясе.
— Просто найди какую-нибудь девицу с фамилией Ли, дай господину взглянуть на неё и скажи, что этот платок принадлежит ей, — говорю я и приступаю к трапезе.
Хун-гу видит, что я преспокойненько ем, и тяжело вздыхает, качая головой.
— Я совершенно не пойму, что вы затеваете. Ты вроде бы хочешь прославить Ли Янь на всю столицу, но ничего для этого не делаешь. И если уж третий господин Ли не достаточно хорош для неё, то я уж не знаю кого ещё ей искать.
Хун-гу подцепляет палочками кусочек овощей и тут в шоке поднимает на меня глаза. Я киваю ей и возвращаюсь к прерванной трапезе.
Хун-гу так замирает с палочками у рта и бормочет себе под нос:
— Вы же... вы же не...


Обсудив после ужина с Хун-гу все деловые вопросы, я возвращаюсь в свои покои.
Уже поздно, а Сяо Тао и Сяо Цянь до сих пор не вернулись. Я уж теряю всякое терпение, как на подоконник приземляется Сяо Цянь. Подзываю его, и голубь садится мне на руку. К его лапке с помощью лозы привязан кусочек ткани из тонкого шёлка.
Улыбаюсь и беру ткань, на которой выведены крохотные иероглифы.
Что с Сяо Тао? Почему он весь чёрный? Поссорились вы, а безвинно пострадал я. Сяо Тао сел прямо на моё белое платье, и хотя чернила наполовину высохли, всё равно остались пятна. Наряд едва ли можно отстирать.
Слышал, вчера у тебя разболелось горло? Ты кипятишь воду с травами, которые я тебе прописал?
Достаю заранее приготовленный отрез ткани и берусь за кисть:
Не смейте его баловать, он меня теперь совсем не боится. Стоит ему хоть немного набедокурить, как он улетает к вам. Горло уже намного лучше. Коптис горчит, поэтому второй раз я добавила его совсем немного.
Довольная, привязываю ответ к лапке Сяо Цянь и отпускаю его в небо.
Провожаю взглядом белую точку в потемневшем небе и опускаю глаза на керамический сосуд. На водной поверхности плавает жимолость⁸. Золотисто-серебряные цветочки чудесны в свете фонаря.
Выпиваю воды и достаю ещё кусок ткани.
В одной из книг я вычитала, что жимолость первоначально называлась цветком влюблённых. Бутоны первого цветения белые, но затем желтеют, создавая необычайный контраст, поэтому название цветка стали записывать как золотисто-серебряный цветок. Однако стебли жимолости всегда переплетены друг с другом, поэтому-то его цветы и символизирует неразлучный союз мужчины и женщины, откуда и пошло первоначальное название.
Сегодня я решила помочь Ли Янь войти во дворец. Она всё решила, и её невозможно остановить. К тому же она призналась мне в своём прошлом, так что, боюсь, я не могу от неё отвернуться. Пока я уверена в твоём, Цзю-е, положении и намерениях, почему бы мне не помочь Ли Янь. Возможно, наши с ней цели совпадают, а может и нет, но до сегодняшнего захода солнца мы не давали друг другу никаких обещаний. Не знаю, правильно я поступаю, мои чувства к Ли Янь сложны. Это некоторая доля восхищения и жалости. И, возможно, отвращение к себе. Словно кто-то мне говорит, что она сильнее меня.
С ноющей болью в сердце я откладываю кисть и достаю маленькую бамбуковую шкатулочку. Перекладываю все записи, пока не добираюсь до нижней. По велению сердца я решила записывать все свои счастливые мгновения, кто же мог подумать, что их накопится так много.
Возвращается Сяо Цянь с новым письмом. Спешно убираю бамбуковую шкатулочку в шкафчик и развязываю с лапки послание.
Добавляй в воду для питья две щепотки коптиса, две с половиной не сушенной гардении, две с половиной жимолости, половину не сушенной солодки и кипяти на малом огне. Коптиса я и так прописал самую малость, поэтому больше убирать нельзя. Мёд поможет избавиться от горечи.
Сяо Тао не хочет к тебе возвращаться, а Сяо Цянь, скорее всего, вернётся провести ночь с подругой.
Не засиживайся допоздна.
Легонько бью Сяо Цянь пальчиком по макушке:
— Беспозвоночное ты существо.
Он наклоняет голову набок, и я машу ему:
— Ладно уж, лети к своей драгоценной жёнушке!
Голубь взлетает в небо.


Встаю на колени и преклоняю голову перед принцессой Пинъян.
— Зачем ты искала со мной встречи? – спрашивает принцесса, указывая мне подняться.
— Я пришла просить наставления, — говорю я и тут же замолкаю, опустив голову.
Принцесса пригубливает пиалу с чаем и махает служанке уйти.
— Ну же!
— Есть девушка прекраснее, умнее и намного искуснее меня в танцах и игре на музыкальных инструментах, — с поклоном отвечаю я.
Принцесса смеётся:
— Ты ныне владеешь четырьмя танцевальными домами, но хвалишь другую. Должно быть, она необычайная девушка.
— Это младшая сестра музыканта Ли Яньняня; вы могли насладиться его чудесной игрой на цитре во время представления. И хоть сестра не так искусно играет на музыкальных инструментах, как брат, у неё выходит необычайное звучание.
— Ей понадобится шесть, семь десятых доли его таланта, чтобы удержаться в Чанъане.
— Боюсь, у неё восемь десятых.
Принцесса опускает голову в глубокой задумчивости и говорит:
— Можешь привести её во дворец.
Я опускаю руки на пол и отвешиваю земной поклон:
— Простолюдинка молит принцессу дать ей ещё немножко времени. Ей нужно отполировать нефрит до идеальной формы.
— Ты пришла так рано, чтобы рассказать мне об этом?
— Искусство войны учит: кто — ещё до сражения — побеждает предварительным расчётом, у того шансов много; кто — ещё до сражения — не побеждает расчётом, у того шансов мало. У кого шансов много — побеждает; у кого шансов мало — не побеждает⁹. Простая девушка лишь может приготовить клинок, но план битвы всецело в руках принцессы.
— Ты говоришь в лоб, похоже на Хо Цюйбина.
— Принцесса мудра и проницательна. Простой девушке не стоит ходить вокруг да около и что-либо утаивать, иначе это породит лишь презрение.
Принцесса спокойно размышляет в тишине и отвечает:
— Слышала, что выкупить танцевальные дома, ты заняла половину суммы у самих девушек. Согласно долговой расписке ты должна вернуть всю сумму в течение года с дополнительной долей в размере одной пятой, либо же через два года с долей в половину суммы.
— Да. Простой девушке не найти столько денег разом, но и возможности она не хочет терять, так что ей остаётся только одно средство спасения.
— Твой последний «отчаянный» ход был чудесен. «Ло Юй» богатеет на глазах, и девушки в танцевальном квартале теперь хотят выступать у тебя. Деньги текут в твои руки точно песок, все хотят стать твоими союзниками. Это уже половина успеха. Ступай. Посмотрим, что ты будешь делать, но я знаю, ты меня не разочаруешь. Жду с нетерпением встречи с твоим прекрасным нефритом.

1. Кунхоу – древний китайский щипковый музыкальный инструмент с 5 – 25 струнами. В древности существовало 2 вида кунхоу – вертикальный и горизонтальный. Современный кунхоу изготовлен на основе древнего вертикального кунхоу, по форме он напоминает европейскую арфу.




2. Легенда о Бао-сы упомянута в сноске к 3-й главе среди красавиц, которые положили конец правлению династий.

3. Чжуан-цзы, также Чжуан Чжоу — знаменитый китайский философ предположительно IV века до н. э. эпохи Сражающихся царств. В основном философия Чжуан-цзы является скептической и рассматривает жизнь ограниченной, а знание безграничным. Чжуан-цзы же считал, что преследовать безграничное, имея только ограниченное, глупо.

4. Хоу — наследственный титул знати в древнем Китае. С династии Хань право наследования титула было отменено. Приблизительно соответствует европейскому титулу «маркиз».

5. Реальное историческое лицо, знаменитый полководец своей эпохи.

6. Лехоу – княжеский титул второй степени.

