---

Название: The Graveyard / Погост
Автор: Darynda Jones / Даринда Джонс
Описание: рассказы, флэш-рассказы
Год издания: 2012 – 2014
Серия: вне серии
Статус перевода: завершен

Перевод: Euphony
Худ. оформление: Renka, Solitary-angel


Ну вот, решилась. Когда-то меня просили перевести «extra» с сайта Д. Джонс, но я переводила только то, что касалось серии о Чарли («Бонус #3,5: Проблема с Чарли», «Мерцание» и «Свечение»). На самом деле там не так уж много, но я почему-то думала, что, окромя упомянутых трех кусочков, имеющих отношение к Чарли, остальные как-то связаны со второй серией Даринды, и даже не удосуживалась прочитать. А оказалось, что там хоть и маленький, но целый кладезь. Настроение, красота, образы – великолепное многообразие. Обалденные штрихи к портрету автора. Проникновенно, неожиданно, прекрасно в лучшем смысле слова. «Выступаю» соло и очень надеюсь, что сумею передать хотя бы сотую часть ее таланта. Если получится, то ценители ее слова оценят, уж простите за тавтологию)).

Самое главное: то, что вы увидите в «Погосте», никогда не будет напечатано (с).

Отступление: Надюш, с тобой посоветовалась сразу, и если бы ты не вдохновила, то вряд ли бы эта тема вообще появилась. Спасибо! И вам с Леной обеим страшное, невероятное спасибо за здешнюю красоту!

С сайта автора:
Мы создали «Погост» для бездомных историй. Тех, что никогда не опубликуют, никогда не прочтут. Тех, что обречены на безмолвную вечность, словно призраки в заброшенном доме, в котором без призраков никак (круто завернула, а?). Рассказы здесь будут появляться тогда, когда вы меньше всего этого ожидаете. Так что заходите, обновляйтесь и приятного чтения! (с)




ПС. Тут я буду отдыхать вместе с автором)). Такой себе лаундж)).

Я все пытался понять, не пудрит ли эта барышня мне мозги. Она стояла рядом и методично стряхивала пепел с зажженного конца сигареты. Рыжие волосы, ломкие от краски и пьянства, обрамляли сильно накрашенное лицо. Фонарь над нами еле-еле светил, но мне и так было видно, что она не шутит. А из-за этого я начинал сомневаться, стоило ли выходить на перекур из ресторана, где я ужинал с друзьями.
Подавив вспышку тревоги, я стряхнул пепел со своей сигареты. Прикинулся, будто мне по фиг, и спросил:
- Без шуток? Твоя мать была серийной убийцей?
- Ну почему «была»? – Уголки ярко накрашенных губ приподнялись. Глубоко затянувшись напоследок, барышня бросила окурок и потушила носком туфли на высоченной шпильке. Причем так втирала его в асфальт, будто хотела кого-нибудь убить. – Она была, есть и будет серийной убийцей. По крайней мере до полуночи следующего вторника, если провалится последняя апелляция.
Наконец до меня дошло:
- Вот дерьмо! Так твоя мать – Мэри-Энн Годфри?
- Единственная и неповторимая.
Теперь понятно, откуда пристрастие к алкоголю. Я тяжело сглотнул. Ночь стояла тихая, поэтому барышня, естественно, услышала. От кирпичных стен эхом отразился ее смех.
- Не переживай, - сказала она таким тоном, будто ей вдруг стало меня жаль, - мама меня семейному делу не учила.
Она подалась ближе, пожала худенькими плечиками и положила руку мне на бицепс. От теплого прикосновения мышцы напряглись, с головой выдавая горячий интерес, струящийся по моим венам.
Я не из тех, кто смотрит в зубы дареному коню, поэтому легко коснулся пальцем ее щеки:
- Странно, что мы вот так встретились.
- С чего вдруг? – промурлыкала барышня.
- Мой отец тоже был серийным убийцей.
Она перестала улыбаться, как только заметила у меня в руке нож.
- И он научил меня всему.

