Фильм случайно не "Остров"? Там клонов как раз для этого выращивали. Наших ребят вряд ли)). Но вот так вот в детстве "поломаться" - это, конечно, жутко.

Euphony пишет:
Точно, он!))) Так и в этой книги, может и не для органов, но они явно врут им о смертельной болезни.

- Как тебя зовут? – спрашивает Луис.
- И сколько тебе лет? – подключается Уилл. Он опять сидит на своей кровати по-турецки. – Ты вроде старше Тоби.
Появление новичка мутит спокойные воды четвертой спальни. Он бледный, но глаза и волосы темные, а зубы стиснуты так крепко, что и без того квадратные челюсти кажутся еще более угловатыми. На его кровати лежит одежда – джинсы, футболки, толстовки. Все подходящего размера. По приезду в дом всех обмеривают и взвешивают. Медсестрам сегодня пришлось потрудиться.
- Том, - цедит новичок сквозь зубы. – Мне семнадцать. – Его глаза темнеют. – С половиной.
- Вот блин, - выпаливает Луис.
Воцаряется тишина, которую нарушает только скороговорка дождя за окном. Все мы пытаемся переварить услышанное. Я понимаю, почему новичок так злится. Сгусток в животе становится туже. Если бы это не произошло до восемнадцати, то уже не произошло бы никогда. Нам всем не повезло, но невезение Тома сродни пинку по яйцам.
- Кто еще с тобой приехал? – интересуется Эшли, который стоит у батареи. Ну конечно, мять задницей аккуратно заправленную постель он не станет.
- Еще шесть месяцев. – Том ни на кого не смотрит, а слепо глядит на незнакомую одежду, которую теперь должен считать своей. – Всего-то и оставалось – прожить шесть, мать их, месяцев.
- Иногда случается всякое дерьмо. – Это первое, что я ему сказал.
Том мне не нравится. Я его не знаю, но он уже мне не нравится. А вдруг его появление все перепоганит? Логика в трубу, понимаю, но все равно поддаюсь страху. Четвертая спальня уже не та, что была утром. Приезд Тома – как трещина в старом камне.
- Да, точно, - подхватывает Луис, - расскажи нам про остальных.
- А вы знаете, как называют это место? – наконец поднимает голову Том. – Дом смерти.
- Кому какое дело, как его называют? – слегка ощетиниваюсь я. – Теперь это наш дом, и точка.
Мы научились справляться со своими страхами и как-то с ними жить. А теперь придется терпеть страхи Тома.
- Так его называют в Лондоне. Не только этот дом, а все такие дома.
- Значит, ты из Лондона? – Луис достает из кармана маленький блокнот и с сияющими глазами что-то в нем записывает. – А откуда конкретно?
Том мрачно поджимает губы:
- Какая теперь разница?
- Так что там с остальными? – напоминает Уилл. Вопрос звучит уже в третий раз.
Мы не специально так себя ведем, просто сочувствие совершенно бесполезно. Сочувствовать надо тем, кому хуже, чем тебе. А здесь в дерьме все поголовно. Это общее игровое поле. Тому хоть до семнадцати с половиной удалось протянуть.
- Только одна девочка, - наконец отвечает он и отводит глаза. – На вид вроде ничего.
- Девочка? – переспрашивает Уилл, чуть-чуть сморщив нос. – Девчонок тут маловато. Интересно, а у них тоже из глаз кровь пойдет?
Лиус хихикает над его словами, а может, над тем, как побелело от ужаса лицо Тома. Уилл вполне мог сказать об этом намеренно, чтобы перепугать новичка к чертовой бабушке. Жестоко, конечно, зато смешно.
- Давай вернемся к игре, - предлагает Луис, и Уилл улыбается.
Волнение, вызванное приездом новичка, изнашивается быстро. Тем более Том никуда не денется. Познакомиться с ним поближе будет еще уйма времени, а если нет, то не стоит и пытаться.
- Напомни-ка, как там лошадь ходит?
- Не лошадь, а конь. И ходит он буквой «Г». Две клетки плюс одна. – Даже когда они закрывают за собой дверь, Луис продолжает объяснять.
- Я в комнату для рисования. – Эшли отлипает от батареи и берет с деревянного комода Библию. Даже он, насквозь пропитанный своим чопорным христианским милосердием, не предлагает Тому показать дом.
И вот нас осталось двое.
- А ты, видимо, Тоби, - говорит Том.
Я закрываю глаза. Разговаривать не хочется. Спать тоже, но трепаться не хочется больше. Так или иначе, мне придется привыкнуть к Тому, но сделаю я это, когда сам захочу.
Он еще раз пытается завязать разговор:
- Ты старше других.
Я молчу. Думаю о том, как хотел подружиться с Джейком, чтобы рядом был хоть кто-то моего возраста, и вот теперь есть Том, а я отказываюсь с ним даже говорить. Вот только Том не один из нас. По крайней мере пока. Другое дело Джейк, хоть он и полный отморозок. К тому же Том старше меня. Придется попотеть, чтобы не потерять репутацию босса четвертой спальни. Я валяюсь на кровати и ничем не выдаю своего беспокойства. Но на самом деле приезд новичков сильно меня тревожит.
Больше Том ничего не говорит, но раздраженно испускает нарочито громкий вздох. Я слышу, как выдвигаются и задвигаются ящики – он убирает с постели шмотки. Обустраивается. Потому что иного выхода нет.
Вечер тянется бесконечно, тревога растет. На ужине все взгляды прикованы к Тому и новой девочке, которую, судя по всему, зовут Клара. Мне она до лампочки. Сидит далеко, еще и спиной ко мне, так что виден только растрепанный хвост. Из-за стола девочек непривычно слышать столько смеха. К тому же я замечаю, как улыбается Элеонора. Даже Гарриет выглядит не такой строгой, как обычно. Джейк явно воспрянул духом – рисуется, громко матерится. Том сидит с нами, но по пути за чашкой чая останавливается рядом с девочками, разговаривает с Кларой и внезапно густо краснеет. Через минуту Джейк следует его примеру. Если Том думает, что у него больше прав на Клару только потому, что они вместе приехали, то ему придется многое узнать о порядках в доме. Уилл с Луисом украдкой смеются, глядя, как двое парней на глазах у всех соперничают за внимание одной девчонки. Мне лично глубоко наплевать на происходящее. Наверняка она идиотка, раз улыбается и смеется, как будто попала в летний лагерь или поехала с классом на экскурсию. Я перед ней заискивать точно не собираюсь.
Зато внимательно слежу за близнецами. Именно они – воплощение действительности в этом доме, а не какая-то там дура, из-за которой все рискуют себе шеи свернуть. Эллори и Джо абсолютно одинаковые. Ну или были одинаковыми. Один из них (наверное, Эллори, потому что у него прыщей больше, чем у брата) сильно потеет. Между нами метра три, но я отчетливо это вижу. Покрытая густым слоем пота кожа кажется жирной. Он громко шмыгает носом. Изредка его грудь сокращается, а лицо превращается в напряженную маску, как будто он с трудом сдерживает кашель. Его брат ест с двух тарелок. Запихивает ложку за ложкой в рот и сидит вполоборота, чтобы прикрывать Эллори от всевидящих глаз медсестер. Я смотрю на близнецов со смесью восхищения и ужаса. Медсестры тоже смотрят. Их взгляды холодные и тяжелые, как у орлов, выискивающих добычу. Все остальные из седьмой спальни слегка отдвинулись от своих соседей, хотя в крови каждого из них живет тот же недуг. Они разговаривают о близнецах так, словно тех и нет вовсе. Видимо, я буду должен Луису пару смен на посуде.
- Как думаешь, его сегодня и заберут?
Только услышав голос Эшли, я понимаю, что на Эллори смотрю не один. Эшли тоже за ним наблюдает, поджав тонкие губы.
- Скорее всего.
- Я за него помолюсь.
- Ага, это офигеть как поможет. – Я сосредотачиваюсь на еде. Запихиваю вилкой в рот картофельное пюре и тщательно пережевываю комочки. Говорить с Эшли нет ни малейшего желания. Пусть засунет свою высокомерную набожность себе в зад.
После ужина медсестры ставят какой-то допотопный фильм. Уилл с Луисом пытаются уговорить меня пойти с ними, но я отказываюсь. Долго и нудно лежу в горячей ванне, потом заваливаюсь на кровать и пялюсь в потолок. На улице все еще идет дождь. Интересно, о чем сейчас думает Эллори? Пошел ли он смотреть фильм? От мысли, что однажды я окажусь на его месте, сводит живот. Жаль, что я не могу просто взять и перестать думать. Даже фантазии о Джули Маккендрик не могут меня отвлечь. В конце концов я пытаюсь представить, помнит ли она меня вообще, или уже улыбается Билли из выпускного класса, и теперь ему, а не мне, светит залезть ей в лифчик наяву, а не в мечтах.
В конце концов все возвращаются в спальню, и начинается ритуал по чистке зубов, умыванию и подготовке ко сну. Медсестра приносит поднос с таблетками и маленькими стаканами с водой. Все послушно глотают, а она задвигает занавески, выключает свет и бросает на прощание ничего не значащее «Спокойной ночи».
- Папа Клары был чиновником, - говорит Уилл. – Правда ведь, Том? Самый настоящий министр в правительстве.
- Ага, точно. – Том замолкает. Тишину заполняет шепот. – Какого хрена он делает?
- Молится. Не обращай внимания, он скоро закончит. Чиновник… Круто! А где работал твой папа?
Замечает ли Уилл, что говорит в прошедшем времени? Как будто наших родных больше нет, как будто где-то там, в реальном мире, они не продолжают жить без нас.
- Да так, в одной ремонтной фирме. Ничего особенного. – Том провел в доме всего несколько часов, а уже не горит желанием вываливать свою подноготную. Заранее закрывается в себе по нашему примеру.
- Мне фильм понравился, - меняет тему Луис. – Только никак не могу отделаться от мысли, зачем нам его показывали.
- Вампиры классные, - говорит Уилл. – А собака вообще суперская была. Но мне не понравился момент, когда мужику череп проломили.
- Но ведь фильм, по сути, о бессмертных подростках, - размышляет вслух Луис, – внутри которых живет нечто, что превращает их в чудовищ. И название какое – «Пропащие ребята»! Иногда я думаю, что у Хозяйки или очень нездоровое чувство юмора, или напрочь отсутствует понимание иронии как таковой.
- Точняк, - смеется Уилл, хотя ясно: он понятия не имеет, что такое ирония.
- Мы все можем жить в царствии Господнем, - вставляет Эшли. – Там воистину вечная жизнь.
- Он всегда такой? – с отвращением выплевывает Том. Среди нас он новичок, но аутсайдер всегда и везде Эшли.
- К сожалению, да. – Луис устраивается в постели. Шелест накрахмаленного белья подхватывает возобновленный шепот.
- Тоби, ты-то как? – Уилл пытается рассмотреть меня в темноте. – А то что-то притих совсем. Я думал, ты захочешь фильм посмотреть и с новой девочкой познакомиться.
- Все в порядке. Просто устал.
- Ты всегда уставший. Спишь по полдня. – Вдруг у него вырывается резкий вздох. – А ты случайно не…
- Нет, не заболел, - заканчиваю я за него.
- Это хорошо. – Уилл теребит край одеяла. – Мне бы этого не хотелось.
В его голосе звучит что-то такое, отчего сердце в груди больно сжимается.
- Спокойно ночи, Уилл, - говорю я в ответ и замолкаю.
Постепенно все засыпают, даже Эшли. В комнате слышно только равномерное дыхание. Закончился еще один день. У нас осталось еще на один день меньше. Я закрываю глаза.

Euphony, RuSa, спасибо вам огромное!!!
Как все таинственно с этой новенькой))) Я думаю, это не спроста. Мне теперь интересно, когда он соизволит внимательней к ней приглядеться.