7. Три гунна (саньгун) — высшие чины имперской администрации: первый советник — сян (чэнсян), главнокомандующий войсками — тинвэй и старший цензор — юйшидафу. Девять цинов(цзюцин) стояли на ступень ниже гунов, каждый из них ведал определенной отраслью государственного управления.

8. В романе идет речь о жимолости японской. В китайском название этого растения дословно пишется как золотисто-серебряный цветок.


9. Глава 1 строка 9 из Сунь-цзы «Искусство войны».

Главные осты по "Балладе":

Опенинг:




Песнь о сединах:



Эндинг:

Историческая минутка.

"Плач о сединах".

Упомянутая в "Балладе" песня "Плач о сединах" играет в повествовании немаленькую смысловую роль, но первоначально все что мне удалось найти, так это перевод стихотворения на украинском (его нам перевела на русский Ангел).

Но после долгих поисков мне удалось найти 2 (!!) художественных перевода "Плача". Мой низкий поклон, что есть люди, которые так красиво переводят стихи

Эти переводы вместе с историей создания стихотворения приведены ниже:

Однажды поэт Сыма Сянжу попал на пир к местному богачу, у которого была рано овдовевшая дочь Чжо Вэньцзюнь. Юная красота этой затворницы, при случайной встрече, вдохновила поэта, и он стал импровизировать, аккомпанируя себе на цине, вложив в песню свое чувство к ней. От этой песни пошел жанр тяо-цинь, сходный по значению с испанской серенадой.
Изысканная внешность, манеры придворного, его песня очаровали Чжо Вэньцзюнь, и она бежала с поэтом из отцовского дома. А отец Чжо Вэньцзюнь в гневе пообещал убить ее и «не дать ей ни гроша».
Жизнь «в четырех голых стенах» в родном доме Сыма Сянжу заставила Чжо Вэньцзюнь пойти на хитрость. Супруги вернулись в Линьцюн, продали коня и колесницу Сыма Сянжу и открыли на эти деньги кабачок. Чжо Вэньцзюнь стала хозяйничать у жаровни, а Сыма Сянжу в одной набедренной повязке, словно раб, мыть посуду. От такого позора отец Чжо Вэньцзюнь не смел «показаться на улицу» и, в конце концов, дал дочери в приданое «сто рабов и миллион монет», а когда Сыма Сянжу стал сановником, «выделил ей в наследство долю, равную с сыновьями».
Уже стариком Сыма Сянжу захотел взять себе наложницу и, как полагалось, сообщил об этом своей первой жене. По обычаю, Чжо Вэньцзюнь не имела права возражать против новой женитьбы мужа. Однако она это сделала, презрев все устои, как свидетельствовала сложенная ею, но принимаемая некоторыми китайскими комментаторами за народную, песню «Плач о сединах».
Чжо Вэньцзюнь напоминала мужу, что выбрали они друг друга сами, не через сватов, и поэтому должны вместе пройти всю жизнь. Она объявляла изменой желание Сыма Сянжу ввести в семью еще одну жену. Мириться с соперницей она не намерена и, введя сравнение с рекой, показала: их пути разойдутся так же, как поток делится на два рукава. И такова была сила этой песни, гласило предание, что Сыма Сянжу отказался от второго брака.
Песня прозвучала как осуждение многоженства, запрещения второго замужества вдов, обычая заключать брак через сватов (до свадьбы супруги даже не имели права видеть друг друга) и как требование права для женщины решать самой вопрос о своем личном счастье. Эта песня сыграла значительную роль и в дальнейшем. Ведя полемику вокруг выдвинутых в ней проблем, целый ряд поэтов средних веков и эпохи Возрождения создавал стихотворения «против «Плача о сединах» и «за» него.


1 вариант. Перевод А. Родсета

Кипельно-бел этот снег на вершине горы,
Ярко сверкает, как тучи пронзает луна.
Слышала, выбрал другую в любимые ты —
Разве расстаться иная причина нужна?

День наш последний отметим с тобою вином,
А на рассвете меж нами проляжет вода.
Разной дорогой разъедемся мы надо рвом,
Как на восток и на запад стремится волна.

Горечью горечь! За горечью — горечи вновь!
Разве мы замуж выходим слезу проливать?
Может, хоть кто-нибудь встретил такую любовь,
Чтобы дожить до седин, а чужими не стать?

Кто-то, как прут из бамбука, — лишь тронь, и согнешь.
Кто-то, как рыбины хвост, — все виляет-скользит.
Муж благородный своим постоянством хорош.
Мерою денег не мерит он чувства свои.

2 вариант. Перевод С. Торопцева.

Словно в облачке луна – светла,
Словно шапка снежная – бела…
Раз вы тайной мыслью смущены,
Значит, разлучиться мы должны.
В брачных чашах есть еще вино,
Но уйти от вас мне суждено.
Я пойду, куда ведет поток,
Уносящий воды на восток.
Стынет сердце, стынет, как мороз.
Шла я замуж без обрядных слез
И мечтала, что одной душой
Доживем до головы седой.

"
Люди, какое сделать художественное оформление к "Балладе"?

So-chan пишет:
Спасибо за замечательные стихи и экскурс в историю их создания!

So-chan пишет:
Бесподобно!!! Красота неимоверная!!!

Добрый вечер!!!! Большое Вам спасибо за долгожданный перевод Очень-очень буду ждать продолжения!!!!

Спасибо, что ждете. А то я уже боялась, что в эту тему никто не заглянет.
Постараюсь отправить 8-ую главу редактору в конце недели (2 дня и 2 вечера на нее потрачено, а она все не заканчивается )

Спасибо большое за продолжение!!!
Жаль песенки не могу послушать( но когда-то дойду и до них.
Насчет оформления даже не знаю бегущий волк? ничего кроме волка в голову не идет.

*Глава, в которой пришлось изучать даоские эротические трактаты принцесса встречается с "прекрасным нефритом", запускается цепь дворцовых интриг, а Юй сталкивается со своим прошлым*