Я так долго сплю, что все, наверное, обо мне забыли. Но никто не виноват. Я изменилась. Медсестра Сара говорит, я стала женщиной. Когда-то у меня были голубые глаза и светлые волосы, спадавшие локонами на спину. Теперь все иначе. Волосы у меня каштановые, причем не самые симпатичные. Короткие, спутанные и жирные. Думаю, на затылке и вовсе появилась залысина от долгих лет забытья. Волосам дали немного отрасти, потому что все ждали, когда я открою глаза. Ждали того дня, когда все смогут порадоваться хорошо проделанной работе, ладно составленным молитвам и не зря потраченным надеждам. Того самого прекрасного, удивительного дня, когда мрак даст трещину, наполнится светом и все будет замечательно.
Но этот день так и не наступил.
Поэтому мы все еще ждем.
Скорее, Энни. Сорви замок и открой ворота.

Иногда мне хочется побыть хитрой и смелой. В такие дни я выхожу за рамки. Бросаю это тело, эту постель, эту палату и ухожу. Наблюдаю. Становлюсь призрачным соглядатаем. Незаметно сую нос в чужие дела. Я видела, как сегодня живут люди. Вот откуда я знаю, как выгляжу. Вот как я узнала, что мне постригли волосы. Будь Энни здесь, она бы не позволила меня остричь.

На нас были легкие шорты и мешковатые футболки. Мы бегали босиком по мокрым газонам. Ели мороженое под солнцем (сладкие капли стекали по палочкам прямо на руки) и целовались с мальчиком за сараем. Крали из бабушкиного буфета печенье с помадкой и кормили муравьев. Ездили на папином «олдсмобиле». С гаражной дверью приходилось повозиться, но мы всегда справлялись на ура. Смеялись над глупыми шутками так, что болели щеки и животы, но мы терпели и все равно смеялись.
Скорее, Энни. Пожалуйста, скорее.

Как правило, я не выхожу из местных коридоров. Остаюсь со стерильными людьми и серебристыми инструментами. Но иногда набираюсь храбрости и ухожу дальше. Чаще всего – повидаться с Энни. У нее теплая улыбка и такой удивительный смех – волшебный, мистический! – что меня забрасывает в чудесные времена. Свет ее глаз манит. А душу украшает изумительное согревающее, а не обжигающее пламя.
Но порой ее сложно отыскать. Она словно ускользает, а я блуждаю в тумане и отчаянно стараюсь найти под ногами опору, чтобы не подниматься выше облаков.
Все путешествия за пределы этих стен заканчиваются на поле. Оно огромное и зеленое. А зеленое я вижу редко. Там лежат четыре камня в ряд. На трех что-то написано, а на четвертом пусто. Мне интересно, что это за надписи, потому что я всегда засыпаю до того, как успеваю их прочесть.

Мы бегали на пшеничное поле, играли в индейцев и ковбоев и спали в тени под навесом. Рисовали «классики» на тротуаре и играли в выбивного по колено в грязи. Пахли дыней, кукурузными палочками и земляничным шампунем. Менялись босоножками и шнурками, вплетали в волосы цветы, чтобы они грелись под солнцем, и наслаждались в дикую жару ароматом недолговечных духов. Одинаково одевались и смеялись, когда папа не мог нас различить. Морщили носы, думая, какой он все-таки глупый! Купались в воде с детским маслом и маминой душистой пеной и клялись хранить секреты друг друга до того самого дня, когда вместе умрем.