Мне показалось, что мутация начинает проявляться во время полового созревания. Если болезнь не заразна, то почему детей изолируют? Чтобы они не сцена их смерти не портила эстетическую картинку? Может болезнь - результат какой-то эксперимента по регулированию населения планеты? Обратила внимание, что когда еще пациенты поступают, то проявляют эмоции, а потом - пустота, апатия, равнодушие и терпеливое ожидание конца. Правда, главный герой фантазирует о девочке. Неужели это болото никто не всколыхнет? У меня появилось ощущение затишья перед бурей.
Спасибо.

Через два часа после последнего обхода Хозяйки я слышу приглушенный грохот – скрипучий лифт в самом сердце дома начинает путешествие вниз. Я знал, что это произойдет сегодня, и малодушно хочу спрятаться под подушку, пока все не кончится. Но от желания встать гудят ноги, а внутренности завязываются в узлы вокруг темного сгустка в животе. Я должен это увидеть. Лучше смотреть, чем лежать и слушать. Крадусь к двери и тихонько ее открываю. От холода покрываюсь мурашками. Никто даже не шевелится. Том храпит, но остальные не издают ни звука.
Я на лестничной площадке. Сердце так колотится, что чувствую его в горле. Лифт останавливается выше. С мягким шипением, похожим на вздох в ночной тишине, открываются большие металлические двери. Лифт вполне себе современный и кажется совершенно неуместным в этом доме. Поднимаюсь на полпролета, вжимаюсь в тени, льнущие к стене, и превращаюсь в статую. Отсюда лифта не видно, но этажом выше мимо пройдут медсестры на обратном пути. Я жду, и наконец тишину нарушает едва различимый скрип старых колес. В последний раз Эллори выходит из седьмой спальни, но даже не знает об этом, потому что спит. Может быть, он знал, когда ложился спать. А может быть, думал, что у него есть еще один день. Трудно представить, что завтра не наступит.
Появляются белые мокасины под белыми штанами униформы. Медсестры из лазарета катят кровать к лифту. Эллори я не вижу, но знаю, что это он. Кроме него, никто не болел. По крайней мере не так. Медсестры не торопятся. Спокойно, не сбиваясь с шага, продолжают свой путь. Эллори никуда не денется, и лазарет тоже. Это не те медсестры, которые следят за нами днем. Я точно знаю, потому что этих видел не раз. Они как ангелы смерти. Появляются только по ночам, чтобы забрать спящих больных детей.
Иногда я представляю себе лазарет как страшное чудище, которое нами питается. Наверное, лучше так, чем пугающая пустая неизвестность. В маленьком «окошке» между лестничными полетами проезжает кровать, но я по-прежнему липну к стене. Мне известно, как все происходит, а потому я знаю, что ничего еще не кончено. Приблизительно через минуту слышатся шаги двух или трех пар ног в сопровождении шелеста пакетов с одеждой и туалетными принадлежностями. На память о брате у Джо не останется ничего. Эллори сотрут, как будто его и не было. Интересно, что делают с вещами? Может быть, мы все носим одежду умерших из предыдущей волны дефективных? Есть ли в доме какой-то склад, где новоприбывших ждут целые стопки шмотья всевозможных размеров? Двери лифта опять закрываются, и я с дрожью и облегчением выдыхаю. Адреналин зашкаливает.
Прощай, Эллори. Было приятно тебя не знать.
Меня подташнивает. Во рту привкус горечи. Срочно нужно в ванную и попить воды. Я отворачиваюсь и только теперь краем глаза замечаю что-то за перилами двумя этажами выше. Долю секунды оно плывет в воздухе, как водоросли на отмели. От неожиданности у меня отвисает челюсть. Наверное, я даже испустил короткий резкий вздох. Это волосы. Кто-то еще не спит. Мысли мчатся вскачь. Я уже не думаю об Эллори, о болезни, о пугающей и наверняка кошмарной неизвестности на верхнем этаже. Новым мыслям не находится определения, но я знаю, что они толстым слоем оборачиваются вокруг сгустка в животе, оседают на языке горьким привкусом. И быстро исчезают. Ночью не сплю только я.
Волос я больше не вижу. Но тень движется, и скрипят ступеньки. Значит, там кто-то действительно есть. Я мигом возвращаюсь в свою спальню и сквозь щель в прикрытой двери вижу, как мимо проплывает силуэт. Да кто это, блин? И сколько можно?! Перемены за переменами. Сначала Том, теперь еще и это. Всерьез думаю вернуться в постель и на все забить, но сейчас я не чувствую усталости. Да и с каких хренов? Ночи – мое время! Ее я нахожу в кухне. Она отрезает по куску ветчины и сыра и делает бутерброд.
- Тебе сделать? – спрашивает девчонка, как будто это в порядке вещей – вот так встретиться в темноте в два часа ночи.
Я не отвечаю. Молча смотрю на нее с порога. Ветер обдувает дом снаружи и посвистывает в щелях задней двери.
Она намазывает сантиметровый слой масла на кусок белого хлеба.
- Мама не разрешала мне есть масло. Говорила, это плохо для фигуры. Тем более для танцовщицы. Зато теперь мне можно все. Толстая попа уже не самая большая моя проблема, согласен?
Улыбаясь, девчонка накрывает бутерброд вторым куском хлеба, грациозно запрыгивает на кухонный стол из нержавейки и начинает есть. В темноте видно плохо, но, по-моему, у нее на лице веснушки. Зубы белые и крепкие, а густые рыжие волосы растрепанными прядями укрывают плечи.
Смотрю на бутерброд, и в животе все сжимается. Ночи мне больше не принадлежат. Теперь придется переживать из-за чужих косяков. Она следит за моим взглядом.
- Не волнуйся. Я аккуратно. И все приберу. Никто не узнает, что я здесь была.
- Ты приехала с Томом, - наконец говорю я.
Она кивает:
- Бедняжка, он всю дорогу так сильно злился!
Все это время она сидит и болтает ногами. Даже под ночной сорочкой видно, что они стройные и загорелые. На ногтях – розовый лак. Отголосок прежней жизни. С набитым ртом девчонка смотрит на меня. Я бы тоже чем-нибудь перекусил, но не буду. Из-за нее пропал весь аппетит.
- Ты не выпила витамины, - снова подаю голос я.
От порога я сделал в кухню один шаг, но ближе подходить не собираюсь. Я хмурюсь, даже говорю угрюмо, но она как будто и не замечает вовсе. Смеется. Смех теплый. Дружелюбный. Да что с ней такое? Неужели она не знает, куда попала?
- Витамины, как же! Моя мама на таких «витаминах» годами сидела. И запивала скотчем. – Отложив бутерброд, девчонка тут же о нем забывает. – А ты почему свои не выпил?
Я научился быстро засовывать таблетки под верхнюю губу. Медсестры до сих пор ничего не замечают. А практиковался на горохе, который иногда дают на ужин. Таблетки я заворачиваю в кусок туалетной бумаги и храню в одном из прутьев кровати. Каждый вечер добавляю новые. Наверное, надо бы смыть их в раковину, но так я считаю дни. Отмечаю время, пока еще жив.
- Не люблю спать по ночам.
- И что же нам теперь делать? – опять улыбается девчонка. Улыбка озорная и радостная. – Дом ведь сейчас, считай, наш.
- Делай, что хочешь, только не вздумай мне все перепаскудить.
Улыбка мигом увядает.
- Но ведь веселее же…
- Я серьезно. – Вдруг начинаю ужасно ее ненавидеть. Она не имеет права не спать. Это мое время. Сгусток внутри меня вспыхивает жарким пламенем, которое поднимается прямо в рот, и я выплевываю огонь сердитыми словами: - Забудь о своей идеальной жизни с папашей чиновником, громадным домом и всем, что только душа пожелает. Ты такая же дефективная, как и мы. Можешь сидеть, смеяться, шутить и думать, что все это охренеть как смешно, но ты заболеешь и сдохнешь, как Эллори, я и все остальные тупые ублюдки. Ты не какая-то там особенная. Так что не стой у меня на пути и привыкай.
Тяжело дыша, я злобно смотрю на девчонку. От жгучей ярости меня трясет. Она перестает болтать ногами и больше не улыбается. Я отворачиваюсь. Не хочу на нее смотреть. Не хочу жалеть о своих словах. Дом большой. Не факт, что мне придется с ней пересекаться. Может быть, теперь, зная, что ночью ей никто не рад, она даже начнет принимать таблетки.
Я иду к выходу и слышу тихий обиженный голос:
- Ну уж нет. Сам привыкай.
Сучка. Хренова сучка! Да что, черт ее дери, она о себе возомнила? Анализы крови брали во вторник после физкультуры, и для радости было сразу два повода. Во-первых, это законное освобождение от естествознания на целых десять минут (а может, и на двадцать, если не торопиться на обратном пути). А во-вторых, на анализ приглашали в алфавитном порядке, и Джули Маккендрик всегда ждала своей очереди в то же время. С другой стороны, там будет и Билли Мэтьюз. Тоби сомневался, что сможет поговорить с Джули, даже если придумает интересную тему для беседы. Зато хоть увидит ее, а это лучше, чем ничего.
В коридоре у кабинета медсестры было жарко. Из-за окон вдоль стен солнечный свет становился невозможно горячим. Тоби только что стоял под душем в спортзале, но успел вспотеть, пока занимал очередь среди болтающих детей всех возрастов. Никто не волновался. В конце концов, к анализам давным-давно привыкли. Он посмотрел вперед, но Джули не увидел, и настроение совсем испортилось. Вчера на математике – единственном предмете, на который они ходили вместе, – она с ним заговорила, и ему удалось весь разговор шутить о ненужности алгебры и ни разу не взглянуть на грудь собеседницы. Джули рассмеялась на шутку о мистере Грее и сказала Тоби, что с ним весело. Может быть, тот факт, что он главный шутник в классе, наконец-то принесет свои плоды.
- Привет, Тоби.
Джули с Амандой стояли прямо за ним. Фамилия Аманды начиналась вовсе не на «М», так что она, должно быть, прогуляла какой-то урок, чтобы прийти сюда с подругой. Обе симпатичные блондинки, но у Аманды не было той особой изюминки, которая была у ее подруги. Зато была плоская грудь и чересчур тощие ноги.
- Привет. – Одно простое слово далось ему с таким трудом, словно в горло плеснули клея. Тоби засунул руку в карман, чтобы придать себе небрежный вид, но самому ему казалось, будто все суставы вышли из строя. – С какого урока тебя отпустили?
- С английского, причем у нас диктант.
- Шикарно! – послышался чей-то голос.
За прекрасными плечами Джули к очереди присоединился Билли. Замечательно.
- В субботу у Аманды вечеринка. Ты ведь живешь где-то рядом, да? Может быть, придешь?
Аманда демонстративно закатила глаза, но Джули словно не заметила. А у Тоби так горело лицо, что он всерьез стал опасаться, как бы кожа не оплыла с костей. Сама Джули пригласила его на вечеринку! И не на какую-нибудь, а на крутую! Все, что делали Джули с Амандой, было круто.
- Не вопрос. Вряд ли в субботу буду очень занят.
Он собирался потусоваться с Джонси, но Джонси может подождать. На миг у Тоби возникла мысль взять друга с собой, но он тут же передумал. Джонси никогда не впишется в такое крутое событие, как вечеринка у Аманды. Тоби был из того же теста, но провалиться ему на месте, если он упустит такую возможность.
- Да ничем он не будет занят! – нараспев протянула Аманда. – Можно подумать, ему есть чем заняться.
- Заткнись, Мэнди. – Не обратив ни малейшего внимания на недовольство подруги, Джули улыбнулась Тоби. По-настоящему улыбнулась. И только ему.
У нее была безупречная кожа, а глаза, накрашенные тушью и подводкой, ярко блестели. Самые классные девушки в школе всегда красили глаза, несмотря на то, что учителя постоянно отправляли их умываться. Тоби задумался, можно ли любить кого-то больше, чем он любил Джули Маккендрик.
- Классно, - сказала Джули. – Тогда там и увидимся. Приходи к восьми.
Он кивнул, опасаясь сказать что-нибудь лишнее, и отвернулся к очереди в кабинет медсестры. Было слышно, как громко говорит Билли, и как смеются над его словами девушки, но Тоби казалось, что они просто не хотят обидеть Билли. Из-за волнения Тоби весь гудел. От макушки до пят. Только подумать! Вечеринка с Джули! Мало того, она сама его пригласила. Он не мог дождаться, когда расскажет обо всем Джонси. И улыбался, как дурак, когда вошел в кабинет сдавать кровь. Впереди ждала целая жизнь. - Или удваивай, или сразу сдавайся, - напоминаю я, когда мы выходим из столовой после завтрака. Луис мчится к расписанию, чтобы вычеркнуть свое имя и написать мое, но я его останавливаю. – Уговор есть уговор.
Вот и все, что этим утром сказано об Эллори. Только мы с Кларой видели, как его забрали, но его исчезновение никого не удивило. За завтраком седьмая спальня была заметно встревожена, но, в отличие от Джо, все старались делать вид, будто все в порядке, даже слегка перебарщивали с высокомерием, а Джейк и вовсе вел себя вызывающе. За их столом теперь на один стул меньше, и оставшиеся обитатели седьмой спальни намеренно сидели поближе друг к другу. Ничего не напоминало о том, что за этим столом кого-то не хватает.
У доски объявлений мы смотрим, как мимо нас к лестнице проходит седьмая спальня.
- Полагаю, я ничем не рискую, - говорит Луис, глядя на Джо.
С опущенными плечами и покрасневшими глазами одинокий близнец выглядит совершенно раздавленным. Кажется, у него на щеках красные пятна, но из-за прыщей трудно сказать наверняка.
- На что уставились? – рычит на нас Джейк.
В ответ я молча пожимаю плечами. Седьмая спальня проиграла соревнование. Нетронутой осталась только четвертая.