На дворе гром и слякоть, так что мы все сидим дома.
Я смотрю на Ли Янь.
— Я уже встретилась с принцессой, поэтому мне необходимо, чтобы ты сделала всё, о чём я прошу, в кратчайшие сроки.
Она кивает. Я указываю левой рукой на книжную полку:
— Вот «Искусство войны», в ней семь тысяч четыреста семьдесят шесть иероглифов. Она делится на следующие главы: предварительные расчёты, ведение войны, стратегическое нападение, форма, мощь, полнота и пустота, борьба на войне, девять изменений, поход, формы местности, девять местностей, огневое нападение, использование шпионов. Полное собрание на тринадцати дощечках. Я хочу, чтобы ты их тщательно выучила. Как только войдёшь в гарем, тебе придётся соперничать с императрицей и другими наложницами. И пусть в той войне нет дыма и пепла, кровь там проливают не меньше, чем на настоящем поле брани. Император взошёл на престол в шестнадцать лет, сейчас ему тридцать шесть. Он в самом расцвете сил, должно быть, прекрасен в бою и в словесных дуэлях. Такой мужчина может руководствоваться как холодным разумом, так и горячим сердцем. Матушка императора, до того как стала императрицей, уже была замужем и родила дочь своему первому мужу из семейства Чжи, о чём впоследствии никому не смела признаваться. Однако император прослышал, что у него есть сестра. Он лично разыскал её и одарил титулом, хотя двор был против такого решения.
Ли Янь изучает все дощечки на книжной полке и после долгого молчания медленно, но уверенно кивает.
— Император — мой единственный союзник и враг, ведь отношения между мужчиной и женщиной — это тоже война. Но я никогда не знала мужчину. Если я первой потеряю сердце в этом битве, то проиграю?
Я тихонько вздыхаю и указываю на книжную полку по правую сторону от себя:
— Это «Трактат Жёлтого Императора о внутреннем», «Избранное от Белой девы», «Десять вопросов», «О едининении инь-янь», «Речи о высшем Пути Поднебесной».
Ли Янь удивляется:
— «Трактат Жёлтого Императора о внутреннем» — это вроде бы учебник для лекарей, а об остальном я даже не слышала. Мне придётся изучать медицину?
— Красота не вечна. Нам не в силах остановить старость, но мы можем замедлить увядание. «Трактат Жёлтого Императора о внутреннем» в подробностях описывает изменения женского начала, так что тебе стоит руководствоваться его принципами. Но важнее всего…
Прочищаю горло и опускаю взгляд на письменный стол:
— Остальные книги… они, в общем… об…
Молчащая до этого Хун-гу заканчивает за меня:
— Они об искусстве любовных утех, соитию с инь.
Мы с Ли Янь заливаемся краской.
— Юй, ты читала подобные книги? — шепчет мне на ухо Ли Янь.
— Н-нет, — заикаюсь я.
Об одной мысли о подобном сердце готово выскочить из груди. К тому же такие трактаты очень редки, на рынке их не купишь. Сама Хун-гу слышала о них, но в руках никогда не держала, копию можно найти только во дворце с его огромной библиотекой. Выбора не было, мне пришлось просить Хо Цюйбина. — Прости за беспокойство, но помоги мне раздобыть несколько книг, — пищу я, потупив взгляд на циновку.
Хо Цюбин, облокотившись на подушки, равнодушно спрашивает:
— Каких? Очередных трактатов по воинскому искусству?
Опускаю голову ещё ниже и тихо отвечаю:
— Нет.
— Что с тобой сегодня? — недоумевает Хо Цюйбин. — Что-то случилось, раз ты не можешь объяснить мне всё без запинок и бормотаний?
Делаю глубокий вдох и шепчу:
— Мне нужен трактат об этом... между мужчиной и женщиной.
— Что?!
Хо Цюйбин резко выпрямляется и пялится на меня. Опускаю голову ещё ниже, не смея ни глаз поднять, ни звука издать. Шея горит, а лицо, должно быть, красное как мак.
Хо Цюйбин улыбается:
— Что? Что тебе нужно? Я не понимаю, что ты говоришь. Скажи ясно.
Вскакиваю уйти.
— Забудь!
Он хватает меня за рукав и улыбается:
— Ты для себя или кого-то другого?
Не смею обернуться и посмотреть на него.
— Второе.
Он смеётся:
— Боюсь, такие книги есть только во дворце, да и то в одном экземпляре. Я попрошу сделать копию и доставить тебе через несколько дней. Только ты сама тоже почитай — пригодится. А если чего-то не поймёшь, я могу…
Прежде чем он успевает договорить, я выдёргиваю рукав и убегаю. Мы с Ли Янь сидим, набрав в рот воды, а Хун-гу нас дразнит:
— Чтобы обе, да засмущались? Обычно умными планами делитесь, а сегодня притихли. Ли Янь, это только начало, ещё много чего нужно сделать.
— Я всё прочту, — произносит Ли Янь тоненьким голосочком. — Спасибо вам за хлопоты.
Хун-гу смеётся и кивает:
— Я заплатила девушкам из борделя, они лично научат тебя искусству соблазнения. В классе, где будут проходить занятия, распорядилась поставить ширму, чтобы девушки не узнали, кого именно обучают, а ты смогла спокойно изучить своё тело. Ты должна преодолеть свою робость.
Ли Янь становится совершенно красной, но кивает.
Хун-гу переводит взгляд с Ли Янь на меня и смеётся как лисица-плутовка:
— Видели бы вы только свои лица! Юй, тебе тоже стоит сходить с Ли Янь на занятия. Пригодится.
Я прожигаю Хун-гу взглядом, но та лишь продолжает смеяться.
— Чего? Или тебе мужчины не нравятся? Быть такого не может…
Я понимаю, что Хун-гу просто дразниться, но стесняюсь обсуждать с ней подобные вопросы, поэтому быстро перевожу тему:
— Хун-гу, мне нужно поговорить с Ли Янь наедине.
Хун-гу покидает нас, продолжая смеяться.
Я же тем временем достаю бронзовое зеркало и ставлю перед Ли Янь.
— Матушка обучила тебя танцам и изящным манерам, но не научила следить за выражением глаз. Ими ты можешь кокетничать, скрывать затаённую обиду, злиться или даже грустить, но никто не должен увидеть твой ледяной взгляд и уж тем более взгляд, полный ненависти, иначе тебе никогда не обмануть императора. Походи по селениям, загляни в глаза шестнадцатилетних девушек, изучи их и постарайся сделать такой же взгляд. Сама же я необычная девушка и ничем не могу помочь тебе в этом вопросе. Придётся стараться самой.
— Я сделаю это, — соглашается со мной Ли Янь, обдумав мои слова.
— Твоя мама не разрешала тебе плакать, но с сегодняшнего дня я хочу, чтобы ты постоянно плакала. Ты должна уметь расплакаться в любой момент. Однако ты должна научиться не просто лить воду, а плакать красиво и изящно, словно дождь, осыпающий цветы груши, словно роса, лёгшая на яблоню. Говорят, что когда император впервые привёл Вэй Цзы-фу во дворец, тогдашняя императрица Чен не простила появление соперницы, поэтому у императора не осталось выбора, кроме как не встречаться с Вэй Цзы-фу в течение года. Когда же он наконец снова увидел её, то Вэй Цзы-фу встала на колени и заплакала, умоляя императора отпустить её из дворца. Сегодня мы знаем конец этой истории. Слёзы и смех — твоё оружие. Ты должна владеть им в совершенстве.
Ли Янь тяжело вздыхает, но кивает.
Я думаю, ничего ли мы не упустили.
— Это самое сложное, остальное будет легче. Теперь каждый день мы будем рассказывать друг другу всё, что знаем о жизни императора, даже если это давно известные слухи. Мы изучим его действия с точки зрения военной стратегии, и так лучше поймём его характер.
Выслушав всё это, Ли Янь встаёт, разглаживает юбку и кланяется мне самым почтительным поклоном. Я хочу помочь ей подняться, но она хватает меня за руку и говорит:
— Пожалуйста, прими этот поклон. В будущем это тебе придётся мне кланяться, поэтому только сегодня я могу выразить всю глубину своей благодарности.
Я убираю руку и принимаю её поклон. Наконец-то доставили семена жимолости, и я попросила садовника посадить их в новом саду. К следующей весне они зацветут. Вот бы полюбоваться на их цветение вместе. Может, мне посадить их и в твоём поместье? Ты так хорошо ко мне относишься: отвечаешь на все мои вопросы и выполняешь все просьбы, даже если они не связаны с «Шифан». Но какое место я занимаю в твоём сердце? Иногда мне кажется, что мы становимся всё ближе и ближе, но стоит мне протянуть руку, как ты неожиданно отстраняешься. Почему?..
Перестаю писать и задумываюсь. Вот именно. Почему? Почему я должна догадываться о его чувствах? Складываю все записи в бамбуковую шкатулку и выхожу из спальни.
В комнате Ли Янь всё ещё горит свет, и я иду к ней. Остановившись на пороге, я смотрю, как она читает при свечах. Ли Янь испуганно подпрыгивает, поняв, что за ней давно наблюдают.
— Хочешь, прочту всё наизусть?
Качаю головой и сажусь напротив неё.
— Можешь сходить со мной вместе к мастеру Ли? Хочу спросить у него кое-что.
— Что именно ты хочешь у него узнать? Я знаю всё о делах брата, поэтому можешь смело спрашивать у меня, если тебе неудобно идти к нему.
Верчу рукав платья.
— Мужчина даст мужской ответ, и он не обязательно совпадёт с женским, к тому же твой брат… — резко осекаюсь, — так сможешь сходить со мной?
Ли Янь очаровательно улыбается.
— Ну, если ты разрешаешь мне немного полениться, то почему бы и нет?
Она бросает книги и выходит из комнаты. Я иду следом, затворяя дверь.
— Как только ты уйдёшь, я избавлюсь от этих книг, так что не беспокойся.
Ли Янь краснеет.
Мне вдруг становится любопытно и, подхватив её под локоток, я шепчу Ли Янь на ухо:
— А как проходят твои уроки?
Ли Янь отталкивает меня и уходит. Я догоняю её и трясу за руку:
— Ну расскажи!
— Если тебе так интересно, приходи и послушай, — шепчет Ли Янь. — Тогда всё и узнаешь.
— Я хочу учиться у мастера. Вот закончишь обучение, и всё мне расскажешь.
Ли Янь выдёргивает руку:
— Бесстыдница! Ещё замуж не вышла, а уже суёшь нос под одеяло. Никому такая не нужна будешь.
Я только фыркаю в ответ.
Мы продолжаем идти, и вдруг Ли Янь замедляет шаг:
— Пусть ты и не знаешь своего настоящего возраста, но мы, скорее всего, ровесницы. Ты сейчас занята танцевальными домами, но не будешь же ты одна до конца своей жизни. У тебя нет отца и матери, которые организовали бы тебе свадьбу, поэтому, пожалуйста, побеспокойся о своём будущем и не состарься в одиночестве. Я не встречалась с хозяином «Шифан», но я вижу, как он для тебя важен. Должно быть, он особенный для тебя человек. Если он подходящего возраста и ещё не женат, то может…
Я треплю Ли Янь за щеку.
— Хорошая девочка. Сама мужа нашла, вот и подругу теперь свободы лишаешь.
Ли Янь тяжело вздыхает.
— Не ценишь доброго намерения.
Когда мы подходим к покоям Ли Яньняня, из его комнаты выходит Фан Жу. Заметив нас, она низко опускает голову.
— Я ходила задать учителю Ли вопрос об одной песне, — бормочет Фан Жу.
Качаю головой и улыбаюсь:
— Зачем ты передо мной объясняешь? Или вы занимались чем-то…
