Моей большой, дикой, безумной семейке «Смит»:
папе, Тони, Линн, Крису, Донне, Полу, Карен, Шери, Ли и Холли.
Огромное спасибо за вашу постоянную помощь и энтузиазм!
Ни у одного автора в мире больше нет такой группы поддержки.
Люблю вас всех. И дети ваши тоже неимоверно клёвые!
До прошлого вечера никто и никогда не читал Вонни Джексон сказок на ночь.
Она уже семнадцать лет топтала землю, но не могла припомнить ни единой волшебной истории, никакого «сладких снов» шёпотом или нежного поцелуя в щёку. Её мать приканчивала свою первую бутылку и второй – а то и третий – косяк задолго до того, как Вонни засыпала. И вместо сказки на ночь, ей приходилось прятаться под кроватью или под грудой грязных шмоток в шкафу, молясь, чтобы мамочка не отключилась и не оставила одного из своих клиентов свободно шататься по их крохотной квартирке.
Они определённо не горели желанием читать Ивонн. Никто не горел.
Так что услышать свою первую невинную детскую сказку из уст монстра-психопата, который собирается тебя убить, было почти так же несправедливо, как и вообще оказаться в этом кошмаре.
– Ты меня слушаешь? – повысил голос похититель. А затем вдруг добавил с почти озорными нотками: – Ты что, заснула, малютка Ивонн?
Но это озорство было приправлено такой порцией зла, что то казалось едва ли не живым, дышащим и столь же реальным, как грязный грубый матрас, на котором Вонни лежала, или железная цепь, что удерживала её на месте.
В основном – как сейчас, например – похититель говорил невнятным высоким шёпотом и злобно-радостным тоном, будто весёлый эльф, что готов устроить настоящую резню просто ради удовольствия. Однако время от времени ублюдок злился и забывался. Несколько раз он произносил слово или два своим обычным низким голосом, и в голове Вонни проскальзывал намёк на узнавание, словно она уже слышала его раньше, совсем недавно. Но сосредоточиться и встряхнуть память никак не удавалось.
«А может, ты сумасшедшая».
Может, всего лишь признала искажённый, полный ярости тембр, характерный для подобных мужчин. Вонни такие всю жизнь окружали. Она просто никогда прежде не попадалась в руки психопата-убийцы. До сих пор.
– Милая малютка. Сильно утомилась, да? Полагаю, ты уснула… м-м-м?
Вонни покачала головой. И даже от такого крошечного движения боль ножом пронзила череп, добравшись до мозга. Виноваты ли наркотики, что он запихнул ей в глотку, или удары по лицу – сложно сказать. Наверное, и то, и другое. И таблетки, что похититель дал после, боль не притушили. Наоборот – лишь усилили, обострив все чувства, пока каждое слово не стало казаться громоподобным криком, каждый проблеск света – ослепительным, будто само солнце. А каждое безжалостное прикосновение – невыносимым.
Первое избиение оказалось болезненным. После ещё двух Вонни едва сохранила разум. Лишь внутренний стальной стержень – благодаря которому она продержалась так долго, несмотря на множество препятствий на жизненном пути – не позволил сдаться и умолять похитителя убить её, прекратив мучения.
– И всё же ты уже должна хотеть спать.
– Нет, – прошептала Вонни. – Продолжайте. Не останавливайтесь. Мне нравится.
О, нет, она не хотела спать. Так не хотела, как это вообще возможно. Потому что, когда она засыпала – под напором истощения, убаюканная монотонными сказками или не устояв перед эффектом наркотиков, – он приходил и делал с ней всякое. Однажды Вонни проснулась и обнаружила, что урод фотографирует её, голую, распластанную на койке. И хотя лицо его было скрыто одной из этих жутких масок короля из фаст-фуда с маниакальной улыбкой,
[1] едва осознав, что она пришла в себя, похититель вновь приковал её и сбежал. Словно боялся, что Вонни сможет как следует его рассмотреть.
«Может, опасается, что ты сбежишь и сумеешь его опознать».
Ага. А может, завтра стая волков разорвёт засранца на куски прямо на его заднем дворе. Вот только сомнительно.
И ещё Вонни подозревала, что однажды проснётся в процессе изнасилования. Так что нет, она не хотела спать.
– Ну не знаю… мы уже довольно много прочли. Я волнуюсь, как бы тебя кошмары не одолели. Они тебя не мучили после вчерашней сказки про поросят, ставших беконом и сосисками?
Она полагала, что история заканчивается не так. А если так, то с родителей, обозвавших сие «сказкой на ночь», есть за что спросить. Например, за её ночные кошмары…
«Ну, а разве ты не живёшь в одном из них?»
Вонни сглотнула. Распухший сухой язык почти перекрывал дыхалку.
– Всё нормально. Прошу, почитайте мне ещё чуть-чуть.
