Ребята у меня сейчас все силы забирают текущие проекты и я признаюсь честно тема подростков все же мне не так близка, но не отчаивайтесь у меня для вас потрясающая новость. Перевод в ближайшее время будет разморожен, его продолжит Соби!

Спасибо дорогая , с легкой душей вверяю книгу в твои заботливые руки. Легкого перевода, побольше времени и сил

*Об изменениях:
клуб "Убежище" был заменен на "Гавань". Потихоньку стала вырисовываться география острова, и мы решили сделать единую морскую концепцию. В данном случае в английском слово означает и то и другое*

Скандал!
Дамы за ленчем сообщили мне шокирующую мерзость. Кока бобы, из которых делается шоколад, в дефиците на Материке: их настолько мало, что раздают только по карточкам. А вот на Демесне шоколад в избытке, потому что кока бобы выращиваются на острове, но их запрещено экспортировать в другие части света. Местный шоколад даже сбалансирован по калориям, чтобы в случае перерасхода вызвать минимальное прибавление в весе. Местным не выдают всего лишь один шоколадный батончик в неделю, как беднякам на Материке.
Я не буду себя баловать.
Мы сидим на террасе «Гавани», с которой открывается вид на Нектаров залив. Мама играет с остальными дамами в маджонг, а я веду счет. На всех легкие платья-туники с яркими мозаичными рисунками и яркими цветочными принтами. Ухоженные ножки украшают сандалии на каблуках. Всем дамам уже за сорок, но благодаря насыщенному кислородом воздуху Демесне их лица светятся молодостью, розовую и еще упругую кожу обдувает прохладный ветерок с Ио. Соломенный зонтик над столиком защищает нежную кожу от лучей солнца. Застывшие по бокам клоны-официанты наполняют бокалы, чтобы дамы могли изящно потягивать вино из фужеров, не берясь за полные графины.
Перед каждой стоит небольшая мисочка тропических ягод в шоколаде, а армия массажисток, телохранителей, косметологов и спортивных тренеров дожидается своего часа, чтобы удовлетворить все нужды господ после того, как закончится настольная игра.
В нескольких сотнях ярдов позади рабочие закладывают фундамент для новой постройки к главному корпусу «Гавани». Их лица ванированы бамбуком, символом силы и выносливости. Это низкокастовые клоны, изготовленные для физического труда. К примеру, для вывоза мусора или тех же самых строительных работ. С помощью тяжелой техники они опускают бетонные плиты под фундамент.
— Что это будет за здание? — спрашиваю я у матери.
— Как же они шумят, — ноет мама под едва слышимые звуки машин. — Невыносимо. Они строят гостевое крыло. Согласно дурацким законам нам необходимо выделить больше квот на посещение острова. Гостям понадобится место для проживания.
Дальше места стройки за густым рядом деревьев незаметно примостились сами дома клонов: бамбуковые хижины, где из мебели только матрацы для сна.
— Само собой, мы не можем пустить их в наши дома, — говорит сидящая напротив матери дама.
Зная, что сарказм не причиняет физической боли, я мысленно переименовала ее в миссис Красная Вина за количество выпитого пино-нуар и вечное нытье.
— Конечно, — киваю я, поддерживая дам, как это должен делать хороший компаньон.
Мамины подруги лучезарно улыбаются.
— Твоя Бета намно-о-о-ого интереснее Астрид! Та все вре-е-е-емя ныла по поводу ра-а-а-а-а-венства, самодоста-а-а-аточного разви-и-и-ития и распределе-е-е-ения благ. Скукотаа-а-а-а! — говорит дама, сидящая слева от матери. Я назвала ее миссис Задержка, потому что она постоянно растягивает слова, а взгляд все время томно задерживается на обнаженных торсах клонов-строителей.
— Неуважение Астрид к Демесне так угнетало, — говорит подруга справа от матери, миссис Бывшая Королева Красоты, которая с гордостью мне сообщила, что ни грамм не потолстела с тех пор, как выиграла Юная Мисс Материк «всего лишь десять лет тому назад, ха-ха-ха!».
— У твоей Беты такое ми-и-иленькое пла-а-атьице!
Мама хотела, чтобы я так оделась ради нее, так что на мне яркая розово-желтая туника с узором бута , идентичная ее наряду. Я выше матери, поэтому платье едва прикрывает мне ягодицы. Пришлось надеть под него бикини Астрид. Мама не хочет, чтобы я носила цельный купальник и выглядела как ее свекровь, когда она показывает меня своим подругам.
— Она восхитительна, — говорит мама.
Остальные дамы кивают. Не могу представить, чем я так восхитительна, но я согласна с любимым утверждением маминых подруг. Я мило улыбаюсь и не болтаю о равенстве, самодостаточном развитии и распределении благ как Астрид. Видимо все отпрыски этих дам либо монстры, либо избалованные ангелочки, которых купали в роскоши и растили с мыслью, что атараксия их право, что они не знают ни малейшей дисциплины, а своих матерей считают настоящей помехой. К счастью, у этих дам есть общество друг друга, вино, маджонг и полный штат клонов, готовых облегчить боль, когда погоня за атараксией случайно приводит к разочарованию и неблагодарным детям.
— Покажи, что умеешь, Элисия, — просит мама.
— Что, к примеру? — спрашиваю я.
Плавучий бассейн в центре залива находится слишком далеко от нашей веранды, и дамы не смогу разглядеть мои погружения.
— Хорошая ныряльщица должна быть также хорошей гимнасткой. Сделай сальто.
Я встаю и выполняю приказ. Я знаю, мама хочет отвлечь дам, чтобы подсмотреть их фишки и понять, как лучше сжульничать. Мама очень любит побеждать. Наверное, даже больше чем шоколад.
Я делаю сальто назад, и миссис Красная Вина комментирует:
— Можете представить, чтобы кто-то из наших испорченных дочерей выполнял наши команды?
Все единодушно соглашаются и аплодируют, когда мои ноги касаются земли. Раздается чоканье бокалов и восторженный возглас миссис Задержки:
— Я тоже хочу-у-у Бету-у-у!
— Подойди сюда, дорогая, — подзывает меня миссис Королева Красоты. Сегодня она напилась больше всех. Я иду к ней. Она обхватывает мою талию и объявляет:
— Не талия, а сказка. Готова поклясться, ее Первая могла пройти отбор на конкурс красоты. Дорогая, ты знаешь, что такое модельная походка?
Проверяю слово по базе данных и отвечаю:
— Да.
Она хлопает в ладоши.
— Отлично! В детстве моя дочка часто играла со мной в конкурсы красоты, но как только ей исполнилось двенадцать — боже, попробуй ее только заставь показать представление мамочке. Покажи модельную походку.
Переключаю настройку лица на «уверенное» и прохожу модельной походкой вдоль стола с самоуверенным видом, излучая ярчайшую улыбку и покачивая плечами и бедрами.
Дамы бурно аплодируют.
— Моя Бета! — восклицает мама с придыханием. Она осушает остаток бокала и обводит пальцем всех присутствующих. — И не забывайте, я была первой.
— Конкурс тала-а-а-антов?
Миссис Красная Вина закатывает глаза.
— Пожалуйста, пусть споет «Дети надежды». Какой конкурс красоты без банальщины.
— «Дети надежды» — красивая песня! — возражает миссис Королева Красоты. — Моя дочь так любила петь эту песню, когда мы играли с ней в конкурс красоты в фантасфере. — Она смотрит на меня. — Ты знаешь «Детей надежды», Элисия? Скажи да!
Я снова проверяю базу данных и говорю:
— Да.
— Тогда спой, — говорит миссис Королева красоты. — Мое отродье больше никогда мне не споет.
Я никогда раньше не пела. Я не знала, как звучит мой голос. Но я знаю слова и мелодию этой мощной баллады, популярной со времен Водных войн.
Я пою, корректируя голос на конкурсный, сильный и искренний, использую лицо и эмоции с преувеличенным бравированием и широко размахиваю руками:


Дамы визжат от восторга и чокаются бокалами, чтобы выпить за мое выступление.
Выходит, я могу воспроизводить мелодии.
— Эта Бета точно без дефектов, — бормочет подвыпившая Королева Красоты.
Дамы охают, а миссис Красная Вина спешит попрекнуть Королеву Красоты за совершенный проступок.
— Даже не произноси это слово, — говорит она.
— Аминь, — вторит ей мама.
Все дамы в достаточной мере напились и атараксичны. Это был успешный день, все собираются расходиться. Но прежде комментируют появление Деменции, которая выходит из главного дома и направляется к нашему столику.
— О бо-о-оже, дикий ребе-е-е-енок.
— Ну, ты была бы такой же, если бы надоела родителям, и они бросили тебя на воспитания клонов, — шепчет Миссис Королева Красоты.
— Это так грустно. Знаете, в день, когда у ее няни закончился гарантийный срок, она попыталась нанести себе татуировку на лицо, — добавляет миссис Красная Вина.
Должно быть, по человеческим меркам ее няня достигла сорока пяти лет, ее красота и навыки обесценились, и она стала не нужна родителям Деменции.
Деменция подходит к столику.
— Деметра, дорогая, как дела? — спрашивает мама.
— Нормально. –— Деменция старается не останавливать внимания на дамах и обращает взгляд на меня. — С обучением на сегодня покончено. Можно мне взять Бету поиграть?
Миссис Красная Вина шепчет матери:
— А это хорошая идея?
Но мама отвечает:
— Конечно, Деметра. Можешь взять Элисию. — Я начинаю вставать, но мама продолжает говорить: — Несколько дней назад я отправила твоей матери приглашение, попросила ее стать членом комитета по планированию ежегодного бала у Губернатора, но до сих пор не получила ответа. Ты не знаешь, до нее дошло письмо? Самое важное событие сезона должно соответствовать безупречному вкусу Элейн Кортес-Оливье, согласна?
Деметра хватает меня за руку и стаскивает со стула.
— Я не знаю, и простите, миссис Би, но мне все равно. — Деменции так превосходно дается сарказм. — Родители сейчас в Биоме. Ретранслируйте туда.
Я знаю, что мама уже ретранслировала миссис Кортес-Оливье приглашение, но не получила ответа. Но она не будет заострять внимание на этом моменте. Мама щелкает пальцами, и клон-сервер устанавливает для нее шезлонг, а массажистка принимается разминать уставшие стопы.
— Давай нюхнем рахии, — говорит мне Деметра. Увидев шокированные лица дам, она добавляет: — Шутка! — Однако под нос бормочет: — Типа.
Деменция уводит меня с террасы «Гавани» на пляж. Мы спускаемся к причалу и идем по длинному настилу к плавучему бассейну в центре Нектарового залива.
— Твои родители скоро вернутся на Демесну?
Она пожимает плечами и проводит указательным пальцем по лицу, поглаживая шрам, оставленный после неудачной попытки вырезать лилию на виске.
— Клоны-смотрители, то есть няни, уже предупредили родителей о недавнем, эм, инциденте. Так что, может, они скоро объявятся. Мне хотелось, чтобы они забрали меня с собой в Биом.
— Я слышала, что в Биоме эпичное раздолье.
Деменция смеется.
— Да. Он настоящий и странный, но дикий. Иногда его накрывают настолько мощные песчаные бури, что нельзя выйти на улицу. Приходится сидеть дома и, к примеру, играть в фантасферу. Но это мест для обычных людей, так что будь ты обычной…
— Я хотела бы быть обычной! – восклицаю я.
— Нет, я хотела сказать, если бы ты была обычной девочкой в Биоме, а не просто клоном на Демесне, имитирующей желание быть обычной. Жизнь обычной девочки сурова и не всегда эпичное раздолье. Во время песчаной бури тебе бы пришлось сидеть дома и общаться с предками, пока погода не наладится. Не у всех дома есть фантасфера. Такое только на Демесне. В Биоме обычным людям приходится ходить в «Спейс-Нидл Эркейд» и платить за фантасферу.
— Вау!
Мы доходим до бассейна. Деменция смотрит на открывающийся за плавучим бассейном вид: пальмы, белый песок, фиолетовое море — и вдыхает щедрую дозу кислорода Демесне. Она раскидывает руки в стороны и кричит:
— Здесь так скучно!
Я тоже раскидываю руки в знак поддержки.
— Мне тоже!
— Ты чертовски крута. Лусарди классно тебя запрограммировала. Мне бы хотелось иметь Бету, но мои родители ни за что не согласятся. — Оливковые глаза Деменции скользят по моей тунике. — Боже правый, сними это чудовище.
Я снимаю платье и остаюсь в одном бикини.
— Наперегонки! — кричит Деменция.
Она ныряет в бассейн с высокого старта. Я ныряю за ней, нежась в гладкой воде и чувствуя себя как дома. Я должна была без проблем догнать и обогнать Деменцию, но стоит мне уйти под воду, как все повторяется: по коже проходит толчок, и появляется он. В этой кристальной застывшей воде я вижу его лицо более отчетливо, его высокие скулы и блестящие белые зубы, темный загар. Его бирюзовые глаза пристально смотрят на меня, словно видят меня насквозь. От его близости по коже бегут мурашки. Его русые волосы развеваются, пока твердое как камень тело рассекает воду. У него крупное мускулистое тело, как у бамбуковых строителей, словно он может удержать весь мир на плечах. «Ты же знаешь, что владеешь мной, Зи», — раздается его голос, и сердце ухает, а чресла неожиданно оживают. Его голос, такой хриплый, пробуждает чувственное желание, о котором я даже не подозревала. От его голоса по моему телу бегут мурашки.
Ты же знаешь, что владеешь мной, Зи.
Он был первым моей Первой. Он жил в ее сердце. Не знаю, почему я это знаю, но я знаю, откуда я это знаю: по сердцу и самому моему естеству расходиться сладкое томление. Эта боль поглощает меня чистым желанием; я не смогу утолить свой голод по нему.
И я снова устремляюсь к нему, желая коснуться, и на этот раз он не исчезает. Он поднимает ладонь и отталкивает меня.
Я не могу. Это неправильно. Ты же знаешь.
Сердце так сильно сжимается, что я не могу дышать.
Ненависть. Ярость. Боль предательства.
Теперь я понимаю эти чувства.
Я касаюсь ступнями дня бассейна и устремляюсь вверх, отчаянно наполняя легкие кислородом премиум-класса и столь же отчаянно надеясь, что смогу увидеть его на берегу, во плоти. «Мы справимся, — хочу я умолять за нее. — Прошу».
Но на другом конце бассейна я вижу одну только Деменцию.
— Ты должна была меня обогнать! Да что с тобой? Ты словно призрака увидела? Не смей виснуть, иначе я тебя вырублю. — Прежде чем нырнуть обратно под воду, она добавляет: — Шутка! Типа!
Я снова погружаюсь под воду, чтобы найти его, но бронзовый бог больше не появляется. Я лежу на дне бассейна, пока не заканчивается кислород. База данных говорит мне, что будь я человеческим подростком, то хотела бы уединиться в укромном месте, и вот здесь я могу его создать. Убежище под водой. Погруженный в жидкий шелк не бесчувственный клон.
Под водой я могу познать ее. Она была яростной, несговорчивой. Любила страстно и сильно. Сердце свое отдала голубоглазому богу воды. Она владела им. Его сердцем.
Но после предательства родились ненависть и страх.
Ненависть придала ей сил.
Будь она мной (а она и есть я, даже если она технически мертва), она бы не испугалась непонятных воспоминаний и инстинктов. Она бы сказала: «А вдруг твои чудовищные дефекты тоже придают тебе сил?»