Ли Янь щиплет меня за руку и оттаскивает в сторону, чтобы Фан Жу смогла спокойно уйти.
Фан Жу кланяется нам на прощание и убегает.
Треплю Ли Янь за носик.
— Кажется, это твоя будущее невестка! А я с твоим покровительством стану владычицей квартала.
Ли Янь бросает на меня укоряющий взгляд:
— Мой брат и Фан Жу ранимые люди, не дразни их.
В этот момент из комнаты Ли Яньняня раздаётся голос:
— Сестрица, это ты?
— Да! — откликается Ли Янь, и Ли Яньнянь выходит нас встретить.
Он усаживает нас за стол и наливает воды.
— Я не пью чай, поэтому могу предложить только свежую воду.
Ли Янь хитро хихикает:
— Брат, Юй хотела у тебя кое-что спросить.
Ли Яньнянь добро смотрит в мою сторону и терпеливо ждёт, когда я начну беседу. Я опускаю взгляд и начинаю водить пальцем по столу.
— Как тебя встретили при дворе?
— Раз его порекомендовала принцесса Пинъян, то всё к нему вежливы, — отвечает за брата Ли Янь.
— Я слышала, императору понравилась твоя игра.
Ли Янь равнодушно замечает:
— Да, ему дали сыграть несколько минут и щедро наградили.
— Тебе удобно жить здесь и ходить выступать во дворец?
Ли Яньнянь не успевает ответить, как Ли Янь не выдерживает:
— Юй, спрашивай, что хотела. Неужели тебе интересно, удобно ли моему брату ездить каждый день во дворец? Может, ещё узнаешь, что мы едим каждый день?
Ли Яньнянь смотрит на сестру и терпеливо отвечает:
— Мне удобно добираться во дворец на повозке.
Я беру воду, делаю два глотка и, отставив чашку в сторону, выпаливаю Ли Яньняню:
— Есть один юноша, он очень замкнутый, но любит музыку. Одна девушка хочет рассказать ему о своих чувствах, но она не уверена, любит ли он её в ответ и боится спросить прямо. Мастер Ли, может вы посоветуете, как этой девушке достучаться до его сердца?
Ли Яньнянь сначала остолбеневает, но глубоко задумывается над моим вопросом. Ли Янь же тем временем хватает брата за рукав и начинает смеяться. Она аж держит себя за живот, но мне всё равно, мне главное услышать ответ Ли Яньняня.
— Юй, ну ты и насмешила. А как же твоё «Искусство войны»? Вся теория? Чтобы ты теперь у других совета спрашивала? Строила тут бумажные стратегии Чжао Ко¹. Я теперь буду осторожнее прислушиваться к твоим планам.
— Я не рассматриваю свою любовь как войну, — спокойно отвечаю я Ли Янь. — Я самого начала была искренна с ним. Не строила оборону и не боюсь вторжения. Мне просто страшно, что он не захочет брать крепость. Здесь нет холодного расчёта, только мои чувства.
Ли Янь перестаёт смеяться и опускает глаза. Ли Яньнянь задумчиво смотрит на сестру.
После долгой тишины Ли Яньнянь словно выходит из оцепенения и отвечает:
— Я наставник по музыке и могу научить лишь как выразить свои чувства с её помощью. Есть одна очень хорошая мелодия доциньской эпохи. Я слышал от Фан… от одного человека, что вы учились играть на флейте.
Ли Яньнянь берёт флейту и играет мелодию, которую я очень внимательно слушаю.
— Сестра тоже знает эту мелодию. Правда играет она средне, но других научить может. Вы всегда вместе, пусть она тебя научит, — говорит он, сыграв отрывок.
Я улыбаюсь и довольно киваю. Если Ли Яньнянь говорит, что его сестра сносно владеет флейтой, то для слуха большинства она играет изумительно.
Ли Янь молча встаёт и неожиданно уходит. Я показываю жестом оставаться мастеру Ли на месте, а сама бегу догонять Ли Янь.
В доме темно, лишь заглянула луна. Ли Янь стоит у окна в серебристом потоке света. Холодная красавица, но все же одинокая тень.
Я останавливаюсь в дверях.
— Ты всё ещё можешь передумать. В худшем случае принцесса обидится, но я что-нибудь придумаю.
Она не шевелится и тихо отвечает:
— Я так тебе завидую. Живёшь свободно, делаешь что хочешь, борешься за своё счастье.
Я сокращаю расстояние между нами.
— Ты тоже делаешь, что хочешь, никто тебя не заставляет.
— Я себя заставляю. Юй, ты не понимаешь и, надеюсь, никогда не поймёшь, что чувствует человек, когда его к чему-то принуждают.
Я не знаю, как её утешить, поэтому просто говорю:
— Не засиживайся сегодня допоздна. Завтра у нас важный день.
Медленно разворачиваюсь и ухожу. На душе хмурь. Тут в воздухе появляется Сяо Тао и приземляется мне на плечо. На его лапке виднеется шёлковая записочка. Счастливая, убегаю в комнату читать письмо. Служанка, сопровождающая принцессу, спрашивает у меня:
— Зачем вы позвали госпожу в бамбуковую рощу?
— На то есть две причины. Красавицы подобны цветам, но у каждой прелесть своя: одна великолепна как пион, другая скромна и мила, точно осенняя хризантема, третья очаровательна, словно розовая яблоня. Каждому цветку нужно своё место, ведь только так можно узреть всю его красоту. Во-вторых, первое впечатление труднее всего изменить. Если кого-то находят хрупким, то проявляют жалость, а если утончённым, то начинают уважать. Первая встреча очень важна: с правильным выбором места не понадобится лишних усилий.
Когда мы с Ли Янь услышали подобную истину от Хун-гу, то были поражены. Вот значит, почему знатные мужи с гаремом красавиц не обращают внимания на своих женщин и изо дня в день самозабвенно гуляют по танцевальным кварталам. Всё-таки обычные женщины вряд ли задумываются о тактиках обольщения.
Пока я все объясняю, мы доходим до рощи прямо на закате.
Облака на западе окрашиваются в ласково-розовый. Холодная синева востока угасает. Солнце медленно опускается за рощу, освещая яркую зелень бамбука.
Ли Янь стоит спиной к нам, прислонившись к стройному стеблю. Принцесса долго смотрит на её силуэт и шепчет:
— Ты приказала ей так встать?
— Нет. Простолюдинка сказала ей ждать в бамбуковой роще, но больше не дала никаких распоряжений. Ей даже неведомо, что принцесса пришла на неё взглянуть. Ничего не просчитывалось, ведь искусственность выглядела бы хуже всего.
Принцесса вздыхает:
— Ах, если бы один силуэт спины мог завоевать сердце мужчины. Мне бы хотелось увидеть её лицо, но, боюсь, я буду разочарована. Её лик не должен уступить её силуэту. Да, встреть я её в комнате, не испытала бы подобного трепета.
Слегка улыбаюсь, но ничего не говорю. Принцесса снова смотрит на спину Ли Янь, машет служанке оставаться на месте, а сама заходит в рощу. Услышав шаги, Ли Янь тут же оборачивается с улыбкой. Она указывает на заходящее солнце, желая что-то сказать, но поняв, что кто перед ней, испуганно падает на колени.
— Встань и покажись мне, — приказывает та.
Ли Янь снова кланяется, не поднимая головы, и медленно встаёт.
Стройная как бамбук, в зелёном платье, с одной-единственной яшмовой заколкой в шелковистых волосах.
Принцесса внимательно изучает Ли Янь и говорит мне:
— Воистину нефрит, Хэ Ши Би². Она настолько красива, что мне было неприятно видеть её стоящей на коленях.
Я смотрю на Ли Янь.
«Всё что я могла сделать — я сделала, остальное за тобой», — вот что последним читает Ли Янь в моём взгляде, прежде чем мы расходимся, каждая своим путём.
Мы приехали вместе, но возвращаюсь я одна.
Как только вхожу во двор, ко мне подбегает Ли Гуаньли.
— Сестрица подошла принцессе?
Киваю.
Ли Гуаньли победоносно вскидывает кулак в воздух и начинает радость орать.
Стоявший под деревом Ли Яньнянь смотрит на нас не шелохнувшись. Уже совсем стемнело, и я не могу отчётливо разглядеть его лица, но увидев мой кивок, Ли Яньнянь в ярости ударяет по дереву.
Ли Гуаньли испуганно вскрикивает:
— Брат!
Неизвестно откуда взявшаяся Фан Жу хочет к нему подойти, но замирает в нерешительности.
С руки Ли Яньняня начинает сбегать струйки крови. Я указываю Фан Жу помочь ему, а Ли Гуаньли говорю:
— Иди в дом.
Ли Гуаньли смотрит на старшего брата и нерешительно окликает его по имени, но увидев, что тот никак не реагирует, медленно уходит.
Залившись румянцем, Фан Жу достаёт платок, вытирает руку Ли Яньняня от крови и тихонько сдувает с неё древесные опилки.
Ли Яньнянь поднимает на меня взгляд и говорит:
— Возможно, выбор дома «Ло Юй» стоит моим самым большим сожалением в жизни.
Отвожу взгляд на Фан Жу.
— Неужели всё так плохо?
Ли Яньнянь нежно смотрит на Фан Жу, а затем переводит взгляд на меня и холодно говорит:
— Хоть моя сестра и говорила, что хочет этого, хотя она всё сама это придумала, я всё равно ненавижу тебя. Ты меня разочаровала. Так сильно жаждешь богатства и почестей? Готова ради этого пожертвовать будущим девочки?
Холодно улыбаюсь:
— Ненавидь, если хочешь. Ли Янь уже вступила на путь, с которого нет возврата. Но не отказывайся от сестры, а лучше помоги. Ей понадобится весь твой талант.
Ли Яньнянь остаётся растерянно стоять на месте, я же разворачиваюсь и быстро ухожу. Теперь я понимаю смысл стоявших в глазах Ли Янь слёз, когда она схватила мою руку. Есть вещи, которые не объяснить словами.
В доме меня ждёт Хун-гу. Я сажусь напротив неё.
— Всё прошло успешно? — интересуется она.
Киваю.
— Ли Янь стоит хорошо вас отблагодарить. Ваш план встречи действительно потряс принцессу. Принцесса видела неисчисляемое количество красавец, и сравнение с цветами её заинтересовало. Она постарается организовать для Ли Янь самую лучшую первую встречу с императором.
Хун-гу прикрывает губы рукавом, скрывая кокетливый смех.
— Только проведя полжизни в этом деле и повидав все типы красоты и уродства, начинаешь понимать подобное. Как женщине из добропорядочной семьи сравниться с нами хитростью в вопросах обольщения?
Я немного сижу в тишине, а затем вскакиваю и достаю из шкатулки синий платок с вышитым иероглифом «Ли». Тайно вздохнув в душе, я опускаю его в огонь свечи. Ткань постепенно чернеет. Язычки пламени добираются до последнего уголка в моих пальцах. Объятый ярко-алым огнём он летит на пол. Вскоре и от него остаётся один только пепел. Что было, того не стало. Сжимая в руках приглашение, я с сомнением спрашиваю у Хун-гу:
— Хун-гу, думаешь, принцесса специально приглашает нас на свой день рождения?
Хун-гу наряжается перед зеркалом.
— Этим она подтверждает, что приняла Ли Янь. Ли Янь ещё не попала в гарем, а уже завоевала расположение принцессы. На сегодняшний праздник соберётся вся императорская семья, так что это благоприятная возможность представить Ли Янь императору.
Я тщательно обдумываю её слова, как Хун-гу прерывает мои мысли:
— Хватит думать, живо наряжайся.
Качаю головой:
— Это вы наряжайтесь, а я уже выбрала себе сносное платье да пару украшений. Этого хватит, чтобы не показаться неучтивой.
Хун-гу хмурится, но я не даю ей сказать:
— Доверьтесь мне.
Хун-гу твёрдо смотрит на меня, но сдаётся.