Понравилась девочка, тайно предавшаяся запретному доселе греху обжорства, своим оптимизмом. Какая агрессивная реакция Тоби на новенькую, на то, как она свободна и непосредственна.
Спасибо, девочки.

Euphony, RuSa, Solitary-angel, спасибо огромное!!! Как мне близнеца жалко… Они так старались скрыть симптомы. Я не представляю, как бы я себя повела, если бы мою сестру так же забрали. Такое даже представить страшно! Все ребята изначально прибыли сюда в одиночестве и немного адаптировались к этому, а близнецы, хоть и оторванные от родителе, но сохранили часть семьи. Это как продлить агонию… в тело вогнали нож, но не по рукоятку, дали время отдышатся, а потом воткнули до конца. Жуть! Мне оооочень жалко близнецов((( Удивила агрессия Тоби по отношению к новенькой девочке. Где-то, я его понять могу - он как раненое животное, ищет уединения и все, кто вторгается на его территорию вызывает агрессию. Но мне так хотелось, чтобы он был более дружелюбен к ней;)

Дождь наконец-то перестал, но воздух на улице сырой и туманный, как будто кто-то проколол облака, и они, медленно сдуваясь, опустились на землю. Том не мигая смотрит в кухонное окно, а я споласкиваю в раковине последние тарелки и ставлю на стопку сбоку.
- Времени вагон, приятель, - саркастично цежу я. На лице каплями собирается пар от горячей воды.
Том рассеянно берет следующую тарелку, счищает объедки, но продолжает смотреть на сад за окном. У меня и в мыслях не было выглядывать на улицу, но сдержаться сложно, потому что окно прямо над раковиной, а девчонки смеются практически у нас под носом. На старом пне сидит Элеонора с книгой в обнимку, но читать явно не собирается. Она внимательно наблюдает за тем, как у шершавой кирпичной стены Клара учит Гарриет стоять на руках. У Гарриет катастрофически не получается, но обе смеются, пока «ученица» дрыгает ногами, а Клара пытается поймать их в воздухе и как следует выпрямить.
Потом они снова и снова делают на траве «колесо». У Клары получается прекрасно. У нее сильные и стройные ноги, крепкие руки. На носу и правда россыпь веснушек, а волосы ярко отливают богатым медным оттенком, хотя от сырой серости вокруг все потемнело. Она опять делает «колесо», и на мгновение, когда она стоит на руках, край футболки задирается, обнажая плоский бледный живот. Том тяжело сглатывает – не услышать невозможно.
- Наверное, она гимнастка, - с трудом выдавливает он.
Ставлю последние трусы, что говорит он не о Гарриет. Та изо всех сил старается, но нескладное тело попросту не способно повторить движения за старшей подругой.
- Танцовщица, - внезапно вырывается у меня.
- Откуда ты знаешь? – Весь вид Тома так и кричит о любопытстве.
Я неуклюже пожимаю плечами:
- Слышал где-то.
Клара не стала принимать таблетки из-за моего беспардонного поведения при первой встрече, которая произошла две ночи назад. Я честно старался придерживаться плана избегать ее любой ценой, но проще сказать, чем сделать. Оказалось, знать, что кто-то еще не спит, не так-то легко. Поэтому я ходил за ней тенью, ждал, когда она перейдет из одной комнаты в другую, а потом проверял, все ли она положила на свои места. Меньше всего на свете мне нужно, чтобы кто-нибудь заподозрил неладное. А прошлой ночью я собирался пойти в комнату отдыха. Когда ночи принадлежали мне одному, я успел облюбовать кресло-мешок, на котором сидел у окна и смотрел на небо. Однако сквозь незапертую дверь увидел Клару. Проигрыватель был включен, но тишину нарушало только тихое поскрипывание иглы по винилу. Перед ним с огромными наушниками на голове покачивалась в такт неслышной мне музыке Клара. Совершенно спокойная, с закрытыми глазами, она словно затерялась в своем собственном мире, позабыв о доме. Сквозь окно с раздвинутыми занавесками на пол лился лунный свет, в луже которого она и танцевала. Хотя я бы не назвал это танцем. Она просто плавно двигалась и вдруг улыбнулась, когда ее руки взметнулись вверх, а бедра закачались в неведомом мне ритме.
Во рту пересохло. Стало очень не по себе. Поначалу я даже не понял, в чем дело. Точно не в голых ногах и руках, не в очертаниях фигуры под ночной сорочкой. То есть, по-своему, эффект они, конечно, производили, хотя я и отказывался это признавать. Но не затрагивали тугой сгусток в животе. А потом до меня дошло. Зависть. Вот что я испытывал. Горько-кислый вкус зависти. Клара улыбалась, была счастлива, наслаждалась моментом полной свободы в музыке. Какое право она имеет быть счастливой?!
В конце концов Клара выключила проигрыватель и ушла из комнаты. Я ждал в тенях, пока она не поднялась по лестнице, а потом пошел смотреть, что она слушала. Это оказался незнакомый альбом, записанный, когда меня еще на свете не было. На пару секунд я прикоснулся к наушникам, но потом отошел. Я не хотел слушать эту музыку. Не хотел втягиваться. И уж точно не хотел снова испытывать любопытство.
Вернувшись в постель, я все никак не мог удобно улечься. Пробовал думать о маме с папой, о Джули Маккендрик, но дикий страх уже просочился в кровь и сковал ужасом позвоночник. В ушах эхом отдавался звук колес, когда кровать Эллори катили к лифту. Перед глазами стояло жалобное лицо Генри, когда он сказал «Здесь какая-то ошибка». А в голове болезненным пульсом билась одна-единственная мысль: я не хочу умирать, не хочу становиться чем-то ужасным, не хочу превращаться в ничто – ни сейчас, ни когда-нибудь потом.
- А точнее? – спрашивает Том, выдергивая меня из размышлений.
- Ну, видимо, кто-то из девчонок говорил, - отвечаю я.
Она не имеет права быть настолько беззаботной. Ни у кого нет на это права.
Протираю тряпкой поверхность из нержавейки, Том насухо вытирает полотенцем последние тарелки. Откуда ни возьмись появляется медсестра, проверяет, как мы потрудились, и отпускает нас из кухни. На сегодня наш долг по дому выполнен.
Не дожидаясь Тома, который опять пялится в окно, я иду обратно в четвертую спальню, чтобы поспать. Поднимаюсь до середины первого лестничного пролета и вижу Эшли, шагающего прямиком к кабинету Хозяйки. Я застываю. Никто просто так к Хозяйке не ходит. По крайней мере я такого ни разу не видел. На наши вопросы у нее ответов нет, а если и есть, то делиться с нами она не станет. С первого дня она ясно дала понять, что не намерена тратить на нас больше времени, чем того требуют ее обязанности. Зачем кому-то по собственной воле привлекать к себе ее внимание? Все решения в доме принимает Хозяйка. Иногда я даже думаю, что она лично решает, кого увезут в лазарет следующим. Кто знает, что нам подсыпают в еду? Так или иначе, все мы с радостью находимся за пределами ее радара.
Глубоко вздохнув, Эшли трижды стучит в дверь и поправляет сверток, который держит под мышкой. Там несколько кусков ватмана, раскрашенных разным цветами. На внутренней поверхности свертка видны надписи убористым почерком, но слов не разобрать. Чтобы хорошенько присмотреться, я свешиваюсь через перила, но тут дверь в кабинет открывается, и Эшли исчезает внутри. Пару секунд стою на лестнице. Наверху ждет кровать. Меня не должно волновать, что понадобилось Эшли от Хозяйки. Честно говоря, мне действительно до лампочки, но знать охота. Поднимаюсь еще на две ступеньки и снова останавливаюсь. Смотрю туда, где только что комком нервов стоял Эшли. Не зная, куда идти – вверх или вниз, вместе со штанинами от напряжения дрожат ноги. Эшли в кабинете Хозяйки. Против воли в голове возникают тысячи догадок. Я никогда не хотел и до сих пор не хочу связываться с местными обитателями. Какой в этом толк? Если не считать Уилла и Луиса (избегать которых уже бесполезно, потому что я к ним прикипел), я прекрасно справляюсь с задачей не лезть в чужие дела. Все мы умрем в одиночестве, а значит, и жить я должен так же. Тут уже ничего не поделать.
Но Эшли, блин, в кабинете Хозяйки, и мне хочется знать почему. На вид он вроде не болен. Но даже если бы и заболел, то вряд ли пошел бы сказать ей об этом лично. И к чему все эти куски бумаги? Сомневаюсь, что он наваял кучу жалоб по поводу проживания в доме. Даже такой самодовольный ублюдок, как Эшли, не додоумался бы до подобной глупости. Я мрачно сдвигаю брови. А если все-таки додумался? Вдруг этот его поход к Хозяйке как-то связан с нашей спальней? Если так, то это напрямую касается меня.
Я смотрю на утопающую в тенях зевающую лестницу. Сверху донизу она изгибается так и эдак, как покореженный позвоночник дома. В конце концов спускаюсь туда, откуда пришел. Внизу пусто. Заглядываю во все коридоры – зрители мне ни к чему. И только потом прижимаюсь ухом к двери кабинета, но слов разобрать не могу. Слышу только гул приглушенных голосов. Сердитыми они мне не кажутся. Впрочем, по голосу Хозяйки никогда не скажешь, сердится она или нет. Она – просто Хозяйка, всегда спокойная и безликая. Не удивлюсь, если под кожей у нее окажется сеть проводов и процессоров.
Оставаться под дверью дольше нет смысла. И так уже чувствую себя шпионом. Хотя как раз этим я и занимаюсь – шпионю. В итоге нахожу в комнате отдыха Уилла и Луиса. Они стоят отдельно от других мальчишек – в углу возле проигрывателя. Пытаются найти в идиотском собрании допотопных записей то, что может понравиться, и спорят, что поставить дальше.
- Я только что видел, как Эшли заходил в кабинет Хозяйки. Вы не в курсе, в чем дело?
- Смотри! Она прокрутилась вокруг ветки! Как у нее это получается?
Шахматная доска забыта. Белых фигур заметно меньше, чем черных. Держу пари, черными играл Луис.
- Идемте поиграем на улице с остальными. – От волнения Уилл аж пританцовывает. – Дождя же нет.
- Там Джейк.
- Так ведь и Том тоже.
Всего пара дней – и Том один из них. Принят в стаю. По крайней мере Луисом и Уиллом.
- Зуб даю, он ее окучивает. Весь из себя такой крутой!
- И раз за разом терпит сокрушительное фиаско.
Сразу за этими словами – взрыв хохота.
Я опять пытаюсь привлечь их внимание:
- Я сказал, что видел, как Эшли в кабинет Хозяйки заходил. Догадки есть, на кой он туда поперся?
Наконец-то их головы поворачиваются ко мне.
- Не-а, - отзывается Уилл. – Я его не видел.
- Он ничего странного не говорил?
- Не больше, чем обычно. – Луис вдруг широко улыбается, когда до него доходит, что я нарушил привычный распорядок дня. – А ты, значит, не спишь. Пойдешь с нами в сад?
Я едва не испускаю мучительный стон:
- Зачем? Не хрен там делать.
- Клара по дереву лазит. Смотри. – Уилл тычет пальцем в окно, как будто с порога я что-нибудь увижу.
- Я не собираюсь вам мешать. Хотите поиграть, как дети, - вперед.
Ей-богу, надо было сразу завалиться в постель, а не париться по поводу планов «преподобного» Эшли.
- Так ведь мы и есть дети.
- Тогда отвяжитесь и валите к чертовой матери. Я вам на что сдался?
- Пойдем! Будет весело! – уговаривает Уилл. – Побудем все вместе. И дождя нет.
- Солнца тоже.
Луис смотрит себе под ноги, но, похоже, не замечает, что один шнурок развязался. Когда он сюда приехал, ботинки были новыми. В первый же вечер он сам с вселенской печалью в глазах рассказал нам, что их ему купила мама. Теперь коричневая кожа потерта и поцарапана. Понятия не имею, как он умудрился их так покалечить, когда большую часть времени только и делает, что слоняется призраком по дому. Вот только Луис поразительно неуклюжий. Его мозг работает слишком быстро, и тело просто не успевает за ним угнаться. От смущения на его щеках проступают красные пятна. Он сует руки в карманы джинсов и только потом смотрит на меня, слегка пожимая плечами.
- Там Джейк, - повторяет он тише, чем в первый раз, потому что ему стыдно.
- Том тоже, - говорю я. Что ж, признаю: это проверка. Том старше меня.