1. Бута́ — миндалевидный узор с заострённым загнутым верхним концом.

Я наверно, что-то пропустила, но почему именно в воде у Элис проявляется память о парне? Наверно там легче сосредоточиться и не отвлекаться на посторонние звуки.
Девочки, спасибо.

Natala пишет: Ее Первая была пловчихой. В 4-ой главе она делает прыжок в воду, когда с друзьями веселится в бассейне, и после него она понимает, что вода - ее стихия. Сработала мышечная память)

Иван стал чаще выигрывать.
За те несколько недель, как я приехала в поместье Браттонов и мы начали утренние тренировки, его скорость и ловкость сильно возросли. Он больше не отставал, а зачастую и обгонял. Ежедневная запись индекса массы тела показывала, что уровень жира снизился на десять процентов, и настолько же увеличилась мышечная масса.
На половине третьего забега по лестнице, ведущей от пляжа к дому Губернатора, Иван останавливается, поворачивается к океану и заявляет: «Я готов!». Он делает выпад в мою сторону, точно боксёр, рвущийся на ринг.
У Ивана не только увеличилась мышечная масса, но и возросла уверенность в себе. Он стал с большим воодушевлением, a не смирением, ждать военных сборов. Теперь он знал, что не подведёт семью. Иван с нетерпением отсчитывал дни до начала базовой подготовки и определился с карьерой. Он выбрал карьеру военного лётчика. Отбор на эту желанную должность был весьма жёстким, поэтому он прикладывал все силы, чтобы достичь цели.
Губернатор был доволен. Всего месяц назад Иван с непримечательными физическими способностями не вписывался в стандарты призывников, а сам был не заинтересован и уклонялся с определением цели. Я завоевала доверие матери, оказав помощь в перевоспитании Ивана, а та в свою очередь завоевала доверие за то, что привезла меня домой. Это была беспроигрышная ситуация, даже Губернатор выиграл от покупки Беты.
«Возможно, ты даже лучше Астрид, — сказал мне как-то Губернатор за ужином, проверяя обновлённые показатели физического здоровья Ивана. — У тебя есть все желаемые качества девочки-подростка, но без бзиков и дезинформированной идеологической платформы как у Астрид».
Иван засовывает руку в трещину в скале.
— Знаешь, что у меня здесь? Только пообещай держать это в секрете.
Я киваю, заинтригованная. Мой брат не из тех, кто хранит секреты. «Это потому что у мальчиков всё проще», — объяснила мне мама. Астрид была лгуньей и хранила секреты. Но у Ивана «что на уме, то и на языке», уверяла меня мама. «Как называется, душа нараспашку».
Он достаёт руку из расщелины. На его ладони белые семена.
— Это семена кюве, — говорит Иван.
Кюве — родные цветы Демесны с цветами в форме факелов. Они в изобилии украшают сады, подъездные пути и посадочные площадки многих домов острова. Затем Иван достаёт ещё более любопытную вещицу: небольшую фарфоровую чашку с подходящим к ней толстым фарфоровым «грибом». Интерфейс определяет эти предметы как ступку и пест, старомодный инструмент для растирания таких материалов, как специи. Иван бросает немного семян кюве в ступку и растирает, производя кремообразную массу с божественным цветочным ароматом.
— Дай угадаю. Ты тренируешься на военного парфюмера?
Иван тепло улыбается.
— Сарказм прекрасно сымитирован. Но нет, это кое-что получше. Я пытаюсь создать собственную рахию.
— Зачем? Ты же не можешь незаконно добыть материал удовлетворительного качества?
— Более чем удовлетворительного. В этом-то и проблема. Чем лучше рахия, тем больше мне хочется и тем меньше хочется ждать, когда мне её доставят. Рахию делают из семян кюве, которые находятся в зубчатых лепестках цветка. Я учусь не только делать рахию, но и улучшаю рецепт. Если я добавлю, к примеру, тестостерон… — Иван достаёт из щели маленькую бутылочку с буквой «Т», — я не просто получу удовольствие, но и стану сильнее.
— Отличное открытие, — признаю я.
— Меня это, как бы сказать, сильно вдохновляет. Мне хорошо, и я хочу чувствовать себя ещё лучше. Но это не просто ощущения. Я действительно становлюсь лучше. Я могу стать самым сильным.
— А Губернатор знает?
— Он же сам хочет, чтобы я стал номером один.
— Я про твой химический набор.
— Конечно, нет! Он убьёт меня. Не говори ему. Я показал тебе всё это, потому что начал собирать компоненты для новых экспериментов, и хочу, чтобы ты знала, где всё хранится, если мне вдруг что понадобится. — Он игриво щиплет меня за руку, но с достаточной силой, чтобы позже появился синяк. — Договорились, чемпионка?
— Само собой, брат.


Я привыкаю к распорядку дня. Ранним утром бужу Лизель и помогаю ей подготовиться к «школе». Затем два часа тренируюсь с Иваном. После ланча играю роль компаньонки матери. Иногда мы ездим на совместный ланч в «Гавань», иногда записываю под её диктовку список еды и рассадку гостей для предстоящего бала Губернатора, а иногда вместе ходим по магазинам.
Большинство покупок на Демесне совершаются через реле, так что возле взлётной площадки у главной улицы всего несколько приличных магазинов и кафе. Сегодня мама хочет пойти в магазин, где меня купила. Она говорит, что ей нужно новое дамское бельё, но мне кажется, она хочет нового клона.
— Если правильно помню, в магазине была ещё одна подросток Бета? – спрашивает она, когда мы направляемся к бутику.
— Да, мама. Её зовут Бекки.
— Должно быть, её ещё не купили. Иначе я бы узнала.
Мы входим в магазин, и нас тут же приветствует Мариса, торговый агент, которая продала меня матери.
— Миссис Браттон, как приятно вас снова видеть. Как вам наша Бета?
— Она божественна, — воркочет мама. — Просто божественна.
— Доктор Лусарди будет очень рада это слышать. Чем я могу вам сегодня помочь?
— Я бы хотела новую ночнушку. Шёлковую и сексуальную. И… у вас есть ещё Бета в продаже?
Утончённость не запрограммирована в характере моей матери.
Мариса чуть морщится.
— Есть. Но… боюсь, она не соответствует вашим вкусам. В ней есть изъяны в отличие от этой модели, — говорит Мариса и указывает на меня.
— Дайте на неё посмотреть.
Мариса уходит вглубь магазина и возвращается с Бекки. Цвет её лица стал более землистым с нашей последней встречи, и, что самое удивительное, в глазах цвета фуксии появились красные крапинки, словно они налились кровью. И, похоже, Бекки стала полноразмерной.
— Здравствуй, Элисия.
— Здравствуй, Бекки.
Мама осматривает Бекки с ног до головы. Выбор очевиден.
— Нет, — говорит мама.
— Давайте я покажу вам нашу коллекцию нижнего белья, — говорит Мариса. — Нам только что доставили прекрасные образцы из Биома. Они просто невероятного дизайна!
— Да, — вздыхает мама. Её разочарование нескрываемо. Она хочет чего-то нового и свежего. А теперь купит всего лишь пятьдесят вторую сорочку.
Мама и Мариса удаляются в дальний угол магазина, оставляя меня наедине с Бекки.
— Как поживаешь? — спрашиваю я Бекки.
— Удовлетворительно, — констатирует она. Её внешность изменилась. Она не просто потолстела, у неё вдобавок пожелтела кожа, а глаза стали мутными, а не стеклянными.
— Как дом Губернатора?
— Удовлетворительно, — констатирую я, а про себя думаю: «Лучше, чем торчать всё время в скучном бутике, дожидаясь покупки, которая никогда не произойдёт».
— Как он?
Её поведение безлико, как и положено, но я не могу избавиться от подозрения, что с ней что-то не так.
— Идеален.
— Разумеется. Как твоя служба? Есть работа по дому?
— Я не занимаюсь работой по дому, — отвечаю я и к своему удивлению понимаю, что в моём голосе прозвучала обида. — Я член семьи.
— Тогда что ты делаешь?
— Тренируюсь с братом Иваном. Сопровождаю маму на обед. Играю в бассейне с сестрёнкой Лизель. Вечером ужинаю в кругу семьи.
— Ты ужинаешь вместе с ними? Ешь еду из вежливости?
— Да.
Я не добавляю, что просто обожаю их пищу.
Бекки поддаётся ко мне.
— А ты пробовала шоколад?
— Да, — спокойно отвечаю я.
— Как я слышала, он вызывает у людей атараксию.
— Похоже на то, — соглашаюсь я.
— А у тебя он атараксию вызывает?
— Само собой я неспособна испытать атараксию.
Не знаю, почему я не призналась Бекки, что смогла почувствовать вкус шоколада. Её жизнь и так кажется жалкой. Нет нужды дальше напоминать о своём привилегированном положении, прекрасном доме, семье, чувстве вкусе, которого у меня не должно быть, но он есть.
— Я как-то попробовала шоколад, — шепчет она. Предложение вылетает стремительно, словно ей не терпелось в этом признаться, но храбрости хватило только на тарабарщину.
Отлично! Возможно, её жизнь в бутике не такая уж жалкая.
Я отвечаю признанием на признание.
— Шоколад очень вкусный, — быстро и тихо говорю я.
Бекки хватает и сжимает мою ладонь.
— Да, — облегчённо отвечает она.
Она подводит меня к комоду, на котором лежат стопки свитеров, открывает нижний ящик, шарит за стопкой и достаёт спрятанную заначку шоколада.
— У меня есть ещё. Хочешь — бери.
Она не наберёт веса от безвкусных клубничных коктейлей, но растолстеет от избытка шоколада, который ест без всякой меры, если она действительно получает от него удовольствие. Возможно ли, что чувство вкуса — особенность всех Бет? Или другие клоны тоже им обладают?
— Оставь себе. Дома я могу есть шоколад в любое время.
— Пожалуйста, забери его, Элисия. Меня от него толстит, а я не хочу возвращаться.
— Куда?
— В лазарет, — шепчет она.
Она видела тоже, что и я.
Я беру шоколадные батончики и бросаю в один из маминых пакетов.
— Спасибо. Я слышала о твоей жизни с новыми хозяевами. После встречи с тобой все приходят посмотреть на меня. Одна за другой все подруги твоей матери тайком приходили сюда в поисках второй тебя. Они думали, что остальные не узнают. Но они все посмотрели на меня и не купили.
— Ты ещё найдёшь покупателя, — говорю я, переключив голос в режим «успокаивающего».
Бекки неожиданно шипит:
— Я не хочу, чтобы меня покупали. Я хочу свободы.
Она чего-то хочет? И что за свобода ей нужна? Но у меня нет времени ответить на её шокирующие признание. К нам возвращаются мама с Марисой. Мама готова уйти. Я беру её пакеты.
— Пора лететь в «Гавань» на ланч, — объявляет мама.
— Да, мама. До свидания, Мариса. До свидания, Бекки.
Я думала, что свобода — это покинуть бутик и переехать в новый дом, но я понимаю, что Бекки не только разделила со мной чувство вкуса, но и имела в виду под «свободой» нечто совершенно иное, а не слово, вложенное в мою базу данных.
Кажется, Бекки хочет владеть собой, а не становиться собственностью человека.