Слова эхом разлетелись по сырому затхлому подвалу, в котором Вонни была заперта вот уже три дня. Или четыре? Сложно отследить, хоть через крошечное окно в своей камере она и замечала, как солнце встаёт и садится. Однако Вонни была не в себе, не могла сосредоточиться.
Сколько прошло с тех пор, как её схватили? Когда вообще это произошло?
«Думай!»
В понедельник. На неё напали по пути домой после вечера в новой школе, в которую Ивонн только что перевелась, поскольку там более продвинутые факультативы, чем в прежней. Первая ошибка. Старая школа находилась всего в квартале от её паршивого дома.
– Ну если ты уверена, то, полагаю, мы можем ещё немного почитать об этих непослушных детишках.
Зная, что монстр этого ждёт, Вонни сумела пробормотать:
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, дорогая. Я рад, что история тебе нравится. Неудивительно, что мама с папой хотели избавиться от Гензеля и Гретель – они ужасно испорченные ребятишки, согласна? Почти все родители в той или иной мере ненавидят своих детей, но эти двое были особенно плохими.
Кабы не боль, она бы засмеялась. Потому что он говорил в надежде ранить, но лишь подтверждал давно известные Вонни истины. Мать демонстрировала это ежедневно.
Большинство родителей гордились бы школьными успехами своего ребёнка, но не она. Она лишь сказала, что со стороны Вонни глупо было переводиться. Глупо ходить на школьные вечера. Глупо и нахально думать, будто вступление в Национальное Общество Почёта хоть что-то значит, когда живёшь на пересечении квартала красных фонарей и канализации.
В обычный понедельник в это время Вонни бы работала, подавая куриные крылышки и отбиваясь от пьяных парней. Но нет, ей приспичило пойти на встречу, приспичило вести себя так, словно она не отличается от этих умных богатых белых детишек с их трастовыми фондами и спортивными тачками. А затем дерзко настоять, мол, спокойно доберётся до дому одна, пешком, ночью, через Боро, куда ни одна умная девушка не сунется после наступления темноты. Не сейчас, когда Вурдалак на свободе, и каждый месяц исчезает всё больше девочек из района.
Вурдалак… Сначала в газетах писали, что он существует на самом деле, потом – что это выдумка. Вонни знала правду. Да, он существует. Вот только она не проживёт достаточно долго, чтобы кому-нибудь об этом рассказать.
– Гензель и Гретель не знали, что голодные лесные птицы склевали хлебные крошки, ожидая, когда дети умрут, чтобы потом выклевать их глаза, – читал похититель, не замечая рассеянности Ивонн. – Стемнело, и времени, чтобы найти дорогу домой, почти не осталось.
Время. Оно потеряло всякий смысл. Минуты и часы поменялись местами: минуты удлинились болью, часы сократились из-за ужаса ожидания того, что случится, когда монстр вернётся из… куда он там уходит, оставляя Вонни одну в сырой, холодной темноте.
И в глубине души она знала, что её время тоже на исходе.
– Ты слушаешь?! – рявкнул похититель.
Вонни сглотнула:
– Да.
– Хорошо. Не спи. Я читаю для тебя, а не для себя, знаешь ли.
Она сомневалась, что он читает – скорее, на ходу переделывает настоящую сказку в ужастик в стиле Уэса Крэйвена.
– И ведь правда же им повезло, что они смогли найти убежище? – продолжал Вурдалак. – М-м-м, домик из пряников, мармелада и лакрицы. Только представь. Ты любишь сладости, красавица? Хочешь, чтобы я принёс тебе какую-нибудь конфетку? Липкую, приторную конфетку?
Вонни сглотнула. Её тошнило от одной только мысли об этом. Не то чтобы она была не голодна – даже истощена. Но заполнявший нос и лёгкие зловонный воздух превращал все упоминания о еде в рвотные позывы. О прочих запахах не хотелось даже думать… гнилое мясо, вонь человеческих испражнений. И что-то металлическое и земляное… запах, который словно стелется на язык, когда дышишь ртом.
Кровь. По крайне мере, Вонни подозревала, что пятна цвета ржавчины на цементном полу – это именно кровь.
Их она заметила первым делом, едва очнулась после похищения. Пятна лишь подтверждали то, что Вонни и так знала: этот парень уже убивал прежде и планирует убить её. Никаких «если», только «когда».
Сбежать не выйдет – она прикована цепью, накачана наркотой и до смерти напугана собственной всепоглощающей покорностью. А ещё понятия не имеет, где находится, какой сегодня день и ведёт ли эта дверь на свободу или в очередную комнату страха.
Вонни даже не пыталась утешиться мыслями о побеге. Что толку накручивать себя воспоминаниями обо всех других случаях, когда приходилось выкарабкиваться из неприятностей, в которые угодила либо из-за собственной доверчивости, либо из-за мамочкиной жадности.
«Не ходи туда, девочка. Там ничего кроме тьмы».