- Да, но… - Луису настолько не по себе, что он высоко приподнимает одно плечо, только чудом не коснувшись им порозовевшего уха. – Том не станет… ну, ты понимаешь. Не станет за нами приглядывать.
- Пожалуйста, Тоби, - просит Уилл.
Оба смотря на меня с надеждой в глазах.
Я перевожу взгляд с одного на другого и поражаюсь, как я до такого докатился. Громко вздыхаю. Мне все еще хочется узнать, что там у Эшли с Хозяйкой, перед тем как пойду спать. А значит, надо как-то убить время.
- Десять минут, - говорю я, точь-в-точь как мой отец. – И ни минутой больше.
- Охренительно! – выпаливает Луис. Слушать из его уст такие слова непривычно до потери пульса.
- Спасибо, Тоби, - приглушенно говорит Уилл, потому что уже натягивает свитер. Из воротника появляется сияющая физиономия. – Бежим!
Я иду за ними по коридору, выхожу через заднюю дверь и мысленно обалдеваю: с каких пор выйти в сад стало таким важным событием? Если это так весело, то какого черта мы не ходили туда раньше? Может быть, я не единственный, кто прячется от судьбы. Я прячусь, пока сплю. А остальные вполне могут прятаться по-своему – сидя в четырех стенах. Может быть, на улице – слишком яркий настоящий мир, частью которого мы больше не являемся. А может быть, всему виной бесконечные дожди.
Делая шаг за порог, я ужасно хочу перестать так много думать. Наверное, надо пить больше чая за завтраком. - Смотрите, как она высоко! – восхищается Уилл, когда мы подходим к дереву.
Из дома старый дуб кажется совсем не таким большим, как в сыром саду. Сейчас он просто огромный. Чтобы обхватить толстенный кривой ствол, понадобилось бы три человека. Под ногами ярко-зеленым блестит разросшаяся мокрая трава. Влажные спортивные штаны липнут к ногам, но мне не холодно. Даже если и есть ветер, высокий забор вокруг прилегающей территории не пропускает его в сад.
Иду я не торопясь. Уилл с Луисом подстраиваются под мой шаг. Если бы речь шла только о Джейке и других обитателях седьмой спальни, я бы не пришел. Но тут и девочки, и народ из других спален. Как будто все снова, как в самом начале, объединяются.
Высоко в ветвях дуба, скрывшись среди листвы и задрав голову, сидит Клара. Все пришли сюда из-за нее. От девчонок одни проблемы. У них как будто есть какая-то тайная сила, которая приходит в действие лет в четырнадцать. Наверняка Луис с Уиллом думают, что эта сила на них не действует, но они ошибаются. Начало уже положено. В конце концов, они ведь тоже здесь. Голова набивается воспоминаниями о Джули Маккендрик и о том, какую ядерную смесь страха, неловкости и жалкого нервозного волнения я испытывал всякий раз, когда она появлялась рядом.
Оказывается, сад больше, чем я думал. Почти такой же, как сам дом, и тянется во все стороны. Слева – сомнительного вида качели, на которых без всякого энтузиазма качается Джо. Ногами он задевает землю, выковыривая пучками траву. Голова опущена, челюсти крепко сжаты. Не хочу на него смотреть. В ушах тут же просыпается жуткий скрип старых колес.
Кто-то нашел футбольный мяч. Том с Джейком гоняют его по саду, а мелкий жирный Дэниел с раскрасневшейся от усилий физиономией бегает вокруг них и то и дело вопит охрипшим голосом:
- Сюда, Джейк! Мне, мне бросай!
Может быть, теперь, когда Джо ушел в себя, а Эллори больше нет, Дэниелу кажется, что они с Джейком стали друзьями. Но если и так, то он полный кретин. Джейк специально со всей дури пинает мяч, чтобы тот пролетел высоко над головой Дэниела и отскочил от стены, до которой мелкому жиртресту бежать еще метров шесть. Дэниел мчится за мячом. Джейк смеется. Добрым этот смех не назвать даже с большой натяжкой. Догнав мяч, пацан наклоняется, чтобы поднять его, и в этот момент из-за пояса джинсов на всеобщее обозрение выскакивает жирная задница. Мне тоже хочется хорошенько похохотать, но я сдерживаюсь.
Отхожу от дерева и остальных ребят. Места тут завались, а путаться с другими нет ни малейшего желания. Зато Уилл стоит прямо под дубом и смотрит вверх.
- Как ты забралась так высоко? – спрашивает он у болтающихся Клариных ног.
- Она подпрыгнула на ветку и крутанулась вокруг нее, - отвечает ему Элеонора. Они с Гарриет как какие-то древесные создания. Ну или лесные нимфы. Обе выглядывают из-за толстого ствола с разных сторон. – А потом полезла выше.
Уилл подпрыгивает, но не достает даже до самой нижней ветки и с надеждой смотрит на Луиса:
- Может, подсадишь?
- Слишком высоко.
И Луис прав. Может быть, для меня, Тома или Джейка и не слишком высоко, но для всех остальных – однозначно. Я смотрю на ветки и понимаю, почему ни Том, ни Джейк не попытались залезть на дерево. Даже если бы им удалось добраться до нижней ветки и не выставить себя дураками, то выше никто бы не полез. Ветки там намного тоньше. Чтобы их не сломать, нужно мало весить. А Клара, должно быть, сильная, раз смогла подпрыгнуть так высоко без чужой помощи.
- Не узнаем, пока не попробуем, - настаивает Уилл. – Ну давай же, подсади меня, а потом я затащу тебя на ветку. Я никогда не лазил по деревьям.
Луис все еще сомневается:
- У меня не очень хорошо получается поднимать тяжести.
- А на что ты там смотришь? – спрашивает Уилл у Клары.
Джейк ловит мяч и сует под мышку. Подходит ближе к дереву и бросает мяч Тому. Тот ловит его в полете и пасует, слегка споткнувшись. Но показуха проходит даром. Все это время Клара смотрит на что-то вдалеке.
- Отсюда видно море, - говорит она, сидя на ветке верхом так спокойно, будто ветка в метре от земли. Причем даже не держится, а раздвигает руками листья. – Так красиво!
- Далеко? – не выдерживает Луис.
- Не очень. Кажется, там утесы. А вот домов не вижу. Похоже, мы здесь одни.
- Определенно, - отзывается гений. – На острове, кроме нас, никого нет.
- Откуда ты знаешь?
- Когда-то двое пацанов пытались сбежать, - вмешивается Джейк. Видимо, ему не понравилось, что Клара не обращает на него внимания. – Но их поймали, потому что бежать было некуда.
- И что с ними случилось? – спрашивает Клара, по-прежнему глядя вдаль.
- Хозяйка, - отвечает Джейк. – Вот что с ними случилось. Она взяла монету и заставила их выбирать, орел или решка. Орел выиграл. Парень, который выбрал решку, тут же оказался в лифте. Она волокла его за шиворот, а он извивался, орал и умолял ее взять второго. Прямо у всех на глазах. Больше никто его не видел. А он даже не болел. Хозяйка сказала, что это был урок для остальных.
Эту историю слышали все. Хотя в то время никого из нас в доме не было. Нам рассказали об этом ребята, которые уже жили в доме, когда мы приехали. А им рассказали те, что были до них. Понятия не имею, есть ли тут хоть слово правды. Однако никто, даже Джейк, не станет рисковать, если бежать действительно некуда. К тому же никто не сомневается, что Хозяйка способна на такой поступок.
- Наверное, я тоже поднимусь и посмотрю, - заявляет Джейк. Может быть, ему тоже хочется сменить тему.
Мы все слишком часто и много думаем о лазарете, поэтому говорить о нем не хотим.
Джейк хватается за нижнюю ветку и висит, как шимпанзе. Вида не показывает, но я точно знаю, что он пытается понять, получится ли залезть выше и при этом не выставить себя на посмешище.
- Не советую, - говорит Клара. – Ветка и правда очень тонкая.
Внезапно раздается крик Дэниела:
- Джо чихает! – Я и забыл, что пузатая мелочь здесь. Штаны подтянуты, но живот торчит наружу. Сейчас пацан стоит у качелей и тычет пальцем в одинокого близнеца: - Джейк, Джо заболел!
- Заткни пасть, недомерок! – рычит Джейк, и мелкая свинья с визгом убегает к группе других мальчишек.
- Но он же больной!
- Оставь его в покое, - говорит Дэниелу Гарриет, выходя из-за ствола. – И не кричи. – Ее лицо больше не похоже на строгую маску. Не так чтобы симпатичное, но и не недовольное, как обычно. – Медсестры услышат.
- Я всего лишь говорил Джейку, что…
- Твою мать, Дэниел! Отвали, - перебивает Джейк, спрыгивая на землю. – На хрен мне не нужно такое слышать.
На ум приходит Хрюша (1). Ей-богу, Дэниел как Хрюша из книги, на вопросы по которой я отвечал сегодня утром. Отчаянно хочет влиться в компанию крутых ребят, но вечно терпит неудачу.
- Прости, Джейк. Я только подумал…
- Я сказал, отвали.
За обменом любезностями внимательно следит Луис. Его глаза сияют, когда Дэниел, обиженно бормоча себе под нос, убегает в дом. Но свет тут же гаснет, когда Джейк, щурясь, смотрит на Луиса. Нашего гения все еще мучают воспоминания о стекающем по лицу яйце.
- А вот это случайно не каштан? – интересуется Уилл, глядя на второе дерево у стены справа. По сравнению с дубом, оно непритязательное и скромное, как будто льнет к земле. – Когда я был маленьким, дедушка играл со мной в каштаны (2). – На мгновение он хмурится. – А ты когда-нибудь играл в каштаны, Луис?
- Нет.
- Это проще, чем в шахматы. – Уилл тянет Луиса за рукав. – Идем, поищем те, что побольше.
- Я с вами! – Из-за дуба выскакивает Элеонора и, все еще прижимая к груди книгу, догоняет мальчишек.
Несколько секунд Гарриет неловко переминается с ноги на ногу, а потом идет к качелям и садится на свободные. Джо она ничего не говорит, но слабо ему улыбается. На улыбку он не отвечает.
Между Джейком и Томом ощущается напряжение. Что-то сродни дуэльным сценам в старых фильмах о ковбоях. Каждый намерен стоять до последнего, потому что уйти первым – значит, проявить слабость. Мне до их противостояния дела нет. Уилл с Луисом нашли, чем заняться, поэтому я могу спокойно вернуться в дом. Но в тот момент, когда я уже готов развернуться, сверху доносится голос Клары:
- Море такое красивое! Интересно, как оно выглядит ночью? – Наклоняясь к ветвям, она вытягивает шею, чтобы посмотреть на меня. Через плечо водопадом огня струятся рыжие волосы. – А тебе не интересно, Тоби?
Клара улыбается. Том с Джейком злобно зыркают на меня. Я молчу, и мы втроем смотрим, как девчонка с кошачьей ловкостью спускается с дерева. Она встает прямо посередине и по-прежнему на меня пялится. Лучше бы отвернулась, честное слово. Воздух между мной, Джейком и Томом так и искрит.
- Кажется, я знаю, где достать бухла и сигарет, - ни с того ни с сего выпаливает Джейк.
- Да ладно! – поражается Том. – Что, прямо здесь?
Клара взгляда не отводит, засовывает руки в карманы джинсов и покачивается с носка на пятку. Она бросает мне вызов. Смеется надо мной. Мне вдруг становится не по себе. Мало того, я начинаю чувствовать себя идиотом и понятия не имею почему. Не собираюсь я ввязываться в дурацкую драку с Джейком и Томом из-за девчонки, которая мне даже не нравится.
- Ага, - уже громче продолжает Джейк. – В комнатах учителей. От некоторых так и разит табаком. Зуб даю, спиртное у них тоже имеется. Наверняка им здесь охренеть как скучно. Мне так точно. – Он смотрит на Клару. – Что скажешь?
В конце концов она переводит взгляд на него и слегка пожимает плечами:
- Не вопрос. Сможешь достать – я в деле.
В ответ Джейк по-волчьи ухмыляется.
- Я помогу. – Тому явно не хочется оставаться в стороне. – Ты как, Тоби?
Джейк смотрит на меня, Клара тоже. А я отчаянно жалею, что не остался в доме. Что не поднялся по лестнице двумя минутами позже. Что увидел, как Эшли заходит в кабинет Хозяйки. Вдруг вспоминаю, как пару раз, гуляя ночью по дому, слышал из учительских комнат джаз. Скорее всего Джейк прав. Я бы тоже выпил, раз уж и так здесь застрял.
- Может быть.
- Эй! – слышим мы от задней двери и видим, как по траве к нам ковыляет Дэниел.
- Твою за ногу! Что опять? – ворчит Джейк, и во мне зарождается намек на сочувствие. Ему тоже приходится играть роль няньки.
- Вам надо это увидеть! – улыбается жирдяй. Ему не терпится снова подняться в глазах Джейка. – Всем вам! (1) Персонаж романа У. Голдинга «Повелитель мух».
(2) Детская игра, в которой одним каштаном, привязанным к веревке, нужно бить по другим.