Пух, пух, пух.
Оленёнок мертв.
— Стоп! — визжит Лизель.
Это кодовое слово, чтобы выключить игру, если Лизель станет слишком страшно.
— Слишком поздно, — отвечает Иван. — Ты опоздала. Оленёнок мертв.
Но игра распознает команду Лизель, и симуляция вырубается. Холмы, высокие дубы, луг со спокойным прудом, где животное утоляло жажду, мёртвый оленёнок — всё в секунду исчезает. От виртуального мира остаётся лишь игровые контроллеры в виде автомата.
— Хочу в «Искателей приключений» или «Бал Золушки», — дуется Лизель. — Ненавижу стрелялки.
Игры в охоту её пугают, особенно симулятор акулы. Как дитя Демесне она думает, что акулы — это добрые клонированные животные, которые щекотали её свешенные с лодки ступни, когда отец возил её на периферию кольца Демесне. В фантасфере акулы — океанические монстры, которые охотятся на людей вместо того, чтобы их щекотать.
— Ты знаешь правила, — говорит Иван. — Если хочешь, чтобы я с тобой играл, выбирай нормальные игры.
Лизель вздыхает:
— А вот Астрид поиграла бы со мной в «Бал Золушки».
— Ага, и прочла бы лекцию о том, что подобные игры представляют женщин как безвольных существ, которые только и ждут, когда их приедут спасать принцы.
— А я хочу, чтобы меня спас принц.
— С твоим старшим братиком тебе не понадобится помощь ни от каких принцев, поняла? Так, во что ты хочешь сыграть?
Лизель снова задумывается над выбором.
— А ты не можешь заняться чем-нибудь другим, а Элисия пока поиграет со мной в «Бал Золушки»?
Когда я играю в фантасфере вместе с Лизель, она всегда выбирает «Бал Золушки». Вместе мы посещаем роскошные балы в прекрасных платьях из тафты и бриллиантовых тиарах. Она даже сохранила созданного нами принца в игровом профиле, чтобы мы смогли загружать его снова и снова. Он запомнил все танцевальные па, которым его обучила Лизель, начиная от древних танцев, таких как хастл¹ и макарена, до ныне модных попотрясов и череполомов. Принц высокий, темноволосый и красивый, носит офицерскую униформу: чёрные брюки и красный китель, украшенный золотистым парчовым поясом и малиново-золотистым кушаком. Он никогда не откажется подарить нам коробку шоколадных конфет. Мы прозвали его Шоколадным принцем.
— Нет! — рявкает Иван. — Я сказал, выбирай хорошие игры, или я больше никогда не буду с тобой играть.
— Это нечестно! — дуется Лизель.
— Честно-честно. Не веди себя как ребёнок. Папа хочет, чтобы я больше играл в здоровые игры.
Лизель вздыхает точно мама.
— Может, в Нуль-грав?
— Отлично!
Игра начинается, но на этот раз на белых стенах комнаты не появляется виртуальных предметов или пейзажей. Вместо этого раздаётся всасывающий звук, и нас тут же притягивает к потолку точно магниты. В условиях невесомости придётся задействовать мышцы кора², чтобы опуститься на пол. Кто первым встанет на пол, тот и победил. Обычно выигрываю я, но с тех пор как Иван стал намного сильнее и выше, у него появились неплохие шансы на победу. Лизель даже не пытается с нами тягаться, вместо этого она радостно отскакивает от стены и пытается оттолкнуть брата к потолку, пока он пытается спуститься. Она не хочет побеждать, только веселиться.
Я стремлюсь к победе, потому что это заявленная миссия в игре.
Я уверена, это было бы целью и моей Первой. У клона бы не появились скульптурные мышцы, не будь он продублирован с человека, который назначил своей миссией спорт и победу.
Иван стремится к победе, потому что Губернатор постоянно напоминает сыну, что тот должен быть «победителем», иначе ему не выжить и не преуспеть.
Мы втроём плывём по комнате, изо всех сил пытаясь вернуться на пол. Лизель висит под потолком, уцепившись в руки Ивана, и тянет его вверх. С такой помощью я легко опускаюсь первой. Всасывающий звук стихает. Лизель и Иван падают на пол. Их падение смягчают воздушные шары, которые автоматически появляются из пола.
Иван встаёт на ноги, и шар исчезает.
— Отстой, — говорит Иван, так как не любит проигрывать. — Давай поиграем в настоящую игру, — говорит он мне. — С настоящими рисками.
— Чтобы Элисия не выиграла! — дразнится Лизель.
— Что? — удивляюсь я.
— А я могу сыграть? — спрашивает Лизель.
— Нет. Ты ещё слишком маленькая, — отвечает Иван. Он отправляет по реле сообщение персоналу на улице.
— Мы с Элисией полетаем на параплане.
Похоже, мы собираемся слететь с края мира.
Я не испытываю химического прилива адреналина, но могу его опознать по лицу Ивана, регистрируя сочетание ожидания, страха и решимости. Мы окунёмся в опасность. Астрид, по его словам, боится высоты и не будет играть с нами.
Мы стоим на краю скалы на участке Губернатора. В сотнях ярдах под нами — длина футбольного поля — острые скалы и воды Ио, бескрайние и манящие. Слуги шустро прикрепляют парапланы, и вот мы с Иваном стоит на точке, с которой начнём разбег, чтобы подняться в воздух, оторвавшись от земли.
Иван оборачивается к дому.
— С этого места начнём разбег. — Он указывает на огромную скалу в нескольких футах от нас, а затем проводит рукой вокруг места, где мы стоим. — Как добежишь до края, прыгай что есть мочи, иначе врежешься в ту скалу. — Он указывает на комплекс зданий у береговой линии в паре миль от нашей позиции. — Видишь тот мегадом, высеченный в известняковой скале? Это поместье Фортескью. Мы пролетим над водой и приземлимся на пляж, где достаточно жёсткий песок. Поняла?
Я киваю. Он отходит к скале, где лежит расплавленное крыло параплана, подготовленное к полёту. Как только он будет готов прыгнуть, в крыло попадёт воздух, оно станет жёстким и понесёт его над океаном.
Но я не сразу следую за ними, вместо этого я спрашиваю себя, что будет, если я откажу.
Истечёт ли мой срок службы, если я вдруг объявлю, что этот прыжок мог с лёгкостью убить меня. Я никогда раньше не летала на параплане. Чип подсказывает, как им пользоваться, но у меня нет реального опыта маневрирования среди воздушных потоков, с которыми мы столкнёмся на такой высоте. Я бы предпочла поплавать в плавучем бассейне и увидеть бронзового бога сёрфинга с бирюзовыми глазами. И чтобы после заплыва кто-нибудь подал мне шоколад. И чтобы этим кто-то был человек. Пусть сегодня прислуживают клонам. Пусть полетают на параплане, если захотят повалять дурака. Будь так любезна, дорогая зверюшка.
Иван кричит мне:
— Давай же, Элисия !
Я говорю одно слово. Тихо, но слышно:
— Нет.
— Что ты сказала? — спрашивает он. На его лице смесь удивления и замешательства.
— Нет, — повторяю я чуть громче.
Иван не знает, как реагировать на мой ответ. Он разозлится? Усмирит меня? Отдаст приказ?
— Элисия, я сказал…
Я не дожидаюсь конца предложения, а вместо этого делаю несколько шагов назад и занимаю стартовую позицию.
— Шутка! Типа!
Я не заморачиваюсь с отчаянным прыжком с указанной Иваном стартовой точки. Используя всю имеющуюся силу, я вдавливаю стопы в землю, а затем максимально поднимаю ноги в воздух и отрываюсь от земли.
Мы парим.
Летя высоко в воздухе, поднявшись на тысячи футов над землёй с помощью простой, но изящной системы строп, прикреплённых к двум полотнам ткани, я понимаю, почему Иван так сильно жаждал этой опасности. Здесь свобода, простор, бесконечность.
Закатное солнце отбрасывает абрикосовые блики над фиолетовой водой. Воздух кажется тоньше и нежнее, чем в щедро накаченной кислородом атмосфере под нами. Глотать его рискованно, заманчиво.
Возможно ли, что она сейчас на так называемых людьми Небесах? Пока я лечу над океаном, мои лёгкие впервые вдыхают не биоинженерный воздух, который она, возможно, вдыхала. Я не могу избавиться от надежды, что моя Первая тоже испытывала подобное.
— Сладко, да? — раздаётся голос Ивана в аудио приёмнике.
— Лучше рахии? — спрашиваю я.
В шлеме раздаётся его ответ.
— Слаще рахии нет ничего. Но рахия помогает скрасить скучные дни на Демесне, а полёты помогают почувствовать жизнь по-настоящему.
Высота предоставляет мне новый, лучший вид на фиолетовое кольцо, омывающее Демесне, и внешние просторы с их белыми волнами-монстрами, прозванными гигантами, которые с такой высоты кажутся кроткими и дружелюбными. Я впервые вижу настоящий океан за пределами Ио. Я смотрю на приливы и отливы, ревущие и разбивающиеся о скалы волны, и по-новому осознаю его мощь. В сравнении с необъятной гладью воды мы с Иваном крупинки. За гигантами я различаю архипелаг небольших необитаемых островов. Их берега облицованы белым песком, но дальше кустарник и джунгли. Я начинаю понимать, почему эти земли называют дикими.
За островами ничего. Океан расстилается до самого горизонта и за его пределы. Через тысячи миль, там, где мне никогда не увидеть и, возможно, никогда не побывать, он достигает берега Материка. Должно быть, там её дом.
Интересно, а он скучает по ней, её бронзовый бог, чьё сердце она украла, в ответ погубив своё?
— Впереди поместье Фортескью, — раздаётся голос Ивана. – Готовься к посадке.
Я регулирую стропы. Мы с Иваном начинаем медленно снижаться.
Шмяк. Стопы касаются земли, и я бегу, чтобы смягчить посадку.
Шмяк, шмяк, шмяк. Иван приземляется позади меня, тяжело и неуклюже. Он пытается бежать, но параплан оборачивается вокруг него и валит на землю. Он закашливается, поднимаясь на ноги. Запутанный в стропах, но счастливый.
— Классный полёт! — хрипит он.
— Почему ты кашляешь?
— Для местных это обычно. Мы настолько привыкли к чистому воздуху, что после того как подышим наверху более тонким воздухом, лёгкие подводят при посадке. Нужно чаще так делать, чтобы подготовиться к Базе.
Он кашляет громче и сильнее.
Вдоль пляжа идёт одинокий силуэт. Он подходит постучать Ивана по спине. Иван оборачивается поприветствовать «незнакомца».
— Тахир! – восклицает он. Иван и Тахир касаются друг друга кулаками и бьются плечами — местный дружеский жест.
Тахир — высокий юноша с кожей цвета мокко и ореховыми глазами в обрамлении густых ресниц и настолько кораллово-красными и пухлыми губами, что они выглядят чуть ли не женственными. Они настолько совершены, словно генетически спроектированы специально для поцелуев. Чёрные волосы наполовину заплетены в тугие косички. Они обрамляют лицо, идя ото лба несколько дюймов до середины головы, где кончики косичек и натуральных волос уложены хаотично и небрежно. У него такие же восхитительно упругие мышцы живота, как и у его двоюродного брата Фазарда, но только если у Фазарда грудь усеяна чёрными волосами, у Тахира всё чисто.
Тахир с любопытством осматривает меня с ног до головы, а потом заходит за спину, где на шее можно увидеть лазерную татуировку «Бета». Затем он завершает круг и пристально вглядывается в мои глаза цвета фуксии. Стоит нашим взглядом пересечься, как у меня начинает покалывать кожу, но я определяю это как эффект трения после приземления. Он вглядывается в глубину моих глаз вместо того, чтобы быстро отвести взгляд, как обычно это делают люди, словно хочет найти за остекленевшими глазами что-то помимо пустой оболочки.
Освободившись от строп, Иван говорит Тахиру:
— Да, они начали изготавливать Бет-подростков. Можешь в это поверить? Её зовут Элисия. С возвращением, старина.
Тахир не отвечает. Вместо этого он тянется к моему локтю. Прикосновение выглядит странным, а тепло его тела мгновенно вливается в меня. Тахир с грустью вглядывается в мои глаза. Пухлые губы изгибаются в сладкую полуулыбку.
— Привет, красавица.
Он словно Шоколадный принц во плоти.
Такой сладкий.

Сноска:
1. Хастл – парный импровизационный танец под современную музыку. Танец очень простой и демократичный.

2. Мышцы кора — комплекс мышц, которые отвечают за стабилизацию таза, бедер и позвоночника.

Вот и главные герои в сборе.
Жизнь пока у героини спокойная, но вскоре это "райское" место начнет показывать свое истинное личико, а то уж больно все спокойно.
Пока занимаюсь отловом блох, а то я нашла ненужную "мисс" в 11 главе, но с написанием рахии и именем одного героя я все-таки определилась, а то уж его имя немного неприлично звучало

И из интересного: внимательный читатель заметит, что в 12 главе отчего-то не какао бобы, а кока. Это умышленно. Либо автор ошибся с написанием растениям (но тогда почему это пропустили на стадии вычитки?), либо в мире Беты шоколад делают из очень любопытных ингредиентов.

Такая тихая и размеренная жизнь: маман от скуки покупает очередную шмотку, сын, судя по всему, балуется наркотиками, папа видит только победу и вожделенный Олимп, а бета Алисия живет, как во сне и пока не пробудилась. Понравилась бета Бекки, не нарочно ли она лишает себя "товарного вида", чтобы обрести свободу, только кто ее отпустит? Не только бог с бирюзовыми глазами, но и Тахир манят гланую героиню.
Девочки, спасибо.

К сожалению, чистейшее счастье и достаток оказываются уродливейшей вещью на свете. Все на острове постепенно, но уверенно деградируют. Либо же валят, как это сделала Астрид.
Я бы на месте жителей Материка подождала, когда островитяне окончательно отупеют, и напала бы, чтобы отнять их ресурсы.

Люди, есть 15-я глава. Главное, завтра принести с работы свой мозг в целости и сохранности и вычитать в последний раз, чтобы устранить замечания редактора.