1. Пример генерала, который теоретически хорошо знал военное дело, но не имел практического опыта командования войском. По преданию, его отец перед смертью завещал своей жене не допускать, чтобы его сын когда-либо командовал войском. Возможно, Чжао Ко со временем мог бы набраться опыта и стать прекрасным полководцем.
Но, к его несчастью и несчастью всего царства Чжао, его первым боевым противником стал беспощадный циньский гений войны Бай Ци.
Бай Ци загнал армию Чжао Ко в долину, где не было достаточного количества продовольствия и воды для многотысячной армии. Вместо того, чтобы немедленно начать прорываться, Чжао Ко приказал строить укрепления, в надежде, что оставшиеся в Чанпине войска придут на помощь.
Однако окружённые не получили никакой помощи извне. Несколько попыток прорвать блокаду изнутри были предприняты слишком поздно, когда силы окружённых чжаосцев уже истощились от голода, а кольцо окружающих циньцев, наоборот, было усилено. В одной из таких отчаянных атак погиб лично участвовавший в атаке командующий Чжао Ко.
Окруженная армия Чжао проявила большую стойкость, но после 46-дневного окружения, не получая никакого продовольствия, исчерпала все силы. Воины Чжао были доведены голодом до самой крайности, до людоедства. Под угрозой неминуемой голодной смерти, утратив всякую надежду на спасение, армия Чжао решилась сдаться под обещание циньцев сохранить побеждённым жизнь.
Однако Бай Ци, вопреки своему обещанию, приказал казнить всю разоружённую армию Чжао, заживо закопав всех пленных воинов в землю. Согласно «Историческим запискам» Сыма Цяня, под Чанпином было убито более четырёхсот тысяч солдат Чжао. В живых циньцы оставили только 240 самых молодых чжаоских солдат, которых Бай Ци велел отпустить на родину. Это было сделано не из жалости к юным солдатам, а лишь для того, чтобы они вернулись домой и сообщили чжаосцам страшную весть о гибели всей молодёжи страны, и тем самым навести леденящий ужас на все княжество Чжао.
Эта цель им была достигнута: Сыма Цянь пишет, что после этого известия «чжаосцы были потрясены». Долина Синъюаньгу, где, как считается, произошло это побоище, впоследствии в народе называлась «Долиной убийств».
Общие потери чжаосцев в ходе битвы при Чанпине, включая потери в боях и казненных циньцами пленных воинов, составили колоссальную цифру в 450 тысяч человек. Таким образом, битва при Чанпине для царства Чжао приобрела масштаб не только военной, но и государственной катастрофы, поскольку государство сразу же лишилось всего трудоспособного мужского населения. Царство Чжао так и не смогло оправиться от сокрушительного удара.
Все попытки остальных царств Поднебесной остановить экспансию Цинь также были безуспешны; Цинь покорило весь Северный Китай и объединило его под своей властью, завершив таким образом период Сражающихся царств
Несмотря на то, что со времени трагедии при Чанпине прошло более 22 веков, жители бывших княжеств Чжао и Хань никогда не забывали о чудовищном злодеянии, совершенном по приказу Бай Ци. В области, где раньше был Шандан, есть традиционная еда «байци—дуфу», представляющая собой белый бобовый творог, порезанный на части. Это блюдо, название которого переводится как «мясо Бай Ци», символизирует глубокую ненависть местных жителей к Бай Ци вплоть до того, что они готовы порезать его на части и съесть. В этой области также есть храм в память Чжао Ко и его жены. В народе его почитают, несмотря на то, что его армия была истреблена из-за того, что он умел воевать лишь на бумаге, поскольку он не сдался, а погиб в бою за свободу.