Смотрю, девочки более свободны и могут радоваться жизни. Может это такая особенность женского организма приспосабливаться новым условиям? В Тоби столько злости, зажатости и агрессии. Он может скоро не выдержать и взорваться, ему нужна отдушина.
Спасибо, солнышки.

Плакат нам нарисовала моя волшебница RuSa.

Мы стоим перед плакатом, прилепленным к стене над звонком в коридоре.
- Есть еще, - до сих пор задыхаясь от беготни в саду, говорит Дэниел. – Один в комнате отдыха, другой – на лестничной площадке.
- Ну и дерьмо! - заявляет Джейк.
Как с языка снял. Вот, значит, что замышлял Эшли.
На плакате черным фломастером аккуратно прописаны печатные буквы: Вокруг ровных букв – по-детски неуклюжие рисунки ангелов и крестов, а внизу стикер с надписью: «Сегодня мы помолимся об Эллори».
- Господи Иисусе, - говорю я, и Луис смеется над шуткой, которая получилась у меня без задней мысли.
- Может быть, теперь он перестанет молиться в спальне, - подает голос Том.
Я с ним согласен. Одна беда – Джейк явно насмехается над нами, из-за чего Эшли с его сраной набожностью бесят меня еще больше, чем обычно. Джо молчит. Его взгляд прикован к стикеру внизу плаката.
- А давайте посмотрим, - предлагает Уилл. Любопытства ему не занимать. Впрочем, как всегда.
На несколько минут все забывают о разногласиях. Мы поднимаемся по лестнице, оставляя за собой на старом дереве мокрые следы. Девочки молчат, но идут за нами. А чем еще тут заниматься?
- Сюда! – кричит Дэниел, как будто мы сами не знаем, куда идти.
В коридоре темно, но сквозь одну распахнутую дверь льется свет. Во время своих ночных прогулок я ни разу так далеко не заходил – слишком близко к комнатам медсестер. А Эшли молодец, помещение выбрал что надо. Даже Джейк не рискнет прийти сюда выбивать из него дурь. «Преподобному» надо будет только хорошенько крикнуть, чтобы привлечь чье-то внимание.
Мы все собираемся у двери, и Эшли суетливо тараторит:
- Проходите, проходите.
У меня нет ни малейшего желания переступать порог, но в комнату протискиваются Гарриет и Элеонора. За ними – Уилл с Луисом. Вместо кроватей здесь двенадцать стульев по три в ряд. Впереди стоит стол, накрытый простыней.
От перетаскивания мебели Эшли вспотел, но улыбается:
- Проходите! Здесь всем рады!
Кто-то смеется, и улыбка чуть-чуть увядает. Эшли делает вид, что занят бумажками, которые лежат на одном из стульев.
- Ты конченый кретин, - говорит Джейк. Дэниел заливается хохотом.
Я оглядываюсь и вижу в коридоре Клару. Кажется, церковь ей не по душе, но наше агрессивное поведение ей, похоже, нравится не больше. Может быть, пожив тут с недельку, она начнет нас понимать.
- Какое красивое окно! – восхищается Гарриет, глядя вверх.
Она права. Окно действительно красивое. Арочное, прямо в центре стены.
- Из-за него я и присмотрел эту комнату, - подхватывает Эшли. – Оно похоже на церковное. – На мгновение он затихает, а потом добавляет: - Если хочешь, можешь его разрисовать. Хозяйка возражать не будет.
- А вы с Хозяйкой, как я посмотрю, на короткой ноге, - ухмыляется Джейк. – Только это ничего не изменит.
Эшли молчит.
- Ты все равно дефективный, - встревает Дэниел. – Как и все остальные.
- Я знаю, - говорит Эшли.
- Да пошел он к черту, - выплевываю я в бешенстве. Эшли меня и правда бесит до белого каления, но он один из нас, из нашей спальни. – Будет сидеть тут сам со своими стульями. Вот и пусть сидит. Зато не будет ходить за нами хвостом.
Отворачиваюсь и ухожу. Том идет за мной.
- И то правда, пошел он к черту.
Все ясно. Я по-прежнему вожак в четвертой спальне.
Толпа у двери рассасывается. Все идут по своим делам. Уилл с Луисом вприпрыжку мчатся по коридору на поиски веревок для каштанов, а я решительно шагаю в спальню. Поспать – вот что мне нужно. Сегодня холоднее, чем вчера. Словно невидимый туман, холод пробирается сквозь старые камни. По спящему дому я брожу в носках, хотя на отполированном полу может быть скользко, и если я упаду, то точно перебужу всех медсестер. В постели я валялся дольше, чем обычно. Ждал, не заберут ли Джо, но лифт так и не заурчал, как голодный желудок лазарета. В доме царит тишина.
Спускаюсь в кухню, делаю себе бутерброд с маслом и ем, глядя в окно на старый дуб. Ночью он кажется неповоротливым черным гигантом. Внизу тихо, в комнате отдыха пусто. Может быть, Клара все-таки решила принимать таблетки, как все остальные, и оставила мои ночи в покое. По идее, мне должно полегчать, но почему-то в животе все сжимается, и возникает ощущение, что там вообще ничего нет. Я подумываю послушать в наушниках музыку, но тут же отбрасываю эту затею. В конце концов, я не Клара. Плясать в темноте может только круглый идиот. К тому же я хочу иметь возможность услышать шаги, если кому-то вздумается сюда заглянуть.
Возвращаюсь наверх и вдруг понимаю, что иду прямо в церковь Эшли. Вернувшись вечером в спальню, он надменно улыбался. Никто не спрашивал, как прошла его дурацкая служба, но он явно был собой очень доволен. В глубине души мне хочется разбить стулья в щепки, но я не знаю, откуда взялось это желание. Может быть, надо их хотя бы переставить, чтобы попугать «преподобного». Подходя к двери, я вижу мерцание тусклого света и понимаю, что Клара меня опередила. Но на этот раз я не собираюсь прятаться. Ночи по-прежнему мое время, а она по-прежнему влезает на мою территорию. Если кто и должен уйти, то точно не я.
- Где ты взяла свечу?
Клара стоит ко мне спиной и в свете желтого огонька пытается прочитать какую-то бумажку. Свеча приклеена воском к блюдцу, которое стоит на столе с простыней. Сам стол отчаянно пытается прикинуться алтарем, но все без толку.
- Здесь была. А спички я из кухни принесла.
Она даже не вздрогнула. Слышала, что я иду, или ей просто наплевать? Клара поворачивается в мою сторону, но все еще смотрит на бумажку.
- За Эллори, - читает она, - любимого брата Джо, сына Мэри и Стивена, обитателя седьмой спальни. «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Откровение, глава двадцать первая, стих четвертый. Красиво, если хорошенько подумать. И печально.
- Только не говори, что тебе по душе все это божественное дерьмо, - ухмыляюсь я.
Клара качает головой. В свете свечи сияют рыжие волосы.
- Нет. Я верю в природу. Мы умираем, разлагаемся, питаем землю, растения, насекомых. Как-то так.
- Обхохочешься, – говорю я, словно мне плевать на все на свете, но ее слова оседают на лед у меня в животе, и я начинаю жалеть, что не остался в кухне.
- Ну мы-то пока живы, - пожимает плечами она. – Ничем от других не отличаемся.
- Еще как отличаемся. Потому нас и называют дефективными. – Мой голос так и сочится сарказмом, но Клара как будто и не замечает.
- И все-таки мне так не кажется. Каждое утро для всех начинается новый день. Никому не дано знать, что будет завтра. – Она широко улыбается, глаза горят. – А вдруг завтра найдут лекарство? Или в дом ударит молния, и все мы сгорим заживо. Или в Лондоне произойдет землетрясение, и все мои одноклассники умрут раньше меня. Теперь понимаешь?
Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Логика в ее словах есть. Чем не соломинка в океане ужаса?
Клара снова смотрит на бумажку и тихо говорит:
- Хотя для Эллори уже поздно. Гарриет ходила на службу. Говорит, из седьмой спальни пришел только Джо. Грустно, правда? Они должны были прийти хотя бы ради Джо.
- Здесь так не бывает.
Улыбка испаряется. Клара не понимает, как все устроено в этом доме. Пока не понимает. Она думает, что все как раньше, но ошибается. Сомневаюсь, что сумею объяснить ей разницу, даже если захочу. Этому нужно учиться самостоятельно. На языке возникает комок желчи, и я уже собираюсь сказать что-то злобное, как вдруг слышу звон из-за двери, ведущей в крыло медсестер.
- Что это такое? – спрашивает Клара.
- Будильник. – Бросаюсь к свече и гашу ее пальцами, не обращая внимания на боль от горячего фитиля. Так хоть запаха не будет. А потом, не задумываясь, хватаю Клару за руку: - Бежим!
Мы выскакиваем в коридор и уже на бегу слышим звуки возни. Похоже, просыпаются и медсестры из лазарета, и даже сама Хозяйка.
- Что присходит? – шепчет Клара, вжимаясь со мной в темную стену.
- Не знаю.
- Сюда. Быстрее! – Она дергает меня за руку, и мы поднимаемся на один лестничный пролет.
До ее спальни рукой подать. Она затаскивает меня в комнату и закрывает дверь. Ни Элеонора, ни Гарриет не просыпаются, а мы, тяжело дыша, бежим в дальний угол. И как раз вовремя – за дверью слышатся чьи-то тяжелые шаги.
В окне виден яркий свет, а потом мы слышим хруст гравия под колесами. Спальня Клары дальше от главного входа в дом, чем моя, но мы все равно с опаской выглядываем из-за занавесок. К дому подъезжает большой грузовик. Передние фары – как две луны в ночной темноте. Двигатель с пыхтением переключается на нейтралку. Из кабины выпрыгивает водитель и обходит грузовик сзади. Со скрипом открываются металлические двери. Слышатся разные голоса.