*Мозг собрался только в утро субботы, вчера уснул*


Иван отправляет сообщение по реле, и спустя несколько часов, как мы приземлились на пляже, вся банда: Иван, Фазард, Грир и Деменция — собирается в досуговой Тахира в поместье Фортескью, чтобы отпраздновать возвращение друга на Демесне.
Поместье Фортескью — огромная многоэтажная группа домов в стиле пуэбло, высеченных в известняковой скале, с которой открывается вид на самый прелестный вид на океан. Покои Тахира представляют собой несколько помещений с белыми каменными стенами и круглыми стеклянными окнами, напоминающим судовые иллюминаторы. Комнаты украшены турецкими коврами, подушками, столами и стульями с замысловатой резьбой, сделанными из слоновой кости и ценных пород исчезнувших деревьев. Слугам приказано не беспокоить Тахира и его друзей, пока их не позовут. Для освежения оставлен поднос с маленькими бутербродами и стаканами свежего лимонада с мятой.
Меня тянет к нему, чего я не могу ни описать, ни понять.
Я хочу смотреть на Тахира… вечно.
Тахир рассказывает нам о жизни в Биоме, в который он уехал для прохождения интенсивный физиотерапии после несчастного случая. Его надежды на колледж, соревнования по сёрфингу — отложены на неопределённое время. Сейчас вся его жизнь сводится к восстановлению от ран и предсмертного опыта. Друзья рассаживаются вокруг него и увлечённо слушают его рассказ, но Тахир временами поглядывает в мой тихий уголок, где я сижу на подушке у окна с видом на океан. Он говорит как-то отстранённо: медленно, словно в любой момент может запнуться или что-то забыть. Спина и шея ещё до конца не зажили, объясняет он. Он не просто не может участвовать в соревнованиях, ему вообще запрещено заниматься сёрфингом на долгое время. Может быть, навсегда.
— Нет! — кричит Фазард. — Это слишком. Неправильно.
— Не забывай, — тихо говорит Грир. — Он выжил. Цена могла быть намного выше.
Я гляжу на стену, перед которой стоит Тахир. Она вся покрыта фреской, нарисованной столь мастерски, что она выглядит лучше любой голограммы. На фреске изображён Тахир на серфе, оседлавший огромную волну, которая возвышается над его головой. Изображение передано в мельчайших деталях и даёт крупный план на тело. Ты словно вживую видишь, как напряглись бицепсы и мышцы живота, и чувствуешь силу крепких ног. Он в глубине сапфирового водного туннеля, обрамлённого бурлящей белой пеной над головой, водная гладь смыкается за его спиной. Ореховые глаза ярче, чем в жизни, и горят решительностью. Детали настолько мастерски переданы, настолько точны, что зритель почти слышит грохот воды, вдыхает аромат морского воздуха и ощущает бриз, ласкающий кожу Тахира в тот момент. Покорить такую волну — настоящий подвиг, и об этом свидетельствует множество трофеев и лент, размещённых на противоположной стене.
— Давайте сыграем в Нуль-грав, как в старые добрые времена, — предлагает Иван.
Тахир качает головой.
— Мне больше нельзя в Нуль-грав.
Все выдыхают как один.
— По крайней мере, пока, — поправляет себя Тахир.
Друзья кивают. «Всё вернётся на круги своя», — говорят их лица. Но как только Тахир отводит взгляд, я читаю в его глазах другое послание: «Нет. Все уже никогда не будет как прежде».
Глупо думать, что я испытываю к нему физическое или эмоциональное влечение.
Так почему я всё равно его испытываю?
Парни уходят поиграть в фантасфере в «Биомные бои в небесах», симулятор боёв на истребителях про войну за пустынные равнины Биома, а девчонок оставляют одних в соседней комнате заняться девчачьими делами: покрасить ногти на ногах и поболтать о парнях. Деменция полулежит на г-образном кресле, закинув ноги на край, а я сижу на полу и крашу её ногти в кроваво-красный цвет. Грир сидит в углу длинной части кресла, вытянув ноги на подушку, чтобы голова Деменции покоилась на её бедре. Грир попивает лимонад и гладит длинные чёрные волосы Деменции, словно прижавшегося к ней котёнка.
— Мне показалось, или Тахир стал холоднее к тебе? — спрашивает Грир у Деменции.
— Не просто показалось, — отвечает Деменция. — Раньше это была высокомерная холодность, теперь же равнодушие. Само собой, в своей особой манере горячего парня.
Грир понимающе кивает.
— Само собой. Он разбил ей сердце.
— Чьё? Потребовалась реанимация?
— В переносном смысле, — отвечает Грир. — Никто ничьё сердце на пол не ронял. Это просто фигура речи.
— Сердце Астрид, — объясняет Деменция. — Она до безумия любила Тахира. Они не были парой, но всегда проводили время вместе, когда он приезжал на остров, даже если он никогда публично не объявлял об их отношениях. У Тахира везде были девчонки, куда бы он ни поехал за волной. В Биоме его, наверное, дожидается целый гарем.
— Будешь таким, когда твой отец один из богатейших людей планеты. Тахир может получить любую девчонку, какую захочет.
— Теоретически! — поправляет её Деменция.
Грир смеётся.
— Теоретически да. Бедняжка Астрид. Она так сильно в него втрескалась, но он никогда бы не связал себя с девушкой, чей отец всего лишь служащий на маленьком острове.
— Тахиру не престижно встречаться с дочерью Губернатора? — спрашиваю я вслух.
«А что насчёт клона-замены его дочери?» — спрашиваю я про себя.
— Дружить — можно. Но серьёзные отношения? По стандартам Деменции, не круто. Люди сказали бы, что она недостойна Тахира. Отец Астрид всего лишь наёмный рабочий. Губернатор и его семья живут здесь с согласия Совета директоров, а не потому что владеют местной недвижимостью.
— А твой отец-посол владеет местной недвижимостью? — спрашиваю я у Грир.
Это вроде бы логичный вопрос, но Грир шипит: «нет», и смотрит на меня с раздражением.
— Но мы хотя бы родом из старинной семьи, даже если не безумно богаты, как эта старушка, — ласково гладит она Деменцию по головке.
Я не понимаю, как старость влияет на богатство семьи Грир или почему семнадцатилетнюю Деменцию называют старухой, но рассчитываю, что в конце концов всё пойму.
— Астрид была такой сладенькой, но помешанной на поступлении в лучший университет. Она так занудно рассказывала о справедливом распределении богатств и невозможных атараксиях. Это смущало. Думаю, в конечном счёте, это и оттолкнуло Тахира. Она отдала ему своё сердце, а он его растоптал. — Деменция делает паузу, а я пытаюсь представить, как Тахир ставит ногу на бьющееся сердце Астрид. — Элисия, у меня нога затекла. Помассируй.
Я прекращаю полировать её ногти и массирую икры.
— Так намного лучше. А теперь возвращайся к педикюру. — Как только судорога проходит, Деменция продолжает сплетничать об отношениях Астрид и Тахира: — К тому же Астрид не хотела, чтобы хоть что-то отвлекало её от учёбы, а Тахир хотел быть везде. «Я собираюсь слетать на вертолёте в Альпы или погонять по Гималаям, а ты сиди и помирай от тоски».
— И с чего Астрид влюбилась в такого подлеца, как Тахир? Он её полная противоположность.
— Но шикарен ведь? — вздыхает Деменции. — Давай посмотрим.
Она наклоняется нажать кнопку PLAY на голограмме, встроенной в боковой столик. В фоторамке оживает изображение Тахира с прошлого бала Губернатора. Тахир в чёрном смокинге с каре-зелёными лацканами под цвет глаз кружит Астрид в танце, а затем наклоняет до самого пола. «Я боготворю землю, которой касалась твоя голова», — говорит ей Тахир. Астрид смеётся и улыбается, а он поднимает её и прижимает к себе. Внимание всех девушек в зале приковано только к нему. Он дарит им свою белозубую улыбку и возвращает внимание к Астрид. «Эй, красавица», — шепчет он ей. Астрид сияет.
— Ну да, — соглашается Грир под конец клипа. — Вот доказательство. Он здесь просто совершенство. Но Астрид испытывала к нему настоящие чувства, а он даже не сказал родителям, что они больше, чем случайная пара. Он использовал её.
— Карма, — говоритДеменция. — В масштабах космоса у всего есть причина и следствие.
— Как думаешь, они виделись в Биоме? — спрашивает Грир.
— Сомневаюсь. Тахир из тех, кто поматросил и бросил.
Я заканчиваю с педикюром Деменции.
— Мне покрасить вам ногти? — спрашиваю я у Грир.
Грир мгновенно обдумывает вопрос и отвечает:
— Не сегодня. Это может не понравится Аквине.
— Аквине? —переспрашиваю я.
— Временный помощник моего отца. Прилетел на Демесне с Базы. Я так на него запала, что аж жалко и смешно. Он — Аквине, так что ему по вкусу естественные девушки без накрашенных ногтей. Аквине положено быть смиренными и скромными.
Я отправляю запрос.
Аквине — закрытая секта генетически модифицированных людей, которым предназначено произвести новую расу совершенных. Они известны как спокойные религиозные фанатики, и наряду с модификацией генов ради красоты и силы, создали расу людей, преданных до безумия: они образуют пары только ради любви и моногамны. Если кого выбрали, то на всю жизнь. Эта высшая раса не верит в бурные и случайные романы.
— А я рассказывала, что на прошлой неделе Аквине обходил мой дом? Я чуть не грохнулась в обморок от его великолепия. Он опрашивал наш персонал для подготовки ежегодного отчёта для Комиссии по правам репликантов. У него такой сексуальный голос с хрипотцой, и лицо как у ангела. Жаль, он со мной не пообщался! — Деменции касается своего шрама на лице.
Грир отводит ладонь Деменции и сама касается её шрама, проводя по нему указательным пальцем.
— Моя нежнейшая Деменция, — говорит она. — Я готова расплакаться. Зачем ты так с собой поступила?
Деменция указывает в моём направлении.
— Хочу быть как Элисия. Не хочу ничего чувствовать. Не хочу испытывать боли.
У парней заканчивается игра, и они выходят к девчонкам. Фазард смотрит на меня.
— Эй, Бета. Нам надо, чтобы ты сбегала.
Под «сбегала» имеется в виду, что Иван, Фазард или Деменция отсылают меня найти обозначенного посланника (иногда строителя с бамбуковой ванировкой или человека с временным пропуском в «Гавань»), чтобы он передал мне пакетик с пилюлями рахии для ребят.
— Куда сбегала? — удивлённо спрашивает Тахир. Ребята ошеломлённо пялятся на Тахира.
—За партией рахии, — объясняет Фазард. — Если что-то пойдёт не так, лучше пусть поймают Бету, чем нас.
— А-а-а. — Тахир пожимает плечами, словно все уже давно знал. — Я забыл.
Они все кивают, но лицо Фазарда выражает обеспокоенность: как Тахир мог забыть что-то настолько важное?
Деменция сгребает Тахира в охапку и прижимается к его груди.
— Всё нормально, Тахир. Мы рады, что тебе лучше.
Он целует её в макушку.
— Спасибо, красавица, — говорит он, но смотрит на меня. Интересно, что значит этот взгляд: любовь и нежность, с которой он смотрел на Астрид, или желание к искусственной игрушке Губернатора, с которым тот смотрел на свою усладительницу Тауни?
— Теперь ты дома, — говорит Иван. — И сегодня мы о тебе позаботимся. Заказанная рахия высшего качества.
— Я не могу больше её принимать. Может вызвать побочный эффект из-за лекарств.
— А!— восклицает Фазард с Иваном.
— Но ты же был королём атараксии! — восклицает Иван.
— Обидно, наверное, — предполагает Фазард. — Но я уверен, это просто вопрос времени, и ты снова будешь в строю. Бета может сбегать, но побалуемся рахией позже, чтобы ты не видел и не грустил.
— Не надо жертвовать весельем ради меня, — не соглашается Тахир. — Можете принять её днём. А я сбегаю с Бетой.
— Ты не можешь, — возражает Фазард.
— Только не ты, — добавляет Деменция.
— Может быть, старый Тахир и не мог, — отвечает он. — Но новый может.
— Мне просто нужно было от них отдохнуть, — объясняет мне Тахир, когда мы направляемся на центральную площадь. Я спрашиваю себя, а точнее надеюсь: «потому что ты хочешь побыть со мной наедине также сильно, как этого хочу я?» Площадь расположена на вершине жилого комплекса. Вход в него ведёт к акрам садов со скульптурными деревьями и цветочными клумбами. Мы подходим к причудливому фонтану с нефритовым дельфином с замысловатым узором. Через дыхало бьют бледно-розовые струи кристальной воды.
— Я не хотел показаться грубым и просить всех уйти. Но они меня утомили.
О, я вижу. Он предпочёл остаться с бездушным созданием, потому что так проще. Теперь мне становится понятно, почему люди так любят Демесне и клонов. Разговаривать с существом без души намного легче, чем общаться с собственным видом.
Мы садимся на краешек фонтана. Появляется работник в костюме садовника и с бамбуковым ванингом, но замечает Тахира и проходит мимо, словно и не думал к нам подходить.
— Эй! — кричит ему Тахир. — Всё нормально.
Садовник возвращается к нам и оглядывается через плечо: нет ли кого поблизости.
— Ничего не знаю, — говорит садовник. — Мне вообще не положено с вами говорить.
— Просто отдай и уходи, — отвечает ему Тахир.
Садовник достаёт из кармана прозрачный пакетик с пилюлями и передаёт мне.
— Я вас никогда не видел, — шепчет он и убегает.
По инструкции я прячу пакетик в карман, словно мне ничего не передавали, и переключаю лицо на режим «невинного».
— Персоналу не стоит вести себя, точно я неприкосновен. Родителям нравится приезжать сюда только потому, что здесь безопасно, и мы можем вести себя как обычные люди. Телохранителей можно оставить дома и быть самими собой. Понимаешь?
Я не понимаю, но имитирую понимающий кивок Грир.
— Само собой.
Я пялюсь на его пухлые губы. Такие сочные и так близко. Я могла бы их коснуться, если бы осмелилась. Этот красавец намного лучше подводного призрака с идеально загорелым телом. Тахир настоящий.
Ты же знаешь, что владеешь мной, Зи
Для моей Первой и её подводного бога «владеть» означало нечто больше, чем в это слово вкладывают на Демесне. Мне любопытно самой испытать подобную страсть, а не просто смотреть на воспоминания Зи.
Я должна сопротивляться, но не могу.
— А вы с Астрид экспериментировали с мега грандиозным? — спрашиваю я у Тахира. Наверное, дело в том, что я замена Астрид. Я… любопытна.
— Я даже не знаю, что такое «мега грандиозно». И кто такая Астрид?
Ореховые глаза Тахира прожигают меня насквозь, и мне кажется, что я чувствую шипение в своих бездушных глазах.
— Дочка Браттонов, которую я заменяю, — отвечаю я, и мой тон экспериментально устанавливается на «кокетливый».
Он подмигивает.
— Я знаю, красавица, — отвечает и снова заглядывает в мои глаза многозначительно, так глубоко, что я могу растаять от жара его взгляда. — Но сейчас прямо передо мной Элисия.
— Я клон, — напоминаю я. — Я не настоящая, в отличие от Астрид.
Хорошо, что я клон, потому что абсолютно ясно, что способности к флирту у меня на нуле. Я только что сказала, что не заинтересована в нём.
— Конечно ты настоящая, — говорит он и давит пальцами по моему запястью. — У тебя есть пульс. — Указательный палец нежно касается левого угла груди. — Есть сердце. Ведь так?
— Так, — говорю я, и моё сердце бьётся так сильно. Поверить не могу, что он не убрал палец, не почувствовав этот громовой стук.
Но он резко перестаёт зацикливаться на моём лице и переводит взгляд на фонтан. Он отводит указательный палец от моей груди и опускает его в воду, чертя круги. Мне так хочется, чтобы этот палец снова меня коснулся.
Похоже, ему больше не о чем со мной говорить, потому я обязана занять его так называемой у людей «светской беседой».
— Должно быть, ты чувствуешь себя расслабленным на Демесне.
Он не отвечает. Словно не слышит. Он настолько очарован, как его палец водит круги по воде, что совершенно забыл, что перед ним сидит и пытается завести беседу девушка-клон, чей пульс и сердцебиение он лично проверил пару секунд назад. Трудно понять, почему Деменция и Грир находят Тахира привлекательным подлецом. Я нахожу его привлекательным, но больше из-за внешности, а не из-за личного обаяния.
— Все дело в здешнем воздухе, — объясняю я.
— Да, — всё, что говорит он в ответ.
Вести беседу с красивым мальчиком тяжело. В моём блоке памяти нет информации что делать или говорить человеку, чья близость заставляет сердце биться быстрее, хотя, похоже, он забыл обо мне также резко, как несколько минут интересовался.
— Ты скучаешь по рахии?
Само собой, Иван ужасно обеспокоился, если бы потерял доступ к рахии. И это так сильно его тревожит, что он стал пытаться произвести собственную рахию.
Тахир пожимает плечами.
— Не особо.
Как Тахир может обходиться без рахии, если она такая здоровская? Может, это не так. Может, мне не стоит любопытничать по поводу рахии и этого парня.