В субботу мы плавали на лодке. Папа с мамой были в солнцезащитных очках и улыбались друг другу, как влюбленные школьники. Нас с Энни назначили капитанами и поделили между нами обязанности и награды за работу. Но когда поднялся ветер и рассердились волны, мы спрятались под сиденьями и лежали там в обнимку. А Энни плакала. Капитаны из нас вышли не очень – мы бросили свои обязанности при первых же признаках опасности. Помню, как не могла понять, почему Энни плачет. Она всегда была смелой. Всегда бросала вызов ветру. Может быть, все дело в том, что ветер оказался предателем. Швырнул этот вызов ей в лицо, да так сильно, что выбил почву из-под ног, лишил храбрости и ранил душу. Меня не пугал ветер. Не пугали волны. Не пугала шатающаяся лодка, которая могла в любой момент разбиться. Меня пугала Энни.

Миссис Тиббс из соседней палаты слегка с приветом. У нее жиденькие волосы и острые ногти. Когда она ездит на инвалидном кресле по коридору, то нарочно сбивает все на своем пути, а потом старается укатить подобру-поздорову, пока ее не поймает санитар. Когда он ее все-таки ловит (а он всегда ее ловит), она кричит и дерется, и ему приходится привязывать ее к коляске. А она все кричит, кусается и ругается на чем свет стоит. Благодаря ей я и выучила самые цветистые ругательства. До встречи с миссис Тиббс я понятия не имела, что санитар может быть хуже змеиного пениса.

Энни слизывала кровь с царапин синим от конфет языком. Я часто спрашиваю себя, слизала бы я сейчас свою кровь, если бы могла? Становилась ли от этого Энни каким-то образом сильнее, храбрее? Может быть, медный вкус собственной крови как-то давал ей почувствовать на вкус саму жизнь?
Ей не пришлось столкнуться с местным безразличием. С духотой и серыми стенами. И я рада. Ей бы здесь не понравилось. Там, где Энни, должно пахнуть цветами. Бог бросил свет к ее ногам, и этот свет танцевал у нее в волосах, искрился в глубине глаз. Она бы превратила спертый воздух, навеки пропитавший эти коридоры, в разноцветных бабочек. И мы бы с хохотом гонялись за ними, приводя санитаров в бешенство. Это уж точно.

Очень недолго здесь работал молодой человек. Я так и не узнала, как его зовут. Он вечно шептал мне что-то на ухо и гладил по животу. Я очень старалась прорваться сквозь марево, услышать, понять, что он говорит. Теплыми губами он целовал мои веки и сжимал пальцы на ногах. Его слова тонули в темном забвении, а он раздвигал мне ноги и сильной рукой забирался под сорочку, чтобы проверить торчавшие во мне трубки. Прохладные пальцы ласково и успокаивающе гладили проколотую кожу. Я его немножечко любила.

Мы ели арбуз и мороженое, пока не слиплись пальцы. А потом пили растворимые фруктовые напитки через закрученные соломинки. Красили ногти на ногах розовым лаком и завязывали на запястьях бархатные ленточки. Ловили в банки кузнечиков и принцев-лягушек, когда шел дождь. В праздничной обуви прыгали через скакалку и в одних носках лазали по деревьям. Держась за руки, бегали по зеленым лугам и полям с подсолнухами. И никогда даже не задумывались о том, что может быть дальше – между «прямо сейчас» и следующей долей секунды.

Мистер Спанкмайер из восемнадцатой палаты храпит. Очень смешно храпит. Вдохи у него нормальные, но на выдохе изо рта вырываются звуки почище лошадиного ржания. Зуб даю, он классно изображает отрыжку. Иногда он шаркает мимо моей палаты, и мне нравится, как он пахнет. После него в воздухе витает запах мятных сливок и мыла на оливковом масле. Иногда он заходит и разговаривает со мной, пока его не выгоняют медсестры. Вечно твердит мне завязывать с ленью и подмигивает. Молочного цвета бледные руки всегда дрожат, а серые глаза хитро мерцают. Честное слово, мне кажется, он знает. Знает, что я крадусь по коридорам, прячусь по углам. Но никому не скажет.