- Да в чем, блин, дело? – шепчу я. Вряд ли в таком грузовике привезли очередных новичков. Мы все приехали сюда на черных фургонах.
- Наверное, продукты привезли, - говорит Клара. Мы с ней стоим так близко, что я вижу каждую бледную ресницу. Рот Клары приоткрыт. Когда она говорит, запотевает стекло. – Мы же бог знает где! Наверняка еду и все остальное сюда откуда-то привозят. Ты раньше такого не видел?
Я качаю головой:
- Это в первый раз.
- Как думаешь, это надолго?
- Грузовик большой. Пока разгрузят, пройдет какое-то время.
- Тогда мы тут застряли, пока машина не уедет и все не разойдутся по комнатам.
- Или никто никуда не разойдется, и тогда мы по уши в дерьме.
- Будем решать проблемы по мере их поступления. – Клара заметно дрожит. – Холодно-то как! – Отпускает занавеску, идет к кровати и залезает под одеяло.
И то правда. Теперь, когда мы никуда не бежим, мне тоже холодно. Но на незанятых кроватях одеял нет. Несколько секунд я молча стою, не зная, что делать.
- Залезай давай, - шепчет Клара и смотрит на меня, словно ждет, когда я решусь. – Ну же!
Хорошо, что в комнате темно, и Клара не видит моего лица, когда я забираюсь к ней и пытаюсь устроиться на узком матрасе. Зуб даю, я покраснел, как вареный рак. Руки и ноги кажутся слишком длинным, во рту пересохло. Секунду назад мне было холодно, но теперь кожа просто горит. Клара сдвигается, чтобы освободить мне место. Мы лежим бок о бок и пялимся в потолок. Рыжие волосы не умещаются на половине маленькой подушки и щекочут мне лицо, но они мягкие и кажутся теплыми.
- Так-то лучше, - говорит Клара, а потом поворачивается ко мне лицом. – Ведь лучше?
- Ага, - отзываюсь я и громко сглатываю.
Я еще никогда не лежал в постели с девушкой. По жилам вихрем гуляет смесь беспокойства и волнения, с которыми я никак не могу справиться. Как можно тише делаю глубокий вдох. Так реагировать – это же идиотизм. Мой правый бок прижат к левому боку Клары. Щиколоткой я чувствую пальцы ее ноги. Даже сквозь пижаму ее кожа кажется невероятно теплой. И тут до меня доходит, что уже несколько недель я вообще ни к кому так близко не подходил. Я чувствую едва уловимые движения, когда Клара делает вдох или выдох. Дышит она медленно и спокойно, а я с трудом выдавливаю из легких воздух.
- Когда я была маленькой, - говорит она все так же шепотом, поворачивается ко мне, и наши головы соприкасаются, - лет приблизительно до десяти или одиннадцати, мне хотелось учиться в каком-нибудь интернате. Ну, знаешь, которые только для девочек. Я запоем читала дурацкие детские книжки про такие школы. Там у героев вечно были ночные игрища, они нарушали правила, заводили друзей и подруг на всю жизнь. И вот я здесь. Не совсем то, на что я надеялась, но все-таки. Забавно, да?
Она снова смотрит в потолок, и моя неуверенность в себе слегка ослабевает.
- Ну, - начинаю я, - таких друзей, как здесь, ты вряд ли смогла бы завести где-нибудь в другом месте. Эти точно будут на всю жизнь. Гарантирую.
Голос у меня самый беззаботный на свете, и Клара тихонько хихикает. На несколько секунд я словно становлюсь старым Тоби – главным шутником в классе. Хотя юмора чернее не придумаешь.
- Наверное, ты прав, - соглашается Клара. – Хотя думать об этом жутковато.
Я намеренно меняю тему:
- Знаешь, я удивлен, что ты не училась в каком-то шикарном интернате. Слышал, твой отец чиновник.
- Ну что ты! Моя школа была очень даже шикарной. – Она играет с локоном. Вытягивает его вверх. Волосы такие длинные, что бледная рука полностью выпрямляется. – Одна из лучших, само собой. Но я там не жила. Нельзя контролировать того, кого нет рядом, а я должна была быть идеальной дочерью. Если бы родители позволили мне там остаться, у меня было бы слишком много времени, чтобы быть самой собой. – Клара улыбается. – Но теперь-то они, наверное, места себе не находят. Я у черта на куличках, да еще и дефективная. Бедный папа! Видел бы ты его лицо, когда за мной приехали. Но оно того стоило. Почти. Мне кажется, он уже тогда думал, как бы все это сохранить в тайне. Скорее всего он всем сказал, что я погибла в какой-нибудь ужасной катастрофе. А потом и сам в это поверил.
Мы оба молчим. Я ведь успел навыдумать, что у нее была сказочная жизнь.
- Похоже, он у тебя тот еще козлина, - говорю я наконец.
- Он политик, а они все такие, разве нет? – Клара вздыхает. – Но раньше, когда мне было лет пять, он был замечательным папой. И мама была замечательной. Просто они слишком многого для меня хотели. – Я смотрю на нее, и на пару секунд ее задумчивое лицо становится серьезным, но складка между бровей быстро исчезает, и Клара вдруг спрашивает: - А ты в какую школу ходил?
- В самую обыкновенную. – В мыслях призраками встают Джонси, Билли и Джули Маккендрик. – Нормальная была школа. Скучная.
Не хочу об этом думать. Не хочу вспоминать, как долгими жаркими днями гонял в футбол или просто слонялся по улице. Сейчас вокруг – холодная ночь. И пусть рядом лежит Клара, а у меня в животе творится черт знает что и я ничего не могу с этим поделать, я бы все отдал, только бы вернуться в прежнюю жизнь. Если бы я мог вернуться домой целым и невредимым и снова стать здоровым, то оставил бы всех умирать и ушел, ни разу не оглянувшись. А через несколько дней забыл бы даже имена.
«Говорят, кровь прямо из глаз брызжет».
«Здесь какая-то ошибка».
Нам все еще слышно, как гудит двигатель и как по гравию ходят чьи-то ноги.
- Наверное, грузовик сюда переправили на лодке, как и нас. Была бы дорога, мы бы ехали по ней. Луис считает, что мы на острове. Наверное, он прав.
- Надо как-нибудь ночью хорошенько все осмотреть. Перелезть через стену.
Моя очередь вертеть головой.
- Ага, конечно.
- Я серьезно. – Клара смотрит на меня сияющими глазами. – Что тут такого? Никто ведь не узнает.
- Ты уже забыла, как Джейк рассказывал про двух мальчишек, которые пытались сбежать?
- Не забыла, но ведь мы и не собираемся убегать. Немножко погуляем и вернемся. И никто нас не поймает.
Наши лица так близко, что мы почти касаемся носами. В животе опять что-то переворачивается и падает ниже. Я в курсе, что сейчас происходит у меня в штанах, и усилием воли пытаюсь это прекратить. Клара – обычная девочка. И близко не такая классная, как Джули Маккендрик. Два часа назад она мне даже не нравилась. Я и сейчас не уверен, что в этом смысле хоть что-то изменилось. Она как существо со дна неподвижного океана. Ходит в воде и поднимает ил, из-за которого ничего не видно. Жизнь в доме была четкой и ясной, пока она не приехала. А теперь все меняется.
- Надо пойти завтра же ночью. – Клара смотрит в потолок, как будто пытается принять решение. – Все равно более подходящего времени не будет. Надо жить сегодняшним днем и все такое.
- Ты точно спятила, - ворчу я.
Какое-то время мы лежим молча. Наверное, мы оба задремали, потому что, когда я открываю глаза, грузовика уже нет, а по небу разлился сероватый свет. В доме тихо. Будить Клару не хочется, поэтому осторожно выбираюсь из постели, но в последний момент поворачиваюсь и поправляю на Кларе одеяло, чтобы не замерзла. Она сонно улыбается с закрытыми глазами, утыкается носом поглубже в подушку и вдруг тихо бормочет:
- Я же тебе говорила.
- Что говорила? – шепчу я.
- Вместе веселее.
Я ухожу и возвращаюсь в свою спальню. Если медсестры с Хозяйкой до сих пор не спят, то ничем себя не выдают. В коридорах пусто, запертый от всего мира дом снова безмятежно спит. Снимаю носки и залезаю под одеяло. Постель холодная и кажется какой-то незнакомой. Я снова и снова думаю, что Клара действительно спятила. Лезть через стену – чистое безумие. Но сердце бьется, как сумасшедшее, и уснуть не получается.

Русик, большущее тебе спасибо за такое попадание в тему и за то, что всегда оказываешься рядом, когда мне это нужно)). Здоровенный кусок моего мизерного сердца давно уже принадлежит тебе)).

И сюда мои пальцы добрались, хоть и не без труда.))) Почему-то страничка отказывалась прокручиваться до конца, так что пришлось воспользоваться волшебной кнопкой "ответить в теме" , что сверху ))

Первое, что запало мне в душу при прочтении, так это язык автора. Картины, которые рисует, а лучше сказать составляет, Сара просто умопомрачительные. Столько образности в них, столько яркости, что даже гнетущая обстановка дома воспринимается совсем не скучно. Честно, меня ее обороты просто завораживают.Такое хочется перечитывать и перечитывать.

Во-вторых, напряжение. Оно чувствуется постоянно. И это при учете того, что ничего сверхъестественного в стенах дома не происходит. А это, мне кажется, дорогого стоит. Ведь это еще надо умудриться не вызвать у читателя скуку самыми что ни на есть обыденными действиями.))