Очень интересное поведение у Тахира, у меня сложилось впечатление, что это не совсем он.
Девочки,спасибо.

Время дочек-матерей — чаепития, проходящего на отдельном ярусе дома Губернатора.
Мама и её подруги собрались на верхней террасе на чаепитии по подготовке к предстоящему балу Губернатора. Вина течёт больше, чем чая. До нас с Лизель доносятся хохот и гогот: дамы наслаждаются обществом друг друга. Под террасой, на крытой веранде, мы с Лизель устроили собственное чаепитие. Мы сидим за небольшим круглым столиком на одной ножке, накрытом белой скатертью, попиваем горячий шоколад из крохотных фарфоровых чашечек и пробуем печенье с арахисовой пастой. Лизель хочет, чтобы мы разыграли спектакль без слов. Как мимы мы прислушиваемся к разговору наверху и придумываем реакцию дам на каждую сплетню.
К шумной компании присоединяется новый участник. «Простите, дамы!», — говорит она. Лизель стучит пальцем по воображаемым часам на запястье. Я тоже стучу по запястью и качаю головой. Мы произносим одними губами: «Опоздала», а потом закатываем глаза. Голос новоприбывшей похож на голос миссис Бывшей Королевы Красоты.
— На Материке плохая погода. Пришлось отложить полёт. Я прилетела всего час назад. Поездка была ужасной, но, клянусь, стоило мне вдохнуть нашего воздуха, как я сразу же расслабилась. Всё напряжение как рукой сняло.
— Да! — согласно вздыхают многие из дам.
— А я и не знала, что ты летала на Материк. В Биом? — с завистью говорит мама.
— Да, — отвечает миссис Королева Красоты. — Некоторые дела зовут нас обратно в реальный мир. Как и шоппинг!
— Должно быть, ты хорошо повеселилась, — говорит мама.
— Само собой, в мир всегда интересно возвращаться. Но избранной почувствовать себя можно только на Демесне. Может, слетаем как-нибудь вместе, дорогая? Я знаю, что у тебя нет личного самолёта, чтобы улетать с острова по желанию, но вы всегда можете попросить нас поднять в воздух одну из наших пташек.
— Конечно, можешь! — вторят некоторые дамы.
Лизель разбрасывает руки в сторону и вертит головой по кругу, изображая аэроплан. Я повторяю за ней.
— Демесне идеальна, — отвечает мама. — Зачем улетать?
Лизель прикрывает рот рукой и выпучивает глаза, что означает: «о нет!». Она знает, что мама лжёт. Множество вечеров за ужином мама ныла Губернатору, что у всех её подруг есть самолёты и они могут летать в любую точку мира, когда захотят, а у неё — нет. Она хотела бы слетать в Биом на модные показы и повидаться с Астрид.
«Можешь попросить у твоих подруг одолжить самолёт», — отвечал на это Губернатор.
«Я не должна просить. У меня должен быть собственный. Это так смущает».
И Губернатор неизбежно отвечал:
«Тогда заработай миллиард унидолларов на посадочные права на Демесне. Сейчас у нас на счету только несколько сот миллионов».
Раздаётся голос, похожий на маму Грир:
— Дамы, а кто из вас видел нового военного представителя Аквине?
Несколько дам вздыхает и сладостно бормочет: «Ох!» или «О да, я его видела!».
— Аквине на Демесне? — спрашивает одна из дам. — Я думала, они никуда не ездят.
— Большинство, — отвечает мама Грир.
— Я его видела, и он вправду очень неплох, — говорит мама.
Лизель затыкает уши и качает головой.
— Ка-а-ак он здесь очути-и-ился? — спрашивает миссис Задержка.
— Я слышала, что он здесь расследует несколько случаев пробуждения, — отвечает ей миссис Красная Вина.
Пробуждения? Кого? Зачем? Где?
Чего?
— Единичные инциденты. Дефектные, — говорит мама.
Лизель в шоке прикрывает губы рукой.
— Мама сказала «Дефектные», — шепчет она.
— Что такое Дефектные? — шепчу я в ответ.
— Клоны, которые стали плохими, — говорит Лизель. — Так мне сказала Астрид. Но мне нельзя этого знать. Папа говорит, что нам нельзя это обсуждать. Никогда.
— А какие клоны становятся плохими? Как? Когда это произошло? — шепчу я.
— Тс-с-с! — предупреждает Лизель.
Она прижимает указательный палец к губам и указывает на балкон.
— Я хочу послушать, — шепчет она.
— Возможно, в прошлом было несколько единичных инцидентов, которые замяли, — говорит миссис Королева Красоты. — Но кое-что изменилось. Я слышала, Дефектных стало больше. Это правда, миссис Губернатор? — дразнит она мать.
— Нет, — отвечает мама. — Ошибки недопустимы. Губернатор этого не допустит.
—А я бы не была так уверена, — отвечает мама Грир. — Этот отчёт для Комиссии по правам репликантов — прекрасная отговорка военных для проведения собственного расследования.
—В любом случае, здесь представитель совершенной расы!— говорит мама Грир. — Такой красивый!
— Естественный!
— Спокойный!
— Скромный!
— И такой бедненький. Ему просто необходима мамочка!
Лизель сжимает пальцы вокруг шеи, изображая ужас. Я не просто изображаю смущение, я и вправду смущена. Зачем спокойному и бедненькому Аквине мамочка?
Похоже, маму взволновал ход разговора. Но её волнение не шло ни в какое сравнение с охватившей меня тревогой.

Им есть что скрывать, и мне тоже.
По всей видимости, их клоны не на сто процентов безупречны. Они производят клонов с ошибками, Дефектных, и эти Дефектные настолько ужасны, что люди стараются никогда не упоминать о них, притворяются, что не знают об их существовании.
Так неприятно узнать новую информацию, которая не заложена в мой чип, только чтобы этот чип подсчитал риск попросить у людей объяснений.
Я хорошая девочка, а не ужасный клон. Но у меня есть изъяны. Воспоминания. Чувство вкуса. Но я не подведу любящую меня семью и не позволю этим изъянам превратить меня в Дефектную. Не навлеку на свою семью такой позор. Я скрою свои изъяны, как они скрывают Дефектных. Они владеют мной, но я владею своими изъянами Беты. Лично.
Выпадает редкое свободное утро. Иван продолжает наращивать мышечную массу и хочет сегодня взять настоящий урок по боксу, так как мои быстрые удары впечатляют его все меньше и меньше. Он жаждет грубой мужской силы и пошел тренироваться к огромному, точно буйвол, фитнесс-тренеру в «Гавани». Лизель у педагогов, а мама редко встает раньше одиннадцати. Иду понырять в домашнем бассейне.
Среди водных глубин я ищу подводного бога, надеясь снова услышать его зов сирены: «Ты же знаешь, что владеешь мной, Зи». Ныряю, и появляется он, но на короткую беззвучную секунду. Светлые волосы развеваются в воде, крепкое как скала тело изгибается, когда он проплывает мимо дыры, ведущий в боковой грот. Но видение короткое, мутное, расплывчатое, словно телепатическая частота, через которую он со мной общался, ослабла. Даже хриплый голос не зовет меня на этот раз. Кожу покалывает при каждом его появлении, и я покорно устремляюсь к нему, но он исчезает быстрее, чем я успеваю доплыть. Он появляется на противоположном конце бассейне, широко раскидывает руки и чуть приоткрывает губы, словно жаждая поцеловать меня. Я снова плыву к нему, но он снова исчезает.
Я устала за ним гоняться.
Проплываю по длинному туннелю в грот, где я могу подуться в одиночестве, точно настоящий подросток. Я не знаю, чего хочу, но мне не нужен постоянно обманывающий меня фантом, который появляется лишь в видениях, но не во плоти. Я лежу на плоском мокром камне в идеальном месте, где из-за стен грота выглядывает солнце и омывает мое лицо и тело теплом. Устанавливаю лицо на депрессивное, но тело слишком нагрелось, а разум слишком рассредоточен, чтобы передать на должном уровне это типичное подростковое состояние.
Я пришла поплавать в надежде увидеть парня моей Первой, и я как бы его увидела.
И все же я не могу не думать о Тахире Фортескью. Возможно ли, что мои воспоминания о Тахире блокируют видения о подводном боге? Тахир достоин лучшего, чем представителя моей касты. Я это понимаю и не жду большего. Но я не могу не думать о людском недуге под названием физическое влечение.
С другой стороны бассейна раздается голос Тауни. Она и Губернатор выходят на террасу и идут к бассейну.
— Дети в «Гавани». Миссис Браттон до сих пор спит. Ваша утренняя встреча с послом перенесена на полдень.
— Ну наконец-то! Хоть немного времени на себя, — раздается хриплый голос Губернатора.
Я выглядываю через дыру в стене грота. Тауни в крошечном бикини помогает Губернатору (на нем боксеры) зайти в бассейн. Я могу их видеть, но они не догадываются, что я здесь.
— Я подогрела воду, — говорит Тауни. — Это поможет снять напряжение в суставах.
Вода и вправду стала теплее. Мне казалось, это из-за солнца и моих грез о прекрасных парнях, а оказывается дело в науке.
Тауни стоит перед Губернатором, оба по пояс в воде. Она поднимает и опускает его правую руку, массирует ее круговыми движениями, а затем повторяет процедуру с левой ногой.
— Ах, совместная терапия, — вздыхает Губернатор. — Лучшая часть моего медицинского плана.
Аквамариновые кончики длинных платиновых волос Тауни покачиваются на воде. Губернатор обхватывает обнаженную спину Тауни и прижимает к себе, пах к паху. Она начинает массировать его голову обеими руками.
—Тауни, что ты знаешь о Мятеже?
— Только то, что вы мне рассказали. Ходят слухи, что восстание подняли несколько Дефектных, стремящихся к свободе. Их поймали и отключили. Но люди волнуются, что появится больше Дефектных.
— А ночью в квартале клонов… ты ничего не слышала?
—Нет, сэр.
Ее руки опускаются под воду. Я не вижу, куда она их положила, но похоже, что она гладит его самое интимное место.
— Ты мечтаешь о свободе? —спрашивает Губернатор между тяжелыми вздохами.
— Нет, — заявляет Тауни. — Я служу.
— Хорошая девочка, — хрюкает Губернатор.
Дефектные. Мятеж. Свобода.
Это не просто слова, а идеи. Я не знаю, как обработать эту информацию.
Пока Тауни служит Губернатору, я тихо выхожу из воды и исчезаю за деревьями, примыкающими к гроту у края бассейна. Убираюсь подальше от дома Губернатора. Иду, пока не добираюсь до клочка земли, известного как квартал клонов: нескольких бамбуковых хижин, стоящих вплотную друг к другу. Каждая вмещает от двух до четырех клонов зараз. Сейчас день, так что кварталы должны быть пусты, но все же из хижины на краю доносятся стоны.
Словно кто-то страдает.
Я подхожу к хижине, из которой доносятся стоны, и останавливаюсь под окном. Два тела, мужское и женское, с темными волосами и белой кожей, оба обнажены и явно не страдают. Возможно, сегодня премиум-класс переключили на порнографический, вот и результат. Куда ни кинь остекленевший взгляд, везде распущенность.
Коитальные колебания пары настолько симбиотичны, словно каждый чувствует, что хочет или желает другой. В их движениях нет профессионализма, как у Губернатора и Тауни. Они охвачены похотью и все же нежны. Не будь они клонами (а я отчетливо вижу ванинг на виске), я бы сказала, что в их соитии есть то, что присуще только людям — душа.
Я знаю, что подобные акты запрещены среди клонов. Так почему их соитие кажется таким правильным — можно сказать прекрасным?
Она обхватывает руками его шею и наклоняет его лицо к своему лицу.
— Да! — кричит она во весь голос.
Их руки и тела сплетаются в кульминации разделенного удовольствия.
Он падает поверх нее, и она прижимает его к себе и трется щекой об его щеку, запускает пальцы в его черные волосы. Я наконец-то разглядываю ее черты. Ее стеклянные глаза могут принадлежать клону, но лицо выражает человеческое чувство: «нежную любовь».
Это чувство я хочу испытать с Тахиром. По-настоящему.
Ее глаза цвета фуксии встречаются с моими.
Ксанта!