Было так много воды! Сначала синяя, потом зеленая и коричневая. Вода нас укрыла и потянула вниз. Мы дергались, пинались и кричали, только бы выбраться. Махали руками, царапались, извивались, боролись, просили и умоляли, только бы выбраться. Вода велела нам дышать, и мы приняли ее за воздух, но он оказался холодным, густым и удушливым. А потом нас настигли тишина и покой. И не надо было ниоткуда выбираться. Все стало ясным и четким. Мы с Энни смотрели друг на друга и смеялись, осознав нечто новое и удивляясь простоте этой новизны. А потом меня забрали. Оторвали. Жестоко, грубо и больно. Каждый раз, когда на меня давили, было больно. Мне раздавливали грудь. Вынуждали вернуться туда, куда возвращаться не было нужды.
Скорее, Энни. Отопри замок и открой ворота.

Медсестра Сара хорошая. Меняя мне постель, она всегда разговаривает. Рассказывает все свои секреты и просит у меня совета. Я с радостью даю ей советы и часто думаю, прислушивается ли она к ним. Признаться честно, я мало что знаю о мужчинах, и уж тем более о том, как их одомашнить. Но Саре, похоже, мужчины нравятся. Только о них она и говорит. А еще говорит, что я красивая, и если проснусь, то получу любого, какого захочу.
Спасибо, конечно, но я все-таки подожду Энни. Наверняка она скоро появится.

Ничего себе :) . Почище, чем байки из склепа, получше Стивена Кинга
Перевод бесподобный,спасибо

Зацепило) . Иногда очень жаль, что я с английским плохо дружу)
Вся семья утонула, да? Энни ушла, а сестренка в коме? А этот молодой человек, который приходит, он ведь не случайный извращенец?

Очень симпатишные рассказы. Так держать!

На самой первой обложке (там где "Погост") опечаточка: Неизданные расск_зы.

Euphony пишет:
Это тебе огромное спасибо, за такие удивительные и атмосферные рассказы


Преемник жутковатая история с неожиданным концом. В лучших традициях Кинга


Скорее, Энни! меня эмоционально разорвал на куски рассказ: ком в горле, слезы в глазах, а по коже бегает сноп мурашек


Ксю пишет:
Это моя вина, поздно делала и не заметила . Извиняюсь, уже заменила

Ира, Лена и Надя, благодарю вас за эмоции, вызванные после прочтения этих бесподобных маленьких историй.
Первый напомнил немного рассказ Ричарда Блоха "Искренне ваш, Джек Потрошитель". Ты думаешь, что знаешь о страхе, но к тебе подкрадывается ужас и все, конец.
Второй. Во втором было столько светлой грусти, любви и счастья, что хотелось и плакать, и улыбаться.
Спасибо, солнышки.

Спасибо большое, жутковатые рассказы...

Ну здрасьте! Я тоже ничего не заметила, так что нечего на себя одну валить)). И ваще - я так обалдела от красоты, что на буквы внимания совсем не обращала)).

Получается так, ага. Четыре камня было, три с надписями, четвертый пустой. Видимо, имена там.

Мне кажется, что как раз извращенец обыкновенный. Проработал он там же совсем капельку. Наверное, уволили сразу. А в больнице этой, судя по всему, так героиню достало безразличие, что даже такому вниманию она была рада. Жуть, конечно.

И не говори, Надь. У меня до сих пор послевкусие капитальное от него. Че будет, когда я доберусь до того рассказа, о котором тебе говорила, даже не знаю.

ПС. Спасибо всем-всем, народик! Очень переживала, надо ли, а оказалось, что не зря таки решилась)).

Теперь мы познакомились с другой Джонс.Наверно какие то зарисовки в голове созрели и она изложила в виде мининовелл.Безусловно рассказ "Скорее,Энни!" ярок в эмоциональном и художественном плане.Необычная Джонс. Трагизм и безысходность в обоих рассказах немного нагнал угнетающего чувства. Спасибо за рассказы. Тронули
Девчата,Вы надолго не оставляйте нас горевать.Хоца почитать что-нибудь оптимистичнее.