2. Хэ Ши Би (нефритовый диск Хэ) — кусок нефрита, который играл значительную роль во многих исторических событиях Древнего Китая. Изначально камню была придана форма нефритового диска, но впоследствии он был переделан в Императорскую печать Китая по приказу императора Цинь Шихуанди.
Человек по имени Бянь Хэ обнаружил кусок нефритовой породы в холмах царства Чу и был так обрадован находкой, что поспешил представить её князю Сюн Шуню. Однако князь не поверил, что камень представляет из себя что-то ценное, и приказал отрубить Бянь Хэ ногу — за то, что тот напрасно потревожил правителя. Когда князь умер, трон перешёл к его брату Сюн Туну. Бянь Хэ и ему показал камень, но и этот князь не поверил ему и велел отрубить несчастному вторую ногу. Только третий князь Вэнь-Ван передал камень резчикам, которые к их удивлению обнаружили, что имеют дело с исключительно редким белым нефритом. Из камня был изготовлен нефритовый диск, который был назван в честь Бянь Хэ — Хэ Ши Би, что в буквальном переводе означает «нефритовый диск Хэ».

Приём решили устроить у озера. Вдоль берега расставили столы. Слуги принесли букеты цветов, зажгли множество свечей.
Наши с Хун-гу места у самого края, в полутьме. Гости занимают заранее отведённые места согласно чину и заводят весёлые беседы. К нам никто не подходит.
Хун-гу осматривает присутствующих с приклеенной улыбкой на лице, но в её глазах читается лёгкое разочарование. Я же с довольным видом уплетаю сласти да пью чай. Мы всё ждём и ждём, уже выпив целый чайник. Неожиданно гомон смолкает, и мы даже не успеваем понять, что происходит, как все вскакивают с мест и падают на колени. Мы с Хун-гу обмениваемся взглядами и следуем общему примеру.
К главному столу шествует величественная пара. Мне никак их не разглядеть, но все начинают скандировать:
— Десять тысяч лет императору. Тысячу лет императрице.
Я спешу поклониться вместе со всеми.
Как только сумятица улегается, все занимают свои места. Теперь у Хун-гу напряжённый вид, но я говорю ей с улыбкой:
— Подождём и посмотрим.
В темноте я могу смело рассмотреть всех гостей за главным столом. Вот восседает император, о котором мне столько рассказывал папа и Ичжисе. Помнится, много лет назад я поинтересовалась у Ичжисе, может ли императором сравниться с ним ликом. Ичжисе ничего мне тогда не ответил, и вот много лет спустя я наконец-то узнала ответ. Император красив, но ему не сравниться с Ичжисе, однако ханьский владыка излучает больше власти. Однако я не видела Ичжисе с тех пор, как он стал шаньюй. Кто знает, как он теперь выглядит?
Хун-гу толкает меня и шепчет на ухо:
— Ты чего так пристально смотришь на императора? Жалеешь, что не дала себе шанса?
Бросаю на неё взгляд с укоризной, а затем перевожу взгляд на императрицу и цепенею. Она подобна воде. Нежная чистая, элегантная. В свете свечей императрица изумительно прелестна, словно фея небесного озера, вышедшая на берег под свет луны. Какой увядающий цветок? Подобная красота не меркнет со временем.
Хун-гу вздыхает:
— Это женщина среди женщин. Не удивительно, что она отняла власть у вдовствующей императрицы, ведь император так истосковался по ней, что не пожалел пойти против императрицы.
Согласно киваю, но отчего-то на сердце становится невыразимо тоскливо, и я спешно отвожу взгляд, не в силах больше смотреть на неё.
Рядом с принцессой Пинъян сидит дюжий мужчина с тихим нравом. Его место с правой стороны от императора, так что это должно быть прославленный главнокомандующий Вэй Цин. Он выглядит в точь-в-точь как я себе его и представляла: грозный с виду, но спокойный и мягкий в душе. Принцесса Пинъян о чём-то оживленно переговаривает с императором, а великий генерал и императрица слушают их с лёгкой улыбкой, не вымолвив с начала праздника ни единого слова. Вот что значит одна кровь.
На почётных местах императорская родня и высокопоставленные чиновники. Все вроде бы произносят тосты, сыплют шутками и предаются оживлённой беседе, однако никто не сводит глаз с императора. Все следят за каждым его движением, чтобы в нужную минуту поддержать словом, смехом или согласным откликом. Она заискивают перед государем, ведя явную и скрытую борьбу любыми средствами, очерняя друг друга, либо наоборот выставляя в выгодном свете. Лишь Хо Цюйбин сосредоточен на еде и выпивке. Он изредка поднимает голову, но его взгляд полон равнодушия. Ему нет ни до кого дела, и никому нет дела до него. С самого начала банкета лишь один юноша лет двадцати поднял чашу за Хо Цюйбина, а тот в ответ с улыбкой поднял чашу за него.
Я смотрю на этого юношу и спрашиваю:
— Кто он?
Хун-гу шепчет с сожалением:
— Это третий сын генерала Ли, Ли Гань.
У меня чуть дёргается лицо. Он в точности как описала его Хун-гу: острый и на язык, и на меч юноша из знатной семьи с высокомерным видом, но элегантными манерами. Сына военного с открытой душой.
Хун-гу описывает мне шёпотом гостей одного за другим:
— …в пурпурном Гунсунь Хэ, зять императрицы и главнокомандующего Вэй，полководец конницы. Среди его предков были сюнну, которые покорились Хань…
Не знаю, что сказала принцесса императору, но смех вдруг смолкает, и Хун-гу прерывает свой рассказ на полуслове. К главному столу неторопливо подходит Ли Яньнянь. В игре на струнных Ли Яньняню не сыщется равных во всей столице, но его игру мало кто слышал, и гости начинают перешёптываться от любопытства. Ли Яньнянь кланяется императору и императрице согласно этикету и садится за цинь, которую для него в стороне поставила служанка. Все задерживают дыхание от предвкушения.
Ли Яньнянь с бесстрастным лицом опускает пальцы на струны, но играть не начинает. Стоит полная тишина, однако люди недоумевают, что происходит. Хун-гу смотрит на меня, но я качаю головой, давая ей знак не беспокоиться. Ли Яньнянь делает глубокой вдох, принимает радостный вид и проводит обеими руками по струнам. Однако из инструмента не вырывается музыка, лишь раздаётся торопливое скольжение по струнам, словно с высшей небесной сферы хлынул водопад, от мощи которого спирает дыхание в груди.
Вал за валом, вал за валом, и снова стремительный вал.
Звук выбивает из равновесия, учащает сердцебиение, но от него не скрыться. Даже равнодушный Хо Цюйбин обращает внимание на Ли Яньняня и внимательно слушает.
После непрерывной последовательности глиссандо темп резко замедляется, и раздаётся свистящая трель флейты. Все тотчас же поворачивают голову на нежный светлый звук.
Слабый ветер, яркая луна, всполохи света на воде. Озеро объяло луну. По озеру плывёт плот, на нём девушка играет на флейте. В серебристой лунной дымке колышется юбка. Стройный и гордый силуэт, красивый и романтичный. Хрупкий, чтобы вызвать жалость, но возвышенно чистый, чтобы не породить презрения.
По сердцу присутствующих разливается благодать. Все с наслаждением слушают спокойную мелодию флейты. Однако флейта постепенно смолкает, а цинь становится всё громче. Однако на этот раз она играет спокойно и медленно. Плот доплывает до середины озера.
Теперь уже никто не обращает внимания на Ли Яньняня, все смотрят лишь на девушку на плоту. Ли Янь поворачивается поклониться императору с императрицей, и все вздыхают. Свет луны тускл. Он лишь даёт понять, что перед ними красавица, но её красота скрыта вуалью, что интригует.
Закончив с поклоном, Ли Янь выбрасывает струящиеся рукава вперёд и под звуки цинь спокойно сходит с плота на водную гладь. Все за столом вскрикивают от изумления. Кто роняет чарку, кто палочки. Разделяя общий испуг, я неотрывно смотрю на Ли Янь, пытаясь понять, как ей удаётся так уверенно и грациозно держаться на поверхности воды.
Переступая по озёрной ряби, она танцует под луной, развевая шёлковый пояс и выбрасывая длинные рукава. Она кажется богиней и сравнима грацией с феей, пляшущей по волнам и играющей с лунными бликами.
Все трепещут от волнения, зачарованные её танцем. А тем временем Ли Яньнянь играет всё быстрее и быстрее. Ли Янь поднимает руку и вскидывает в воздух серебристо-голубые ленты. Все неотрывно смотрят, как ленты кружат в воздухе. Звуки цинь удивительно прекрасно ложатся на взмахи лент. Сердца зрителей, как шёлковые ленты, также взметаются ввысь и летят вниз.
И вдруг танцовщица опускает голову. Залитый лунным светом «фантом» исчезает.
Озеро подёргивает рябью и успокаивается, красавицы нет. Лишь лунный свет на воде. Никого.
Первыми в себя приходят Хо Цюйбин, великий генерал Вэй и я. Я оборачиваюсь взглянуть на императора, а Хо Цюйбин и великий генерал Вэй — на императрицу. Сама императрица слегка улыбается, не сводя глаз с озера, но судя по кончикам бровей сдерживает слёзы. Мне отчего-то больше не хочется смотреть на императора, и я отворачиваю голову, замечая краем глаза восхищённое лицо Ли Ганя и опущенную голову Ли Яньняня.
Хун-гу касается моей руки и указывает на Ли Ганя. Он невольно подаётся вперёд, в его глазах читается обожание.
В гробовой тишине раздаётся воля императора:
— Приведёте девушку в Наши покои.
Хун-гу с улыбкой хватает меня за руку. Я легонько киваю в ответ.
У Ли Ганя чуть дрожит рука. Рисовое вино проливается на его одежды. Он пугается на мгновение, но страх быстро сменяется досадой. Ли Гань делает вид, словно не произошло ничего страшного.
Принцесса Пинъян кланяется императору, не скрывая улыбки:
— Ваше величество уже давно хотел позвать к себе новую девушку. Не далее как вчера Ли Яньнянь пел вам про красавицу, способную покорить города и погубить государство, и эта девушка именно такая красавица.
У-ди радостно смеётся, довольный собой:
— Мы не смогли разглядеть её лица, но сразу поняли, что она несравненная красавица. Однако как же ей удалось танцевать на воде?
— Государю следовало бы догадаться, — отвечает Пинъян.
— Использовали деревянные колья? — предполагает император, переведя взгляд на озеро.
Принцесса хлопает в ладоши и улыбается:
— Я так старалась успеть к празднику, но ваше величество так быстро раскусили мою задумку.
В этот момент придворные выходят из оцепенения и обращают на императора льстивые взгляды. Есть ли в них искренность или одна только фальшь? Хо Цюйбин медленно отпивает из чарки вина с равнодушным взглядом.
Банкет продолжается, император в прекрасном расположении духа. Праздник заканчивается на радужной ноте. Мы с Хун-гу стоим в полутьме и ждём, когда все разойдутся.