Вообще, трудно себе представить каково это быть на их месте и не сойти с ума при этом. Взрослым то трудно перенести информацию о приближающейся смерти, а тут дети... Для них это вообще должно быть противоестественно, думать о таком. Но это если брать обычную жизнь, конечно.

И жалко всех без исключения. Потому что каждый из них мирится с обстоятельствами по-своему и ведет себя соответствующе. А Клара, так вообще своим появлением, взбаламутила всех вокруг и этим с ходу вызвала симпатию.))

Переживательная книга. Думаешь наперед о концовке, причем неосознанно. И боишься. И тут же надеешься и веришь в лучшее.
Ириш, спасибо за выбор этой книги. Ты как всегда находишь такие вкусности, что от них невозможно оторваться.))
И не за что, я всегда рада помочь, особенно когда у успеваю вовремя это сделать )))

Каждый из этого интерната ищет душевного спокойствия в чем-то своем: танцах, книгах, еде, а кто-то в церкви. Почему бы и нет? Клара, как лучик в этом заведении и она права в том, что "одно сегодня стоит двух завтра". Сколько этим детям отпущено никто не знает и нужно наслаждаться каждым днем.
Спасибо, девочки.

Euphony, RuSa, спасибо большое!!! Да чего мне Клара нравится!))) Она явно наведет здесь новый порядок. Все ребята уже ходят за ней хвостиком, она притягивает их к себе своей жизнерадостностью. Им не хватало такого человека как Клара. Она даже нашего ворчуна и одиночку Тоби к себе постепенно располагает. Уверенна, что они в скором времени попытаются перелезть через забор. Может даже сбегут?

Ирочка, я предполагала, что книжка будет на грани грусти, но что ночью буду вместе с ребятами прятаться по спальням, приходить в детскую церковь на службу и поглядывать за медсестрами, а еще планировать куда-то сбежать..... ох, не знаешь когда смех перейдет в слезы. А Клара и правда красотка!!!! Люблю таких девчонок - открытых честных! Очередное спасибо за книгу, сама бы не взялась читать а со всеми намного интереснее)))))

По ночам Клара не спала с самого приезда, но сегодня за завтраком у меня впервые такое ощущение, будто у нас один секрет на двоих. Я уже совсем не злюсь на нее за то, что она крадет нечто исключительно мое. Пока обитатели спален занимают места в столовой, мы с ней даже не переглядываемся. Зато у буфета с едой Клара и Том обмениваются шутками и смеются. Он возвращается за стол слегка покрасневший и весьма довольный собой. Черт знает почему, но от этого и я чувствую себя довольным.
- Кто хочет молока? – спрашивает Том.
- Если сам не хочешь, зачем тогда взял? – интересуется в ответ Луис.
- Он окучивает Клару, - хихикает Уилл.
- Ничего подобного, - огрызается Том. – Просто передумал.
- Ага, как же.
Лицо Тома покрывается красными пятнами. Вид такой, словно у него поднялась температура. К разговору я даже не прислушиваюсь. Уилл уже озвучил все, что я и сам думаю.
- Народ, посмотрите на Джо, - говорит Луис, кивая в сторону стола седьмой спальни.
Я поднимаю голову, Том оборачивается. Трое сидят на одном конце стола, Джо – на другом, в полном одиночестве. Троица спокойно болтает, словно он пустое место. Посередине сидит Джейк. Слева от него – Дэниел, который так и светится от того, что внезапно сблизился с лидером. Справа – чернокожий пацан Элби, который большую часть свободного времени играет джаз на саксофоне в музыкальной комнате. Если каким-то чудом медсестры до сих пор не заметили, что Джо болен, то теперь это очевидно для всех.
Он сидит, ссутулившись, и вяло засовывает ложкой в рот хлопья из тарелки. С каждым глотком вздрагивает, как от боли. Нос забит, и приходится дышать через рот. Перед нами словно повторяется история с Эллори, вот только никто даже не пытается прикрыть Джо.
- Готовь резиновые перчатки, Тоби. – Луис вгрызается в тост. – Тебя ждет гора посуды.
Рядом со мной по полу скрипят ножки стула. Эшли отодвигается от стола и встает. Сначала я думаю, что он хочет взять еще один тост, но он, поджав губы, подхватывает тарелку и чашку с чаем.
- Закончил? – спрашиваю я.
Эшли не отвечает. Выпрямившись, словно проглотил кочергу, он идет к столу седьмой спальни. Болтовня стихает, все пялятся на него, но он ни на кого не обращает внимания и садится прямо напротив Джо.
- Ну почему он не может быть нормальным, как все? – притворно хнычет Уилл. – Из-за него нам всем от Джейка перепадет. Зачем ему это надо?
- И почему за завтраком? – ворчу я, чувствуя, как портится настроение. – Сдалось мне это дерьмо прямо с утра.
Слегка расправив плечи, Джо благодарно улыбается Эшли. Я смотрю на остальных и вижу, как внимательно глазеют на Джейка Дэниел и Элби. Их глаза сияют. Они ждут, когда Джейк отреагирует. В доме выживает сильнейший. В буквальном смысле. Здесь нет места сочувствию в адрес тех, кто слабее. От близнецов из седьмой спальни удача уже отвернулась. Джейк заметно стискивает зубы и уже явно собирается встать, как вдруг появляется Гарриет и садится на последний свободный стул. Эшли с Джо – по обе стороны от нее. Она притащила несколько тостов и, улыбаясь обоим мальчишкам, ставит тарелку прямо посередине.
Джейк оглядывается на Клару и Элеонору, которые как ни в чем не бывало продолжают завтракать. Все ждут, что будет дальше. У меня учащается пульс. Здесь так не принято. С того самого дня, как у всех на глазах расплакался Генри, умоляя не забирать его в лазарет. О таком лучше навсегда забыть. Если бы дело было только в Эшли, Джейк наверняка что-нибудь бы сказал, и я даже не попытался бы с ним спорить. Но за стол пришла и Гарриет. А это уже совсем другое дело. Тем более с тех пор, как здесь появилась Клара. Через несколько секунд Джейк продолжает есть, не обращая внимания на двух лишних людей за столом. У меня возникает ощущение, что вся столовая вздохнула с облегчением.
- Почему он ничего не делает? – хмурится Луис.
- Не один Том помешался на новой девочке, - говорю я.
Том одаривает меня злым взглядом, Уилл тихонько хихикает. Аппетит пропадает. Снова становится не по себе. Стаи меняются. У Эшли теперь свой маленький Божественный Отряд. И пусть вся эта затея обречена на провал, а самого Эшли начнут еще больше недолюбливать, происходящее все равно вызывает рябь на спокойной поверхности. Уже не только Клара поднимает со дна ил. Я хочу, чтобы все оставалось как прежде. Когда ничего не меняется, не чувствуешь течения времени.
- Черт с ними, - говорю я. – Пусть этот ханжа лучше сидит там, чем с нами. Может, даже переедет в спальню к Джо.
- Вы только представьте! – Лицо Уилла озаряется весельем. – Начнет там бубнить свои молитвы по вечерам!
Иногда я жалею, что вырос из его возраста. Хорошо быть мелким и не понимать, что происходит. Сегодня холодно. На учителе, который ждет нас в классе, толстый шерстяной джемпер. Вид у этого человека усталый. Может быть, учителям тоже пришлось проснуться посреди ночи, чтобы разгрузить машину. Пока мы занимаем места, Уилл подходит к батарее и кладет что-то сверху.
- Это чтобы подсушить каштаны, - объясняет он, заметив, что все на него смотрят. – Так они крепче будут.
- А мне ты об этом не говорил, - обижается Луис.
- Забыл. Зато теперь ты знаешь. Чтобы каштаны были крепче, их надо подсушить.
Луис мигом вытаскивает из кармана пару каштанов и кладет на другой конец батареи.
Уилл ухмыляется:
- Все равно тебе меня не победить!
- Занимайте места, ребята, - говорит учитель. – Сегодня отвечаем на вопросы по пройденному материалу.
Он садится за стол и смотрит, как мы достаем из парт тетрадки и учебники, а потом поворачивается к окну. Так он и будет сидеть, пока не решит без всякого энтузиазма пройти по комнате и посмотреть, чем мы занимаемся. Честно говоря, я сомневаюсь, что он настоящий учитель. Настоящий наверняка бы попытался нас хоть чему-то научить. Мы рассаживаемся, воцаряется тишина. Слышно только поскрипывание ручек по бумаге. Я рассеянно рисую на задней обложке учебника, пока не замечаю, что нарисовал морские волны. Неужели мы действительно решимся? А вдруг нас поймают? Может быть, до конца дня Клара успеет передумать. Я даже не знаю, хочу этого или нет.
- Продолжай работать, пожалуйста. – Учитель смотрит на меня.
- Извините. – Я опускаю голову и изучаю абзац с вопросами под ним. В «Повелителе мух» у Хрюши не самый удачный день.
Через час учитель отлипает от стула и начинает ходить по классу. Когда он нависает надо мной, я чувствую запах сигарет вперемешку с бальзамом после бритья. Учитель старый. Ну уж точно старше, чем когда-нибудь стану я. Короткая бородка почти седая и редкая – сквозь нее виднеется кожа. Ему однозначно больше сорока. Он кивает и идет дальше. По одному только виду ясно: он понимает, насколько все это бессмысленно.
- Ты теперь всегда будешь сидеть в столовой с Джо? – спрашивает у Эшли Луис.
Первые два часа прошли. Учителя переходят из класса в класс, а у нас – никому не нужная десятиминутная перемена.
- Зачем тебе это? Он ведь болен.
Эшли даже не поднимает глаз:
- Я больше не стану переходить на другую сторону дороги (1).
Даже его манера говорить меня раздражает. И голос у него противный и гнусавый.
Уилл пришибленно смотрит на меня:
- Что это вообще значит?
- Библейская ерунда, - отвечает Луис. – Это он так умничает.
- Никто не должен бояться в одиночестве, - заявляет Эшли, открывая учебник по математике.
Меня так и подмывает хорошенько ему врезать за тупость. Со страхом все остаются один на один. Если бы не соревнование, ей-богу, я бы хотел, чтобы Эшли был следующим. После обеда ложусь спать. Приятно следовать привычному распорядку и не путаться с остальными. О Кларе и предстоящей ночи я не думаю. Вообще стараюсь ни о чем не думать, кроме усталости, и справляюсь на ура – сплю до самого ужина. Потом иду отмокать в ванне. Утром я был в душе, но если запереться в ванной, то не придется идти в комнату отдыха, думать о дурацкой церкви и с зачарованным ужасом наблюдать, как сдает Джо. Лежу в воде, пока она не становится прохладной. Вылезаю и тщательно осматриваю себя в поисках каких-нибудь изменений. За месяц я запомнил на себе все родинки. Ощупываю подмышки, но никаких уплотнений нет. Дальше – пятки, лимфоузлы на шее. Все вроде бы в порядке. По крайней мере пока.
Когда я возвращаюсь в спальню, там сидят Луис, Уилл и Элеонора. Привязывают веревки к каштанам. Том валяется на кровати и делает вид, что ужасно занят книжкой-пазлом.
- Какого черта вы все здесь? – Я в одном полотенце. Никак не ожидал кого-то здесь увидеть. Тем более одну из девочек.
- Не можем попасть в комнату отдыха, - отвечает Луис, сосредоточенно пытаясь проделать отверстие в каштане.
Я пристально смотрю на Элеонору. Та вскакивает, опустив голову, и собирает вещи, но оставляет потрепанную книжку.
- Если хочешь, можешь почитать, Уилл. Я уже закончила. Очень интересно.
Тот широко улыбается:
- Круто, спасибо. Спокойной ночи.
Она бегом выметается из спальни, и я успокаиваюсь, когда за ней закрывается дверь.
- Если Эшли и Гарриет теперь сидят за столом седьмой спальни, может, Элеонора сядет с нами? И Клара тоже. – Уилл смотрит на меня полными надежды глазами.
Я отвечаю злым взглядом:
- Через день-другой Джо заберут, и Эшли вернется.
- Повезло нам, - говорит Луис, продевая шерстяную нитку в ушко здоровенной иглы.
В комнате отдыха я не видел ни ниток, ни иголок. Где они их раздобыли? У Хозяйки? Неужели забыли, почему мы все здесь торчим?
- Да я просто так сказал, - бормочет Уилл.
- И сморозил чушь. – Я надеваю пижамные штаны. Одеваться в повседневную одежду при всех – несусветная глупость. Вот когда все уснут…
От волнения покалывает в животе, и на пару секунд сгусток ужаса рассасывается. Меня это немножко пугает. Темный сгусток – якорь, который тащит меня на дно. С ним нужно подружиться, принять его. Хотеть чего-то большего нет смысла.
- Почему вы не смогли попасть в комнату отдыха? – спрашиваю я.
- Из-за Джейка, - отвечает Луис, как будто я сразу все пойму. – Он даже Тома прогнал.
- Тома – в первую очередь, - уточняет Уилл и берет в руки каштаны. – Я готов. Скажешь, когда закончишь.
- И почему? Потому что Эшли сидел за их столом? – За это Джейк нам еще отомстит, это уж наверняка.
- Нет. Он всех выгнал. Некоторые пошли играть в музыкальную комнату, а мы решили прийти сюда.
- Он там с Кларой, - наконец встревает Том. – Смотрят какую-то комедию. – Он не отводит взгляда от книжки, но и так заметно, что он в бешенстве. – Джейк хотел остаться с ней наедине.
- Не знал, что он ей нравится, - спокойно говорю я и тщательно вытираю ноги. Не хочу, чтобы все заметили, как я краснею.
Джейк и Клара вместе смотрят фильм. Это что-то типа свидания? Как по мне, иначе и не назовешь. Понятия не имею, что я чувствую, но точно что-то странное.
- А еще они посуду вместе мыли, - добавляет Уилл. – Вернулись все в пене и много смеялись. – По его каштану бьет каштан Луиса, но безрезультатно. Уилл улыбается: - Мне Клара нравится. С ней не так скучно, как раньше.
На это мне ответить нечего.
- Я думал, посуду моют спальнями, - говорит Том. – Как это она оказалась в паре с Джейком?
Мне хочется пойти к расписанию и посмотреть, кого Джейку пришлось запугать, чтобы поменяться сменами. Ложусь в постель и рассеянно слушаю, как болтают и смеются Уилл и Луис. Каштаны отскакивают друг от друга и бьют их по пальцам. Все мои мысли заняты тем, что происходит внизу в комнате отдыха. Может быть, у Джейка с Кларой теперь тоже есть один секрет на двоих? Он ей и правда нравится? Несколько дней подряд я мечтал о том, чтобы она от меня отвязалась, а теперь чувствую себя так, будто меня предали. Глупее некуда. Вспоминаю о Джули Маккендрик и Билли. Неужели так всегда и бывает? И тут возникает мысль, которая затмевает все остальные: а вдруг Клара расскажет Джейку о ночах? Вдруг попросит его не принимать таблетки? Все волнение напрочь исчезает, как только я представляю себе картину: сегодня ночью в кухне нарисуется Джейк и уйдет с Кларой под ручку бродить по дому. Но самое худшее – Джейк об этом наверняка проболтается. Если она ему расскажет, то все обо всем узнают.
Я закрываю глаза. Может быть, останусь сегодня в спальне. Всегда можно вернуться в плотный пузырь одиночества. Она ведь даже не симпатичная. К черту Клару. К черту Джейка. Пусть хоть до смерти затрахают друг друга в каждом, мать его, углу. Мне плевать. (1) Отсылка к «Притче о добром самаритянине».