Поздним вечером, во время отхода ко сну, Ксанта появляется в моей комнате. Она закрывает дверь спальни, окидывает меня взглядом и подходит постелить покрывало и взбить подушки. Она никогда раньше так не делала.
— Добрый вечер, — говорит она.
— Добрый, — отвечаю я.
Она так долго взбивает подушку, словно ждет, когда я начну разговор.
— А мне шоколадку положишь?
— Что, прости?
— Шоколадку. Как по сервису положено.
Ее лицо выражает растерянность. А затем до нее доходит, что только что произошло.
— Ты… шутишь? — Она осматривает меня с ног до головы. — Откуда ты знаешь, как шутить?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. Само вырвалось.
— Как нежелательно. Что еще ты умеешь?
— Я хорошая ныряльщица.
— Я слышала.
Она ждет от меня ответа, но я молчу. Похоже, она тянет время и ждет, когда я признаюсь, что видела (если я что-то видела).
Возможно, нам стоит произвести информационный обмен.
— Кто такие Дефектные? — спрашиваю я.
Она бледнеет, и я сожалею, что спросила. Ее лицо выражает страх.
— Я не Дефектная, — заявляет она.
— Конечно, нет, — подтверждаю я. — Никто мне такого не говорил. Может, вы знаете?
Подчеркивая вопрос, я пытаюсь сказать: «я знаю твой секрет. Пожалуйста, поделись со мной чем-нибудь ценным».
Ксанта закрывает на задвижку все окна в комнате. Затем идет к двери, выглядывает в щелочку, нет ли кого поблизости, и тоже закрывает. Она садится на кровать и указывает сесть рядом с ней.
— Ты можешь никому не рассказывать? — тихо говорит она.
Она приняла сделку.
— Клянусь. Ни словечка.
Я касаюсь ее пальцев, но она морщится. Я все равно беру ее за руку и сжимаю.
«Пожалуйста, — хочу сказать я своим жестом. — Поверь мне. Возможно, мы сможем помочь друг другу».
Она не отвечает на мой жест, но руку не убирает.
— Дефектные — это клоны, которые думают, что у них есть душа, — шепчет Ксанта. — Они чувствуют. Они выходят из себя. Таких было несколько. Как только про них узнали, их немедленно вернули на производство и отключили.
— Они думали, что у них есть душа? Или она действительно у них была?
— Не знаю, — отвечает Ксанта, но проводит указательным пальцем, словно хочет что-то выразить. Надежду?
— Кто он?
Ее лицо смягчается, чуть ли не светится.
— Регулировщик кислорода.
Ага! Так вот почему сегодня воздух кажется каким-то иным, и дело не в науке. В воздухе что-то витало, что можно почувствовать, но не увидеть. Любовь? Невозможность подобного кажется скорее поразительной, чем возмутительной.
— Он живет в кварталах для клонов в «Гавани».
Это шанс. Я обязана им воспользоваться.
— Ты знаешь про Мятеж?
Ксанта отодвигается от меня, словно я заразная. Я зашла слишком далеко?
—Конечно, нет. На острове не было никаких Мятежей.
Ксанта лжет. Этого слова нет в моей базе, а значит нет и в ее. Мятеж — это слово, которое я подсмотрела в книге Астрид, и которое Губернатор произнес сегодня днем. Чтобы оно ни значило, оно настоящее. Как может Мятеж быть равным идеи свободы?
Как дать Ксанте понять, что она может мне доверять?
Мое признание может привести к моей отключке, также как моей знание о ее плотских чувствах — к ее концу. Мы в равном положении. Ей нужно это понять.
— У меня есть чувство вкуса, — шепчу я. — Я люблю макароны с сыром и шоколад.
Я говорю эти слова и освобождаюсь от бремени тайны. Тело расслабляется, словно разум отпускает напряжение.
На секунду Ксанта выглядит сбитой с толку. Сначала я спрашиваю ее о Мятеже, а теперь говорю о еде. И тут до нее доходит.
—Невозможно. Хотя может быть дело в том, что ты Бета. Да, наверное, дело в этом.
— А у тебя есть чувство вкуса?
—Нет! — оскорбляется она. — Я пью только клубничный коктейль.
Она на грани паники.
—И еще одно. — Я выдерживаю паузу. — Кажется… у меня есть воспоминания. От Первой.
У Ксанты перехватывает дыхание.
— Нет. Я о таком не слышала. Ты помнишь ее?
— Нет, не помню, но у меня есть видения и они очень похожи на ее воспоминания. Это одно конкретное воспоминание. Я вижу его, когда ныряю под воду. — Судя по тому, как сходятся брови Ксанты на переносице, мое признание не сулит ничего хорошего. Я тут же добавляю: — Возможно, это ничего не значит. Возможно, это какой-то глюк, ведь я Бета. Я не знаю, о чем говорю.
Ксанта берет меня за плечи и чуть ли не трясет.
— Не смей никому об этом рассказывать. Пожалуйста. Возможно, люди еще смогут принять твое чувство вкуса. Возможно. Но воспоминания? Ни за что. Тебя объявят Дефектной.
Дверь в спальню открывается, и Ксанта чуть ли не подпрыгивает. В дверном проеме стоит Тауни.
— В квартале клонов выключают свет, — отчитывает ее Тауни. — Я тебя везде разыскалась. Пошли. Нам нельзя опаздывать.
Лицо Ксанты становится совершенно пустым, словно ее чип запустил процесс перезагрузки.
— Само собой. Я потеряла счет времени. Как удачно, что ты меня нашла, — говорит Ксанта и уходит не оглядываясь.

Бета умная и достаточно осторожная, она знакомится с информацией, обрабатывает ее и делает выводы, даже научилась манипулировать, чтобы достичь желаемого результата. Очень заинтересовала информация о Мятеже.
Девочки, спасибо.

Несмотря на полученную информацию, я не добавлю беспокойство к своей палитре имитации человеческих эмоций. Дефектные и протестующие меня не волнуют, потому что я призвана приносить веселье.
Буквально.
Тахиру исполняется восемнадцать лет. Его родители устроят ему роскошную вечеринку, на которую соберут лучшее общество Демесне, но днём ребята организовывают ему тусовку, которая, как они надеются, станет для друга единственно настоящим праздником. Деменция и Грир сказали, что Тахир спрашивал обо мне, так что они решили подарить меня ему на день рождения. Меня упаковывают в коробку с ленточкой наверху.
Деменция приземляет авиате прямо на Скрытый пляж, где нас ждут Иван, Фазард и Тахир. Я сижу на корточках и медленно дышу внутри коробки. Перед глазами одна темнота, но, судя по стуку сердца, темнота влияет не только на зрение. Меня охватывает человеческое возбуждение. Вот что пробуждается во мне, и это не имеет ни малейшего отношения к способности видеть. Почему я не могу быть равной Тахиру, а только его подарком?
Авиате приземляется. Открывают багажник. Фазард и Иван выгружают коробку.
— Это самая дурацкая идея девчонок, — говорит Фазард.
— Согласен. Но что ещё можно подарить парню, у которого есть всё? — Иван гладит коробку, словно внутри щенок, который ждёт не дождётся, когда его выпустят. — Потерпи, чемпионка. Мы освободим тебя через несколько минут. Девочки завязывают Тахиру глаза. Это тоже часть сюрприза.
— Тупо. Беспредельно.
— Разделяю.
— Эй, Бета. Ты надела белое бикини? Старому Тахиру оно бы безумно понравилось.
— Но Астрид никогда не надевала ничего подобного.
— И твоя сестра сейчас не его девушка. Так?
— Так. Она слишком для него умна.
Они поднимают коробку и уносят её от авиате. Затем её ставят на мягкий песок. Сквозь дырку в стенке я вижу сидящего на доске для сёрфинга Тахира с завязанными глазами. По бокам от него стоят Деменция и Грир.
— Мы хотели сделать тебе особенный подарок, — говорит Деменция.
— Лучше, чем голограмма! — отвечает Грир. Она снимает с него повязку театральным жестом. — Та-да!
Тахир указывает на коробку.
— Что там? — спрашивает он больше из вежливости, чем из любопытства.
— Открывай! — визжит Деменция.
Он встаёт и направляется к коробке. Моё сердце бьётся быстрее. Его присутствие делает со мной что-то невероятное. Разгоняет тьму, но сбивает с толку.
Срезает ленточку, и я делаю как было велено. Резко поднимаюсь из согнутого положения. Открыв коробку и широко раскинув руки в позе победы, я объявляю:
— С днём рождения, Тахир!
На моё белое бикини девушки повесили ленточку, как на конкурсах красоты, с надписью: «Мисс Счастливого Дня Рождения». Но если Грир и Деменция надеялись на бурную реакцию, они своего не добились. Видимо моё крошечное белое бикини и пышная плоть не производят на Тахира никакого впечатления. Я должна больше стараться. Как было приказано, я переключаюсь в режим выступления и пою «С днём рождения» с бравадой участницы конкурса красоты. Прохожу модельной походкой по берегу, излучая тепло и энтузиазм к этому великому празднику.
— С днём рождения, дорогой Тахир! С дн-не-е-е-ем ро-о-о-о-ождени-я-я-я тебя-я-я!
Я опускаю ладони на бёдра, посылаю улыбку и подмигиваю.
Тахир выдаёт свою коронную улыбку. Его пухлые коралловые губы изгибаются, на миг показываются жемчужно-белые зубы, но глаза совершенно не улыбаются. Они пусты, словно ему смертельно скучно. Моё выступление провалилось. Небо затянуто тучами, в воздухе ощущается лёгкий холодок, руки покрываются гусиной кожей, зубы слегка стучат. Моя красота и выступление его совершенно не тронули.
Девочки энергично хлопают в ладоши после последнего аккорда, а Иван с Фазардом качают головой, стараясь не рассмеяться.
— Где моё полотенце? — спрашивает Тахир.
Фазард поднимает полотенце с песка.
Тахир подходит ко мне и закутывает в полотенце.
— Ты замёрзла, — замечает он. – Возвращайся в авиате и отогрейся. Я разожгу костёр.
Возвращаюсь в авиате, но я уже согрета.
Тахир не хочет играть на пляже или плавать. Похоже, его устраивает сидеть возле костра и смотреть на пляшущее пламя, пока остальные ведут беседы.
Грир сетует, что после выпускных экзаменов у неё остался совсем ограниченный выбор выбраться с острова. Она не поступила в университет Биома, а те несколько колледжей, что готовы её принять, либо скучные, либо полузатопленные.
— Когда у тебя начнутся занятия в универе? — спрашивает Грир у Тахира. — Я так завидую.
— Родители отложили обучение на год, чтобы дать мне больше времени на выздоровление.
— Так чем ты сейчас занимаешься? Ты же не всё время ходишь на физиотерапию. Тебе можно на вертолёт?
— Нет ещё. Большую часть времени я заново учусь тому, что потерял после инцидента.
— Жаль, что у меня нет амнезии, — говорит Деменция.
— У меня нет амнезии, — отвечает Тахир.
— Она просто хочет сказать, что ты стал немного забывчивым с тех пор, как… ты до сих пор на таблетках или как? Ты стал вести себя тише. Просто так необычно приехать с тобой на пляж, чтобы ты не врубил музыку и не бегал наперегонки с ребятами.
— И не строил глазки девчонкам, — добавляет Деменция.
Тахир не отводит от меня глаз.
— Кажется, он их строит, — замечает Фазард.
— Да, я до сих пор принимаю обезболивающее, — говорит Тахир.
— А ты не думал служить в армии вместо универа? — спрашивает Иван у Тахира. Ивана не волнует поступление в колледж; армия — его единственный выбор, точнее выбор его отца.— Там тебе помогут вернуть форму.
— И накачать мышечную массу как у этого плохого парня! — говорит Деменция, игриво тиская новые скульптурные бицепсы Ивана. Она поворачивается к Грир. — И униформа у них такая милая. Может, тебе тоже стоит подумать про армию, Грир? Сможешь тогда найти общую тему для разговора с Аквине, который работает на твоего отца. Пусть поможет тебе подать заявление и потренирует для Базы.
— Минуточку… на отца Грир работает Аквине? — поражается Фазард.
Грир кивает.
— Да. Недавно прибыл с Базы. Готовит никому не нужный ежегодный отчёт в Комиссию по правам репликантов.
Иван, Деменция и Фазард смеются над абсурдностью готовить никому не нужный ежегодный отчёт, но не Тахир. Он говорит:
— Но Аквине ведь не вступают в армию.
— Традиционно нет, — отвечает Грир. — Этот парень первый из своего рода. Это типа большое событие, что он бросил своих, чтобы выйти в большой мир. Он невероятно прекрасен. Должна сказать, улучшенные ДНК — это просто нечто.
— Он такой невинный, — добавляет Деменция. — Какая жалость, Аквине запрещены интрижки. В поиске одной пары на всю жизнь есть что-то невероятно прекрасное и романтичное. — Она проводит пятернёй по волосам и, зачерпнув пальцами ступни песок, бросает его в огонь. — У тебя хотя бы есть варианты, Грир. А мои родители не выпустят меня с острова.
— Ты и так сеешь достаточно хаоса здесь. Я не знаю, как тебя выдержит целый мир, Деменция, — говорит Иван.
Деменция смеётся. Затем она громко вздыхает и поворачивается к Тахиру.
— Приятель, прости, но я вынуждена это озвучить. Ты стал невероятно скучным. Думаю, немного рахии тебе не повредит. Принимаешь вызов?
Тахир качает головой.
— Ты никогда не отказывался от вызова, — презрительно усмехается Фазард.
— Тогда попробуем рахию, — отвечает Тахир.
— Ну наконец-то, с днём рождения! — восклицает Иван.
Я смотрю на Тахира через пламя. Его ореховые глаза опаляют меня. Я поражена, как этот человеческий принц столь внимательно смотрит в мои глаза, но мне не хочется отводить взгляд. Он так может прожечь дыру в моей душе. Будь она у меня. Жаль, что я бездушная, иначе бы смогла понять всю привлекательность рахии.
Ребята пробуют новую разновидность рахии — кустарного производства Ивана. Фазард оценивает его работу:
— Странная смесь, бро. Менее естественная. Я вроде как и расслабился, но в тоже время хочу пробить стену. Странная смесь.
Ради дня рождения Тахира Грир забывает про своё обычное презрение к рахии и присоединяется к повседневной забаве ребят.
— Да, и я забыла, как может быть приятно от этой штуки. Словно болеутоляющее приняла. Но мне тоже хочется что-то попинать. — Она игриво тычет в руку Деменции. — Шутка. Типа!
— Я экспериментировал со стероидами. В эту штуку добавлен тестостерон, — сообщает Иван друзьям.
— Ты поэтому стал таким сильным? — спрашивает Фазард у Ивана.
Иван кивает.
— Да. Благодаря моей новой рахии и моей Бете.
— Если у меня отрастёт голова, я тебя порежу, — замечает Деменция.
Они смеются.
— Что думаешь о рахии, Бета? — спрашивает Грир.
Моя оценка рахии: «Б-э-э». По приказу Ивана я приняла одну пилюлю, но никакой разницы не ощутила. До сих пор не могу понять, почему люди-подростки питают такую слабость к этим капсулам.
— Слышала, на клонов рахия влияет совершенно по-иному, — говорит Деменция. — Сводит с ума.
Грир хихикает:
— Я подслушала разговор между моим папой и отцом Ивана. Кажется, я знаю почему здесь Аквине. Расследовать связь между рахией и Дефектными.
Никто не смеётся, кроме неё. Даже под кайфом они не шутят про Дефектных.
— Не смешно, — говорит Иван. — И неправда. Посмотри на неё.
Он указывает на меня.
— Никого эффекта.
Я пожимаю плечами и признаю:
— Ничего.
Однако на Тахира рахия действует.
— Бета, — подзывает он. — Иди сюда.
Я выполняю приказ.
— Садись, — приказывает он.
Я сажусь на песок возле него.
— Нет, — говорит он, и я впервые вижу искру в его ореховых глазах, которая, по словам друзей, пропала после инцидента. — Садись мне на колени.
Ребята аплодируют.
— Вот это наш Тахир! — отмечает Фазард.
— Ощущения прекрасные, — говорит Тахир. — Другие. Всё такое сладкое.
Иван тыкает пальцем в мою руку.
— Садись Тахиру на колени, как он сказал.
Таир сидит, скрестив ноги. Я встаю и опускаюсь ему на колено. Я никогда раньше не находилась так близко с мальчиком. Не думаю, что это рахия приводит меня в состояние опьянения. Я чувствую давление тёплой плоти Тахира и откидываюсь на его обнажённую грудь. Он дышит мне в шею там, где экстизировано слово БЕТА, и моя кожа полыхает огнём.
— Целуй её! — требует Деменция.
— Да, используй эту Бету по максимуму, — поддерживает её Фазард.
Но Иван мрачнеет и предупреждает Тахира:
— Поцелуешь её, и я тебя изобью.
Все в шоке поворачиваются к Ивану. Тот пронзительно смеётся.
— Ха-ха, ПШ! Используй её как хочешь, Тахир.
Тахир приобнимает меня за плечо и разворачивает к себе. Мне не стоит этого хотеть. Но я хочу. Быстро бросаю взгляд на Ивана. Он разрешающе кивает, несмотря на угрюмую гримасу на лице.
Тахир чуть приоткрывает своё пухлые коралловые губы, и я повторяю за ним. Его лицо приближается к моему, ближе...ближе... и ближе… а потом... магия. Его губы нежно надавливают на мои, и мы встречаемся в нежном открытии. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Если это рахия, я хочу больше, больше и больше.
Ребята бурно аплодируют.
— Вот это наш Тахир! — радуется Фазард.
Губы Тахира двигаются по шее, касаются мочки уха. Он шепчет так тихо, чтобы никто не услышал кроме меня:
— Ты самая красивая девочка на свете. Ты особенная. Не такая, как все. С тобой я чувствую себя живым, Элисия.