Хун-гу выглядит довольной, но я не могу радоваться. Оно дело — что-то планировать, другое — видеть, как всё это разворачивается перед твоими глазами. Императрица Вэй очаровала императора много лет назад, станцевав во дворце принцессы. Прошли годы, история повторяется, появилась молодая соперница. Когда сегодня император увидел Ли Янь, он вспомнил про Вэй Цзы-фу?
В детстве я очень любила праздники: везде царило оживление и радость, шаньюй сыпал шутками, и даже если отец не хотел идти за праздничный стол, я всегда находила повод присоединиться к общему веселью. Но сегодня на императорском пиру я отчётливо увидела, что за роскошью знатных скрывается холод и пустота. Мне вдруг очень стало не хватать отца, но стоило настроению упасть, как в мыслях возник образ Цзю-е. Я хочу увидеть его тёплый силуэт при свете лампы.
Светильник — человек — родимый дом.
Говорю Хун-гу возвращаться одной и ухожу в раздумьях.
Каменная улица ярко освещена луной, мягкий свет струится по загнутым крышам домов. Тишину ночи лишь изредка нарушает собачий лай. Я иду быстрым шагом у самого края дороги, как вдруг мимо меня на большой скорости проезжает карета и резко останавливается. Из кареты выпрыгивает Хо Цюйбин и в упор смотрит на меня:
— Что ты здесь делаешь? Разве ты не была на пиру у принцессы?
Я киваю, и он холодно говорит:
— Прими мои поздравления.
Я прикусываю губу, проглатывая все слова, которые хочу ему сказать, и молча продолжаю идти. Хо Цюйбин отсылает повозчика прочь и идёт рядом со мной. Хочу попросить его уйти, но один взгляд на его лицо лишает меня дара речи. Мы идём вместе в тишине.
Скрип колёс кареты стихает вдалеке, и ночь тоже погружается в тишину. На длинной улице лишь звук наших шагов.
Хо Цюйбин тихо говорит, смотря вперёд:
— Оно дело — что-то ожидать, другое — видеть, как это всё разворачивается перед твоими глазами.
Шёпотом отвечаю:
— Если вам тяжело на сердце, можете накричать на меня.
Он бросает на меня косой взгляд и улыбается, качая головой:
— Если я и разозлился, то уже остыл. Редко увидишь тебя такую покорную, тем более всё прошло, как и просчитывалось. Я просто не ожидал, что Ли Янь «выстроит оборону на каждом шагу и одержит крупную победу».
.
Она прекрасно разбирается в стратегии: с помощью музыки Ли Яньняня привлекла внимание, ведь иначе на празднике принцессы на неё могли и не обратить внимания. Своим внезапным появлением запала в сердце императора, что он тотчас же позвал её к себе. Идеальный выбор времени и места. Сегодня вечером было поистине захватывающее выступление.
Луна ярко освещает всю дорогу, но я смотрю только себе под ноги, так что конец улицы мне не виден. Первая встреча Ли Янь с Лю Чэ⁴ была тщательно продумана, и Ли Янь одержала полную победу, но что её ждёт в будущем?
Мы продолжаем идти в тишине. Судя по дороге Хо Цюйбин решил проводить меня до дома «Ло Юй». Свернув на улицу, мы оказываемся перед ярко освещёнными фонарями «Тяньсян». Заведение как раз покидает несколько человек, и лучшие танцовщицы дома выходят лично проводить гостей. Мой взгляд скользит по группе, и сердце вдруг останавливается. Колени подгибаются, и я чуть не падаю на землю. Хо Цюйбин хватает меня, но я смотрю только вперёд. Быть того не может! Как он мог оказаться на улицах Чанъаня?
Такой стройный и гордый в свете красного фонаря, в белом атласном ханьском халате, с которого дерзко и роскошно свисает зелёный нефрит. Угловатые черты сюнну резко выделяются, словно его лицо вышло из-под резца талантливого скульптора. Но манера держать себя отчуждённая и холодная, словно покров тысячелетнего снега. Даже несмотря на тёплый свет фонаря, от него исходит мороз. Он стоит в окружении множества людей, прекрасных цветов царства нежности и ласки, но кажется, что один на снежной вершине, вечный отшельник. Так вот каким он стал, заполучив титул шаньюй. Не осталось ни малейшей теплоты и нежности. Погасла улыбка грациозного князя, скачущего на белом коне.
Я не могу не двинуться, не заговорить. Просто стою ошеломлённая, а они идут на меня. Я словно вернулась в пустыню и пытаюсь спасти свою с Юйданем жизнь. Инстинкт говорит мне бежать и прятаться. Я тут же разворачиваюсь и смотрю по сторонам, но все дома стоят вплотную друг к другу, укрыться негде. Хочу убежать, но Хо Цюйбин хватает меня за руку.
— Чего ты так испугалась?
Шаги практически у меня за спиной, и в секундном отчаяния я бросаюсь к Хо Цюйбину на шею и обнимаю, пряча лицо на его плече. Он на секунду опешивает, но затем медленно обнимает меня в ответ.
— Пока я рядом с тобой, никто в Чанъане не посмеет причинить тебе вред, — шепчет он мне на ухо.
Тишину разрывает грубый хохот:
— Девчонки в Чанъане такие страстные! Озорницы, как и наши. Смотрите, а у этой задок как у…
Хо Цюйбин поднимает руку, но я крепко хватаю его за спину, и он отступает.
Мужчина замолкает, стоит раздаться тихому покашливанию. Голос кажется до боли знакомым, но одновременно совершенно чужим.
— Молодой господин, пожалуйста, простите нас. У слуги язык без костей. Он не желал оскорбить вас или чем-то задеть. Мы в Западном крае привыкли выражаться прямо и грубо.
Меня продолжает трясти. Он стоит прямо передо мной, а я ведь никогда не думала, что встречу его вновь. Поверить не могу, что годы спустя столкнусь с Ичжисе на чанъаньской улице. Если сейчас нападу, он умрёт от моей руки? Нет, в таком месте, с его мастерством и текущей позицией мне его и пальцем не коснуться. К тому же все его слуги должны быть мастера боевых искусств, а он сам лучший воин сюнну. Но все же напасть на него мне не даёт разум или сердце?
Хо Цюйбин сгребает меня в объятия, давая знать, что со всем разберётся.
— Убирайтесь с глаз моих долой, — холодно чеканит он.
— Как грубо…
— Хм?
От одного слабого «хм» Ичжисе гнев мужчины испаряется без следа, и тот с почтением говорит:
— Слуга заслуживает смерти.
— Прощу простить нас за беспокойство, мы уже уходим, — тихо произносит Ичжисе и замолкает.
Шаги удаляются.
И тут раздаётся ясный нежный голосок:
— Наш господин любезно извинился, но молодой господин нагрубил в ответ. Такая приятная наружность, но какое разочарование.
Хо Цюйбин внезапно хватает меня и резко поворачивает. Железный дротик падает на землю. Хо Цюйбин в ярости и хочет меня оттолкнуть, но я продолжаю держать его что есть силы и молю шёпотом:
— Заклинаю, отпусти их, пожалуйста…
— Дуо, ты что творишь? — спокойно спрашивает Ичжисе, но я чувствую его гнев.
Дуо? Прежняя старая Дуо? Му Дадуо? Здесь, в Чанъане?
Му Дадуо фальшиво улыбается:
— У господина прекрасные навыки. Неудивительно, что у вас такой характер, с вашим-то положением. Слуга просит прощения.
Во всей Чанъане не сыщется человека, кто посмел бы попробовать ранить Хо Цюйбин и после этого с ним заговорить. Хо Цюйбин сдерживает гнев и выплёвывает одно-единственное слово:
— Проваливайте!
Раздаётся несколько возгласов, но Ичжисе тихо произносит:
— Уходим.
Шаги поспешно удаляются, и через несколько мгновение на улице тишина, ночь спокойна. Но я вся в холодном поту.
Хо Цюйбин тихо говорит:
— Они ушли.
Пытаюсь выпрямиться, но тело немеет, и я чуть не падаю. Хо Цюйбин спешит поймать меня, и моя голова приземляется ему на плечо. Не шевелюсь, не говорю. Такое чувство, что я только что провела битву не на жизнь, а на смерть, и моё сердце исчерпало все силы.
Хо Цюйбин не шевелится, пока я не поднимаю головы, чтобы покинуть его объятия. Он смеётся:
— Воспользовалась и оттолкнула?
Выдавливаю из себя улыбку:
— Спасибо.
Он смеряет меня взглядом с головы до ног, касается пальцами подбородка и косо смотрит.
— Да я только рад подобной помощи, — лукаво усмехается он. — Красавица в моих объятиях — что может быть слаще? Но в следующий раз простым спасибо не отделаешься. Хочу более существенной платы.
Наклоняюсь найти упавший дротик.
— Да кто благодарит тебя за объятие? Я сказала «спасибо» за то, что ты не стал расспрашивать, кто они.
— Если бы ты хотела рассказать, то рассказала бы без всяких вопросов. Но если ты хочешь похоронить прошлое, то никогда ничего не объяснишь. Я знаю Цзинь Юй, которую знаю.
Хо Цюйбин опускается на корточки и помогает мне с поисками.
Потрясённо смотрю на него, но Хо Цюйбин как ни в чём не бывало продолжает поиски.
— Вот он! — восклицает он.
Как только Хо Цюйбин тянется взять дротик голой рукой, я резко его останавливаю:
— Не трогай!
Достав платок, я сама аккуратно поднимаю дротик. Тщательно рассмотрев вещицу, убеждаюсь, что она принадлежит Му Дадуо. Похоже, у неё всё хорошо. Столько лет прошло, и я уже не прежняя «я», а вот её характер ни капли не изменился.
— Пытаться отравить соперника из-за словесной перепалки?
Хо Цюйбин смотрит на металлический дротик белым от гнева лицом.
Качаю головой и пытаюсь объяснить:
— Он не ядовит. Она просто любит всякие проделки. Дротик смазан средством, которое вызывает зуд. От него не умирают, хотя от боли сердце может придти в смятение, а мысли спутаться.
Взгляд Хо Цюйбин полон подозрения.
— Ни один мужчина не способен на столь нелогичные поступки, так значит это девушка? То-то же мне голос показался немного странным.
Киваю.
Хо Цюйбин провожает меня до дома и вот-вот собирается попрощаться. Я же стою в нерешительности, проглотив язык. Отчего же тяжело рассказать. Заметив, что я не могу выдавить из себя ни слова, он нежно говорит:
— Успокойся. У этого мужчины необычные манеры, и слуги у него не обычные. Они не просто чужестранные купцы, но я не буду приказывать разузнать про них.
Благодарно кланяюсь ему и поворачиваюсь зайти в дом, как он нежно окликает меня:
— Если с тобой что-нибудь приключится, разыщи меня. Не забывай, ты не одна в Чанъане.
Его тёмные как смоль глаза излучают тепло, и я тону в них. Смятения сердца проходят. Кивок даётся с усилием, но улыбка выходит яркой.
— Сладких снов.
Провожаю его взглядом, пока силуэт Хо Цюйбина не растворяется в темноте, и только затем затворяю дверь.
Ночь глубокая, но мне не до сна. Беру чарку и неотрывно гляжу, как медленно догорает свеча. Каждая капля воска прожигает дыру в моём сердце.
Почему Ичжисе в Чанъане? Знай противника, знай себя, в ста сражениях – сто побед? Или же он преследует иные цели? Почему будущее нельзя предчувствовать? Только я подумала, что окончательно похоронила прошлое, как встретила его в свете угасающего фонаря. Папа, я пообещала тебе больше не видеться с Ичжисе, постараться забыть сюнну и уехать в Хань. Так отчего же я столкнулась с ним на улицах Чанъаня?