Нет, Вонни не хотела мусолить эти мысли. Только не когда они могут стать последними в её жизни. Потому что в этом кошмаре – по крайней мере, пока – не было сексуального насилия…
– Что ж, возможно, конфета не должна быть слишком уж липкой, – заметил похититель с лёгким неодобрением, будто любящий и заботливый отец. Хотя откуда Вонни знать, как ведут себя отцы? – Да, твоя челюсть, наверное, болит после того, как ты на днях вынудила меня применить силу. Возможно, я мог бы разжевать для тебя конфету. Сделать её нежной и мягкой, а потом сплюнуть тебе в рот, словно мама-птица своему птенчику.
Несмотря на пустой желудок, рот моментально наполнился рвотой. Пришлось сглотнуть, подавить. Вонни не доставит гаду такого удовольствия, не даст увидеть, что он одними словами может заставить её страдать. Не даст понять, сколь отвратительна ей сама мысль о подобном. Поселить в голове монстра идею, что он может поиметь её, когда она наконец вырубится, – глупейший поступок. И пусть Вонни Джексон избита и посажана на цепь, пусть она дочь проститутки-наркоманки, но никто никогда не назвал бы её глупой.
– Как думаешь, зачем она это делает? Почему хочет, чтобы они съели все эти сладости? – Вонни промолчала, и напевный голос похитителя сорвался на визг: – Отвечай!
– Чтобы откормить их. – Слова вместе с воздухом прорвались через распухшие губы.
– Да! Ты такая смышлёная. Вот что они говорят о тебе. Такая умненькая, смышлёная девочка, что пытается сбежать от своего печального детства. – Прозвучало это едва ли не грустно. Монстр цыкнул: – И тебе почти удалось, да, Ивонн? О, ты была так близка к цели! В мае следующего года закончила бы школу, получила бы стипендию в колледже и больше никогда бы не увидела свою шлюху-мать и лачугу, которую называешь домом. Столько труда, столько усилий. Впустую.
Вонни не ответила. Даже не дрогнула, не желая показать, как её ранят эти слова. Больно… почти как от ударов кулаками. Потому что всё, над чем она работала, всё, о чём мечтала столько, сколько себя помнит, пошло прахом. А от того, что мечту у неё украл именно этот грязный монстр, хотелось кричать. Несправедливо!
– Эх, ну что ж, вернёмся к нашей истории. Да, ведьма действительно их откармливала. Но знаешь ли ты, зачем? – Похититель промурлыкал странную мелодию и повторил слова, сложив их в нестройную песню: – Зачем, зачем, зачем? Знаешь ли ты, зачем?
Вонни слушала этот певучий голос, что намеренно пытался погрузить её в столь необходимый сон, но глаза не закрывала. Тело хотело сдаться, расслабиться. Считай она, что есть хоть один шанс больше никогда не проснуться, то воспользовалась бы им.
Но Вонни не была везучей. И знала, что пожалеет, когда очнётся и поймёт, что ублюдок с ней сделал. Поэтому заставила себя покачать пульсирующей головой – чем острее боль, тем меньше желания сдаться.
– Зачем?
Похититель тихонько засмеялся и не ответил. Оно и к лучшему. Учитывая, во что превращает сказки его извращённый мозг, слышать ответ как-то не хотелось.
– Подожди, и всё поймёшь. Терпение, сладкая…
Его свистящий шёпот прервал раздавшийся откуда-то сверху стук. Прежде, чем Вонни хоть что-либо осознала, послышался металлический лязг. Небольшая выдвижная панель на двери, через которую монстр наблюдал за Вонни, разговаривал с ней и мучил её, захлопнулась. Узкий слепящий луч света – единственный в кромешной тьме – словно обрубили, как голову змеи.
Наверху опять постучали. Вонни попыталась сосредоточиться на звуке и не поддаться облегчению от ухода похитителя. Этот шум… точнее то, как монстр на него отреагировал, казалось важным. Но ещё важнее ответить на вопрос «почему?».
Да! Он испугался. Тварь удивилась, обнаружив в своём логове что-то неожиданное. Или кого-то?
«О боже, пожалуйста».
Внутри упорно расцветала жгучая надежда. Что, если наверху есть кто-то ещё? Впервые за всё время Вонни подумала, что похититель не утащил её в недра ада. Нет, это место настоящее. Место, куда могут прийти другие люди. Почтальон? Сосед? Кто-то, кто может помочь?
Внутренний голос попытался ослабить разгоревшуюся надежду. Может, это вообще не в дверь постучали, а ветка дерева ударила в окно или ставни громыхнули. Кроме того, снаружи темно, наверное, середина ночи – ни один почтальон в такое время не работает.
«Полиция. Вдруг они меня ищут».
Шансов было мало. Но это всё, чем Вонни располагала на данный момент.
– Помогите. Кто-нибудь, помогите, – прошептала она. – Прошу, я здесь!
Она не думала о том, что монстр сделает, когда вернётся. Ни секунды не потратила на размышления о новых способах наказания, которые он для неё найдёт.
Нет. Вонни Джексон просто начала кричать, словно от этого зависела её жизнь.
[1]