Загадочный этот Тахир. Что то с ним не так. Да, и появление Аквине настораживает. Элисии надо быть осмотрительнее. К чему приведет этот подарочный поцелуй. Интересненько.
Спасибо за перевод.

Иван дико ревнует к Тахиру, а тот чувствует себя живым только рядом с нашей Бетой и нравится она ему по-особенному. Для него она единственная женщина. Мне кажется, что и свою странность он прикрывает обезболивающими таблетками, которые даже уже не принимает. Согласна, что Тахир очень загадочный и необычный парень.
Девочки, спасибо.

Это был мой первый поцелуй. О котором все в секунду забыли.
— Чушь. Клоны обслуживают вечера, а не развлекаются на них,— сказал Губернатор, когда мама предложила взять меня на вечеринку в поместье Фортескью по случаю дня рождения Тахира.
Может, я не буду желанной гостьей на вечеринке, но у меня есть то, чего нет у остальных. Я знаю, что я лучший подарок для Тахира, единственная девушка, с которой он снова почувствовал себя живым после инцидента. По крайней мере, так было, пока рахиа не выветрилась и Тахир уснул. Когда он проснулся, то снова стал совершенно «скучным», как выразилась Деменция, словно из Тахира выдернули штепсель, включающий похоть. Но я заставлю ток снова бежать по его венам. Знаю, что смогу.
Иван и Фазард полагают, что это тестостерон в рахии Ивана пробудил желания Тахира. Мне нравится шаловливый Тахир. Испытывать разочарование из-за того, что меня не пригласили на официальную вечеринку Тахира, мне не полагается, к тому же подобное непослушание лишь пустая трата времени; мне бы хотелось ещё поэкспериментировать с Тахиром, и лучше бы в следующий раз мы остались наедине. Если только этот раз будет. Пожалуйста, пусть всё на этом не закончится.
Ну, пока Браттоны на вечеринке у Фортескью, их Бета немного поиграет. Оставшись одна в доме, я первым же делом запрыгиваю в бассейн, как только они уходят. Я ныряю в открытый панорамный бассейн, проплываю весь бассейн и всплываю за воздухом у самого края. Прямо передо мной сидит Ксанта, осторожно свесив ноги, и плещется в воде.
Я брызгаю в неё водой.
— Давай в воду!
— Я утону.
— Нет. Просто войди в воду в этом месте. Мы не будем заходить глубоко. Обещаю.
Ксанта оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг нет других слуг-клонов, которые на неё донесут. Мы никого не видим. Слуги либо отдыхают, либо пошли на семинар Тауни по максимальному услаждению своего хозяина, который проходит в конференц-зале в другом конце дома. Спустились сумерки; семьи точно не будет раньше десяти, когда желание Лизель побывать на нарядной вечеринке неизбежно уступит детской потребности во сне. Сейчас можно поплавать и понырять и, возможно, узнать у Ксанты больше о Тахире, так что я лично планирую максимально использовать этот редкий момент, когда мы не на службе у людей. Возможно, мы даже стащим шоколад. Я нарабатываю такой аппетит в бассейне, и этот сладкий вечер после того, как поцеловал принц, и воздух пахнет особенно вкусно, вода словно шёлк, а фиолетово-оранжевый закат полон обещания, так что ни один клубничный коктейль не сможет утолить мой голод.
Ксанта решается и спрыгивает с края. Вода доходит ей до груди, и она меленькими шагами бредёт по мелководью. Она дрожит и обнимает себя за грудь.
— Поначалу холодно, но ты согреешься, если будешь двигаться, — говорю я.
— Вода… — она заходит глубже, пока вода не достигает её плеч и кончиков коротко остриженных чёрных волос, — освежает?
Я стою рядом и кладу руку на её поясницу.
— Попробуй поплавать. Я буду держать, если боишься.
— Мне не страшно.
— Хорошо.
Мы запрограммированы говорить правду и соврать можем разве что себе, в том смысле, что мы верим тому, что нам говорят о нашей программе, даже если опыт говорит об обратном. Ксанта должна испытывать некоторый уровень тревожности.
— Откинь голову и подними ноги, чтобы ты смогла лечь на спину. Обещаю, ты не утонешь.
Несмотря на стеклянный взгляд в глазах цвета фуксии, я чувствую в них веру.
— Я хочу попробовать.
Я знаю, что она боится даже такой простой задачи, даже если она не может или не признаёт своих чувств. Возможно, страх порождён не просто химическими компонентами адреналина. Он вызван отсутствием опыта или при риске изучить неизведанное, даже если это неизвестное такая простая вещь, как бассейн. По крайней мере, мне в нём просто, вода словно естественное продолжение меня самой. Но Ксанта никогда не плавала, и для неё это огромная неизведанная территория.
Ксанта откидывает голову и поднимает руки. Я упираю руки в её поясницу, чтобы дать ей чувство поддержки и опоры. Не могу поверить, что я принимала плавание как должное. Способности моей Первой в воде не моё право, но, возможно, мой дар.
Ксанта плывёт!
Её охватывает известная мне радость — это человеческое чувство открытия новой свободы?
— А-а-а-ах! — говорит Ксанта, глядя прямо в небо, и я впервые вижу улыбку на её лице. — Люди, должно быть, подмешивают в воду какую-то магию. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Мне убрать руки?
— Да, пожалуйста. Медленно.
— Не напрягайся. Тело должно остаться расслабленным.
Я медленно убираю руку, и она продолжает плыть. Я убираю вторую руку. Ксанта сама по себе. Она плывёт.
— Я могу пролежать так вечность. — Она имитирует довольный человеческий вздох.
— Ты не против, если я сплаваю до другого края и вернусь? — спрашиваю я Ксанту. Хочу проверить свой подводный фантом. Мне его не хватает. Он игнорирует меня с тех пор, как я думаю только о Тахире Фортескью.
— М-м-м, — мурлычет Ксанта, закрыв глаза и наслаждаясь чувством невесомости.
Я ныряю под воду и плыву на другой край, заплываю в туннель грота, но ничего не вижу, кроме воды и плавающей Ксанты. Проплываю туннель, рядом с которым в воде покачиваются два плавающих стула. Я беру стулья, выхожу из грота, и несу на другой конец бассейн, чтобы там установить.
— Давай отдохнём как люди, — предлагаю я Ксанте. Она касается ногами дна бассейна, и я помогаю ей забраться на стул.
Занимаю своё место рядом с ней. Жаль, я не обладаю даром предвидения, а то захватила бы с собой клубничные коктейли — или ещё лучше, шоколадное молоко. Ну да ладно. Вечер и так идеален. Сегодня клоны испытают вынужденную привилегию людей —лень.
— Какой была Астрид?
— Её тяжело было узнать. Большую часть времени она просто хотела быть одной в своей комнате. Училась, наверное. Но она была такой скрытной, что мне тяжело судить. Почему ты спрашиваешь?
— Просто любопытно. Я похожа на неё?
— Никоим образом.
— А должна?
— Похоже, они всецело тобой довольны, так что я дам отрицательный ответ.
— Твой партнёр. Как его зовут?
Она чуть улыбается при мысли о нём.
— Мигель.
— Ты бы хотела, чтобы он был сейчас здесь, с тобой?
Она плещет в меня воду.
— Твоей компании достаточно. Пока что. К тому же, сегодня ночью он работает в поместье Фортескью. Кислород на вечеринке должен быть высшего качества. Именинник стал очень нежен после инцидента.
— А каким был Тахир Фортескью до инцидента?
—Я с ним мало взаимодействовала, за исключением случаев, когда он приходил навестить Астрид. Он был очень… пробей по базе слово «высокомерный».
Я пробиваю и заявляю:
— Мне он таким не показался.
— Ой, правда? — Тон Ксанты словно говорит: «Поверь мне, он само высокомерие». — Окажи себе услугу. Убереги себя от иллюзии, что люди будут заботиться о тебе как о равной.
— Я этого и не жду.
Не знаю, отчего слова Ксанты меня так задевают; я лишь спросила, каким был Тахир до инцидента. Я же не поинтересовалась, стоит ли мне продолжать питать надежду, и что я стану клоном, чтобы изменить картину межвидовой любви, клоном, который будет небезразличен человеку, а не просто останется его игрушкой. Но она должна знать, что у меня есть шанс.
— Тахир Фортескью поцеловал меня этим днём, — признаюсь я Ксанте.
Вместо того чтобы поставить на лице режим удивления, Ксанта становится обеспокоенной. Она нежно касается моей руки и говорит:
— Не становись как Тауни.
— Усладительницей?
— Любовницей, — поправляет меня Ксанта.
— Для него я могу стать кем-то большим.
— Нет, — твёрдо произносит Ксанта. — Не можешь
Я отказываюсь ей верить. Я ничего не говорю.
— Я знаю, что нам не положено иметь желаний, — продолжает Ксанта. – Но, пожалуйста, пообещай. Пожелай для себя лучшей участи, чем любовница.
— А кем ещё я могу быть?
— Ты умная, сильная и отважная. Люди не дадут стать тебе кем-то большим, кроме как их игрушкой. От тебя зависит, сможешь ли ты стать выше этого.
— Я могу стать выше этого?
— Я в это верю.
— А ты познала любовь с Мигелем?
— Думаю, что да. С ним я… — её голос стихает до еле слышного шёпота, — довольна.
— Как по-демесневски, — бормочу я. Думаю, я ей завидую, хотя и рада за неё.
Но с неё довольно сердечных разговоров.
— Я могу проплавать в этом кресле только пару минут. На нём приятно, но я не понимаю, как люди могут так расслабиться под лучами заходящего солнца, когда их холодная кожа покрывается мурашками. Как они могут сидеть так долго?
— Хочешь попробовать поплавать?
— Да, пожалуйста.
Мы встаём со стульев и ставим их на край.
Я снова кладу руки ей под спину.
— Давайте попробуем на спине. Начинай отталкиваться ногами. — Она делает, как я говорю. — Теперь заведи руки за себя.
Она старается, но глотает воду, теряет равновесие и встаёт на ноги.
— Я не понимаю.
Я показываю, как плавать на спине, и проплываю весь бассейн в обе стороны.
— У меня так идеально не получится.
— А за идеалом никто и не гонится, — говорю я, и мы смотрим друг на друга, признавая всю абсурдность моего заявления, антитезу всей этики Демесне. Похоже, мы хотим… рассмеяться?
— Просто попробуй. Я подстрахую.
Она снова плывёт на спине, а я её поддерживаю. Она толкается ногами и начинает грести. Вверх и вниз, вверх и снова. Но из-за всплесков вода попадает ей в нос, и она снова встаёт на ноги.
— Как неприятно, — говорит она, пытаясь высморкаться.
— Давай сделаем проще.
Я иду к краю бассейна, чтобы взять доску для плавания. Я покажу Ксанте, как, положив доску под грудь, можно сплавать даже в самую глубокую часть, если она этого захочет. Ксанта берёт доску и начинает пробовать на мелководье. Я плаваю рядом с ней медленным и уверенным брассом, пока мы не обретаем спокойный ритм.
Ксанта останавливает доску, чтобы снова встать, и на этот раз она меняет направление.
— Я хочу вот туда, — говорит она. — В самую глубокую часть. Как и ты.
— Я буду рядом.
— Я знаю.
Мы плывём к самой глубокой части бассейна.
Солнце садится, мы с Ксантой остаёмся без сил после заплыва. Мы лежим на шезлонгах людей, высыхаем на прохладном ночном воздухе и попиваем клубничные коктейли.
— Похоже, ты познала любовь, а не просто её сымитировала. Ты уверена, что ни капельки не дефектна? — Я пытаюсь установить голос на искреннем, чтобы Ксанта поняла, что я не пытаюсь обидеть или в чём-то обвинить. Я хочу… успокоить её. Разделить с ней секрет.
— Возможно, — тихо говорит Ксанта. — Вполне возможно. В пещерах Рёва скрывается армия Дефектных. Они ищут союзников. Это правда. Они планируют мятеж.
Новость шокирует. Жизнь на Демесне слишком идеальна, чтобы желать успеха их восстанию, несмотря на огромные трудности, и все же какое облегчение знать, что есть Дефектные, которых не вывели из строя. Они сами создают для себя надежду. Они планирую революцию.
— Я подслушала разговор Губернатора с послом. Он сказал, что протестующие на Материке объявили, что Дефектные ничем не отличаются от обычных клонов. Протестующие говорят, что единственное различие заключается в том, что Дефектные развили естественное чувство возмущения и несправедливости из-за того, что они находятся в принудительном рабстве.
Теперь я напугана. Мне хочется перемотать этот разговор.
— Но мы не отличаем добровольный труд от принудительного рабства. Мы же ничего не чувствуем.
— Ты же знаешь, что это неправда, — тихо говорит Ксантия. На этот раз она сжимает мою ладонь. Момент кажется настолько важным, что у меня перехватывает дыхание. Я чувствую связь с Ксантой, которую никогда не ощущала с людьми. Я трепещу, узнав, что Дефектные замыслили мятеж. Я удивлена, что на самом деле протестуют люди (!), и они стремятся освободить нас.
Я не могу этого отрицать. Я чувствую.
— Если этот остров такой миролюбивый, почему люди на Материке протестуют против нас?
Она снова оглядывается, но никого не видит. Ксанта наклоняется ко мне и тихо говорит:
— На Материке есть активисты, которые считают, что клоны на Демесне, по сути, являются рабами. Они борются, чтобы освободить нас.
Она уже упоминала это слово раньше — свобода — но это понятие мне неизвестно, и я не понимаю, что оно за собой повлечёт.
— Освободить нас от чего? — Я окидываю место вокруг нас. Рай. — Демесне — это самое желанное и эксклюзивное место на Земле. И мы живём здесь. Мы дышим чистейшим воздухом. Окружены идеальнейшими пейзажами. Нам нечего желать.
— Только мы не выбирали это рабство. Протестующие хотят дать нам выбор.
— Зачем нам выбор, если у нас нет души? И куда деваются души Первых, когда их извлекают, чтобы создать клонов? — спрашиваю я у Ксанты.
— Я не знаю. Ходят определённые слухи. Дефектные намерены их выяснить. Они открыли человеческие чувства и теперь хотят всё. Чувства и души своих Первых.
Ничего себе.
— Предположительно, это люди, военные офицеры с Базы, которые знают, где хранятся души. Дефектные взяли на себя вину, но на самом деле втайне за мятежом стояли люди на Материке.
— За Мятежом стоят люди? — восклицаю я. — Как такое вообще возможно? Они же создали этот рай.
— Но не стали им делиться, и это породило проблемы.
— Какие проблемы?
Прежде чем Ксната успевает ответить, к бассейну выходит Тауни. Она пристально смотрит на то, что мы полулежим на шезлонгах Браттонов.
— Мой семинар закончился, — говорит Тауни Ксанте. — Тебе бы стоило к нам присоединиться. Я дам тебе голозаписи с основными тезисами, чтобы ты смогла их изучить.
— Отлично, — говорит Ксантия. Я знаю, что Ксанта сказала это с сарказмом, но Тауни, похоже, этого не поняла.
— Так и есть, — говорит Тауни. — Что ты здесь делаешь?
— Ленюсь, — отвечает Ксанта.
Тауни не распознаёт и этот сарказм.
— Мы служим, а не ленимся, — парирует она.
И тут до меня внезапно доходит, какого рода проблему создаёт единоличное право людей на лень. Вдалеке раздаётся громкий хлопок. Мы с Ксантой вскакиваем на ноги и вместе с Тауни смотрим вдаль. Там за бассейном, за водами Ио, на вершине горы на другом конце острова поднимается дым и горят джунгли.
Бомба взорвала рай.