1. Стихотворение «Красавица» в переводе Бориса Мещерякова.
Хотя автор вложил эти строки в уста Хо Цюйбина, настоящий автор этого стихотворения по истории - Ли Яньнянь.
2. Личное имя императора.

Спасибо за продолжение
Дауж, можно только поздравить, все так идеально вышло. Если хорошо помню, Ли Янь потом станет врагом?

Да, разойдутся их пути. Ведь чем ближе Юй будет становится к Хо Цюйбину, тем больше отдалятся от Ли Янь.

Мне жалко императрицу. Выходит Ли Янь и себе жизнь ломает, и другой женщине горе приносит. Вот Юй самая умная: "только дура пойдет по доброй воле во дворец!". Десяток отсмотренных китайский гаремных сериалов полностью подтверждают ее позицию.

спасибо, что переводите такой роман, очень интересно, пожалуйста, не бросайте перевод
и есть ли где-либо на англ полная версия для прочтения? пока только 2 главы нашла первые, но вы уже гораздо дальше от них

Да не бросаю его, не бросаю. Просто уходит на него прорва времени. Сами главные большие, так еще работы с культурными и историческими отсылками тьма

Вот здесь: koalasplayground. Баллада в конце списка.

Но честно предупреждаю, в английской версии выброшены некоторые сцены и моменты, поэтому это больше пересказ, чем перевод. За основную сюжетную линию можете не бояться, но второстепенные персонажи остаются нераскрытыми. Тех же культурных отсылок во многом нет.

Да, обратила уже на это внимание, расстроилась
Буду ждать и ваш перевод