Какие странные рассказы. Жуткие и эмоциональные. От второго так вообще муражки по коже и слезы в глазах.
Спасибо за перевод

Спасибо) Очень тронула последняя история... Что на самом деле испытывают люди в коме!?

Спасибо за рассказы!!! После второго такие эмоции
А ты Ира хитрюга подсунула мне оригинал, когда собиралась перевод выкладывать

Cerera пишет: Я тогда не собиралась, честное пионерское! Со мной такие решения происходят неожиданно, сама удивляюсь, ей-богу)).

Шестилетняя Калли Данн услышала какой-то звук. Конечно, всякие звуки в канун Рождества – обычная история, но этот был особенным. Со смыслом. Калли считала себя благоразумной и практичной девочкой, способной исследовать все необычное. Давным-давно, еще в пять лет, она перестала верить в детские сказочки о феях и драконах. И в глупые рассказы о толстом дядечке, который по доброте душевной в ночь под Рождество приносит деткам подарки. Поэтому, само собой, решила провести расследование.
Выскочив из постели, Калли взобралась на подоконник и выглянула в непроглядную темную ночь. То есть ночь была бы непроглядной и темной, не будь ее дом освещен, как маяк для усталых путников. Нет, Калли жила вовсе не в гостинице. Ее спальня находилась в угловой пристройке к дому, где сейчас спали родители, не самые богатые люди на свете. Имелась у них одна пагубная склонность – халатное отношение к покупкам в интернете, отчего они становились легкими мишенями для преступников, занимавшихся кражей личности. Так или иначе, из окна Калли видела дымоход и крошечный кусочек крыши. Если очень хорошо присмотреться.
И вот, присмотревшись, она увидела его. Человека в красном костюме. Которого все зовут Санта Клаусом. Кстати говоря, Калли как раз недавно начала выяснять, откуда у него такое имя. Поначалу ее привлек религиозный символизм, но в процессе находились все новые и новые захватывающие намеки на язычество. Закатив глаза, она стала смотреть, как он возится на крыше. Ростом приблизительно с папу. Калли очень надеялась, что он не свалится на землю. Страховка у них не очень и вряд ли покроет лечение серьезного заболевания или травм.
Уже собираясь возвращаться в постель, она спрыгнула с подоконника и вдруг увидела папу. Он стоял, прислонившись к комоду, который, по мнению Калли, сделали под влиянием постмодернизма с вкраплениями отголосков культуры майя, которые невозможно было не узнать в резьбе. Папа сложил на груди руки, а в уголках его губ играла лукавая улыбка.
- Увидела что-то интересное? – спросил он.
У Калли отвисла челюсть. Кое-как вернув ее на место, она помчалась обратно к окну и огромными глазами уставилась на мужчину в красном костюме. Взвалив на плечо тяжелый мешок, он вразвалочку шел по крыше, пока не скрылся из виду. Глянув на потолок, Калли прислушалась к звукам шагов. А потом послышался голос, отдававший приказы северным оленям и называвший каждого из них по имени. По крыше застучали копыта, скрипнули полозья саней, и воцарилась тишина.
Широко улыбаясь, папа присел рядом с Калли. Она посмотрела на него и ошеломленно поморгала. Оглянулась на окно и снова уставилась на папу:
- Кажется, нас только что ограбили.

Euphony пишет:
Cпасибо огромное за такой миленький рассказ Калли немного помешана на ворах хотя как я понимаю это был настоящий Санта

Спасибо за новый перевод. И как у нее получается так писать - вроде и законченный рассказ, а продолжения хочется

Спасибо за перевод рассказаа

Amitaf пишет: Мне кажется, это и есть показатель мастерства автора. Хорошей книги много не бывает.