— Зашибись! — Григ отрывает взгляд от реле. — Губернатор только что объявил, что взрыв был единичным инцидентом, и им не о чем волноваться. Он также сказал, что знает, кто активировал бомбу. Бета!
Ребята удивлённо охают и смотрят на меня осуждающим взглядом.
Я тоже охаю.
— Я ничего не взрывала! — заявляю я. — Мама говорит, что я совершенна. Я не преступница.
— Не ты, — закатывает глаза Грир. — Другая. Её зовут Бекки.
Мы сидим возле плавучего бассейна в «Гавани», пока жители Демесне собрались в клубе заслушать пафосный доклад Губернатора о вчерашнем инциденте. Подростки изолировали себя от взрослой «скучной болтовни» (как выразилась Деменция), которая, возможно, не так уж и скучна.
Никто не пострадал. Бомба оказалась очень примитивной, хотя и громкой, но нанесла скорее психологический, чем физический вред, не считая пары сгоревших деревьев в джунглях. Но откуда у Бекки взялась бомба?
Возможно, я тоже виновата. Я не включила беспокойство в свою эмоциональную палитру. Была слишком занята стать ценной Бетой, от которой никогда не откажутся. В последнюю нашу встречу в бутике Бекки выглядела по-другому и вела себя странно. Я понимала, что что-то случилось, но решила забить. Вышла из бутика и вернулась к своей изнеженной жизни в доме Губернатора, начисто забыв про Бекки.
Я подвела её.
Подвела.
Иван смотрит на реле.
— Говорят, она была Дефектной. Это всё объясняет.
— Дефектные поднимают восстание, чтобы свергнуть нас! — Деменция поднимает кулак в воздух в знак единства. — Они такие крутые! Хочу сделать себе ванировку!
— Это не смешно, — отчитывает её Грир.
— А я не утверждала, что это шутка, — парирует Деменция. – Но это типа круто, признай. Нам нужны Дефектные. С ними хоть стало повеселее.
На реле приходит новое сообщение.
— Твою мать. Красавец Аквине только что объявил, что Бекки употребила рахию и поэтому стала Дефектной.
— Чушь, — говорит Фазард. — Рахиа не подействовала на Элисию. Наверное, та Бета стала Дефектной, потому что не превратилась в такую горячую цыпочку, как наша. — Он указывает на меня. — В аду нет ничего страшней, чем некрасивый клон.
— Эту Дефектную лучше полностью разобрать, — говорит Грир. — Нужно править химический состав клонов. Вы же, ребят, знали, что доктора Лусарди прислали сюда обеспечивать остров клонами, пока наука клонирования не будет готова совершить переворот в индустрии обслуживания? Это правда. Мне папа сказал. Власти просто не хотят платить зарплату людям, которым здесь так хорошо живётся, что они только делают вид, что работают.
— Не, ребят, бомба была моя! Я это сделал! — объявляет Иван.
Ребята смеются, кроме Тахира, который не озвучивает своего мнения.
— Все знают, что ты только лаешь, но не кусаешь, Иван, — иронизирует Грир. — Постой, ты хоть понял, что только что слопал десять пирожных? Оставь нам хоть что-нибудь!
Рука Ивана на полпути к подносу с пирожными. Он на секунду останавливается, обдумывая, правда ли он хочет ещё сладостей, а затем хватает малиновое пирожное и заглатывает целиком.
— Малиновое! Такое же вкусное, как и наш воздух!
Фазард смеётся.
— Наслаждайся. На Базе таких деликатесов не сыскать.
— Вот именно, — причмокивает Иван. Он быстро съедает одно пирожное, на этот раз лимонное. — Ах, — вздыхает он, заглатывая сладкий воздух. — Лучше день может стать только с рахией.
Грир поднимает руки.
— Народ! Я пытаюсь говорить о серьёзном. На Демесне взорвалась бомба! Вам не кажется, что ужасным, что та Бета просто сидела в магазинчике и ждала, когда её купят, когда сама была вся Дефектная? Её должны были сначала протестировать. — Она поворачивается ко мне. — Тебя проверяла на дефекты? Странно, что ты так, эм, идеально ныряешь и плаваешь. Это ненормально.
Ранее Грир приказывала мне рискнуть жизнью ради её забавы; теперь она утверждает, что с подобными навыками меня можно заклеймить Дефектной?
— Может, другая Бета вообще ни при чём, — говорит Иван. — Может, её просто сделали козлом отпущения. Её по-тихому уберут, и всем будет на это наплевать. Люди только порадуются, что неприятности со вкусом «опасность» миновали. Она же не человек, который может рассказать на суде свою версию истории. — Он смотрит на меня. — Милая невинная Элисия. Думаешь, это сделала та Бета?
Ребята смеются: представьте себе, спрашивать мнения у клона!
— Если Губернатор говорит, что это сделала Бекки, значит, это сделала Бекки.
— Правильно, — говорит Иван. — Просто проверяю, что ты не принимала плохую рахию. Вот вам доказательство, что если Бета принимает новую улучшенную рахию, разработанную её владельцем, с ней точно ничего не случится.— Он гладит себя по плечу. — Отличная работа, доктор Иван.
Так много «если».
Если бы я не была так занята демонстрацией своих водных навыков и ублажением людей, я бы попыталась передать Бекки свои навыки, что так ценятся людьми, чтобы её смогли купить, и она обрела бы подходящую роль для себя на Демесне.
Если бы у меня был контроль над своей жизнью, то я могла бы... что? Что бы я смогла сделать тогда, или сейчас, или в будущем, чтобы помочь Бекки? Что бы произошло, если бы я была хозяйкой своей судьбы, а не простой пешкой?
— Дефектной придётся пройти через крутые пыточки. Завидую-завидую! — кричит Деменция.
Мой мозг внезапно закрывает пробел в знаниях. До меня наконец-то доходит, для чего именно предназначен лазарет в лагере доктора Лусарди. Бекки поместят туда и расчленят по кусочкам, чтобы определить ошибки в химическом составе, но она будет жить и дышать, пока проходят исследования. Страдать. И ей не дадут обезболивающего. Бедная Бекки с желтоватой кожей, которая тоже любила шоколад. С неё выжгут кожу, извлекут глаза, проколют каждую часть её тела, чтобы определить, что с ней пошло не так.
— Неправда, — говорит Грир. — Аквине, который провёл расследование, также доложил в Комиссию по правам репликантов, и он только что пообещал, что с Дефектной будут гуманно обращаться под присмотром доктора Лусарди. Дефектную реабилитируют, а не уничтожат.
Из того, что видела через окно лазарета, я знаю, что это сплошная ложь. И я знаю, что Бекки тоже была свидетельницей пыток.
Возможно ли, чтобы доктор Лусарди хотела, чтобы мы это увидели? В знак предупреждения?
Сидящая рядом со мной Деменция поворачивает голову, чтобы изучить моё лицо. Она объявляет:
— Ребят! У Элисии такой сосредоточенный вид. Я бы даже сказала печальный. Я никогда не видела таких эмоций от клона. Должно быть, этот инцидент с бомбой очень серьёзный! — хохочет она.
— А может это Деменция взорвала бомбу, — говорит Тахир. Смею ли я надеяться, что Тахир сделал столь нелепый вывод только потому, что хотел доказать, что Беты не преступники? Ведь Бета для него самая красивая девушка, рядом с которой он чувствует себя живым.
Ребята смеются. Он шутит, как их старый Тахир. Бомба не полностью изменила их мир.