Нравы в школе те еще. Вроде бы все тут доживают, но действует правило: человек человеку - волк. А Клара вдохнула жизнь это пепелище и нравится не одному Тоби.
Спасибо.

Euphony, RuSa, спасибо огромное!!!!

Euphony пишет:

Да чего же он умничка!
Euphony пишет:
Протест против равнодушия! Все как страусы, спрятали голову в песок и думает, что благодаря этому, их это не затронет. А эти ребята, не побоялись пойти против правил. Молодцы!

Euphony пишет:


По-моему, он все понимает, только каждый справляется со своими страхами по своему. Он выбрал такой вариант.)))


Euphony пишет:
Ага)))

- Бутерброды не раздави! – шепчет мне Клара, сидя верхом на заборе. – Скорее! – Она перебрасывает ногу и исчезает с другой стороны.
Мы подтащили к стене видавшую виды садовую скамейку. В сырой земле от ножек остались ямки, так что мы точно знаем, куда ее вернуть. Я залезаю на спинку скамейки и хватаюсь за край старой кирпичной кладки. За месяц полного отсутствия всяческих тренировок я, оказывается, капитально обленился. Суставы рук горят, но мне все-таки удается подтянуться достаточно высоко, чтобы задрать на забор ногу. На улице холодно, но я весь вспотел уже к тому моменту, как тяжело спрыгиваю на землю с другой стороны стены. Плечи не просто ноют, а нечеловечески болят. В голове бьется мысль, что мы вот-вот окажемся в луче яркого прожектора, и к нам примчится Хозяйка с визгом «Орел или решка? Орел или решка?!», но ничего не происходит. Вокруг темнота и холодный свежий воздух.
- Ну и куда теперь? – спрашиваю я, вглядываясь во тьму.
- Предлагаю идти по дороге. Может быть, она приведет нас к морю. Оно вон там, сама видела. Вряд ли очень далеко.
Я оглядываюсь на дом. Он спокоен и тих. Выбраться было непросто, но никто явно не потрудился сделать это невозможным. Видимо, Луис был прав. Мы действительно на острове. Что ни капельки меня не удивляет. Если бы болезнь как-то вырвалась на свободу, ей бы не позволили свободно разгуливать среди людей. Так рисковать никто бы не стал.
- Нам не стоит задерживаться. – Я бегом догоняю Клару, которая бесстрашно шагает по скошенной траве к полуночной ленте дороги.
- Пара часов у нас точно есть, паникер. Расслабься и получай удовольствие! – Клара смеется, и я вижу белые зубы. – Разве это не замечательно? Быть свободным?
Мы выходим на гладкий асфальт, и в эту самую минуту облака над головой расходятся, уступая место луне, которая висит в небе непривычно низко и ярким серебристым светом освещает неописуемую красоту дикой природы вокруг нас. Я глотаю холодный воздух, наполняю им легкие до упора и страшно хочу бегать, прыгать и орать, как душевнобольной. Клара права. Это невероятно классно. Пусть только на какое-то время, но я все-таки могу оставить все в прошлом – и дом, и болезнь, и холодный ужас. Сейчас мы просто два человека, которые пустились в ночное приключение.
Несколько минут мы идем в полной тишине. Дом уже едва виднеется позади, как вдруг я что-то слышу. Рокот набегающей на гальку воды. Размеренное дыхание спящего моря. Запах вереска сменяется соленым воздухом, от которого щекочет в носу.
- Смотри! – показывает вперед Клара, останавливаясь. – Вон там. Это же проход?
Она хватает меня за холодную руку, и мы бежим от дороги к белеющей тропинке между разросшихся кустов. Ветер набирает силу. Голос моря становится громче. Мы на краю невысокого утеса. С берега в лунном свете нам подмигивают камешки.
- Твою налево, под ноги смотри, - бормочу я, но Клара уверенно спускается по рваному белесому расколу, который ведет в темноту. – И меня подожди.
- А ты копуша! – доносится снизу звенящий смех, и я улыбаюсь. По-настоящему. Как когда-то.
Я осторожно продвигаюсь вперед. От холодного морского бриза мерзнут уши, но мне хорошо. Хорошо по-настоящему. Мы за стеной, одни, и наш секрет по-прежнему только наш. Что бы ни произошло в комнате отдыха, Джейку Клара ничего не рассказала.
Сгорая от ненависти к самому себе, я все-таки спустился в кухню, абсолютно уверенный, что увижу там их обоих. От злости мои руки крепко сжались в кулаки – я был готов убить Клару и Джейка за то, что они отобрали у меня мое и отдали его всем остальным. Но в кухне была только Клара в спортивном костюме. Она заворачивала бутерброды в пергаментную бумагу и ждала меня. Джейка не было. Не было и предательства.
Стараясь не отставать от Клары, я спускаюсь ниже и уже не вижу нависающую надо мной вершину утеса. Даже думать не хочу ни о Джейке, ни об Уилле, ни о Луисе. Вообще ни о ком. Все они остались в доме с Хозяйкой, медсестрами, голодным лазаретом и леденящим душу страхом. Странно не чувствовать в животе пылающую черную бездну. Я даже как будто стал меньше весить. Знаю, все это вернется, но сейчас я чувствую себя живым и не хочу нарочно лишать себя этого удовольствия.
Наконец под ногами ощущается галька. На ветру волосы Клары словно живут своей жизнью, развеваясь вокруг лица. Она протягивает мне руку
Мы снова держимся за руки. Ее ладонь кажется маленькой, но сильной. Мы смеемся и бежим по гальке и песку к белому прибою. Волны непроглядного моря то накатывают, то отступают. Тяжело дыша, мы останавливаемся и смотрим в гипнотизирующую бесконечность воды. Красота природы безгранична. Как и красота самой жизни. Мне даже немножко больно от ощущения подавляющей загадочности бытия, и я чуть крепче сжимаю ладонь Клары, напоминая себе, что здесь и сейчас я жив.
Мы идем по пляжу, но далеко от пути назад не отходим. Клара ворошит песок в поисках сокровищ. И тут я замечаю небольшой проем в скалистой стене:
- Пойдем туда.
Клара роняет ракушку, которой только что любовалась (не сговариваясь, мы оба знаем, что брать с собой обратно в дом ничего нельзя), и идет за мной. Я заглядываю внутрь. Это грот с идеальным сводчатым потолком и полом, устеленным илом, водорослями, песком и плавником.
Как только мы заходим в грот, ветра как не бывало.
- Как здесь красиво! – говорит Клара, и ее голос эхом отдается в непривычной тишине. – Надо принести сюда свечу из церкви Эшли. Или обыскать кладовую в кухне – там наверняка свечей уйма. А еще притащить сюда подушки из комнаты отдыха, одеяла и все такое. Сделаем тут наше тайное ночное логово!
Я смотрю на липнущие к ногам водоросли.
- Не получится. С приливом тут наверняка полно воды. Все смоет в море.
Стены влажные и покрыты морской слизью, но нам удается найти пару больших и почти сухих камней. Мы сидим, едим бутерброды и смотрим на воду.
- Красиво, правда? – с набитым ртом спрашивает Клара.
- Правда.
Она смотрит на меня со счастливой улыбкой. Кусок бутерброда, который я с трудом проглатываю, липнет к глотке. Я говорил вовсе не о пляже и о не море. Длинные густые волосы тугими рыжими локонами обрамляют ее лицо. Ветер успел хорошенько их потрепать, и теперь в темноте они немножко похожи на дреды. Щеки разрумянились, глаза горят. Живые, яркие глаза. Как я раньше не замечал, какая она красивая?
- Ты похожа на русалку, - ни с того ни с сего выдаю я, – которая по ночам выходит на берег посидеть в этой пещере и подумать, каково это – быть человеком. А потом начинается прилив и уносит ее обратно к родному народу на дне моря.
Понятия не имею, откуда взялись эти слова. И почему я не смог вовремя заткнуться? Она же меня на смех поднимет! Но ничего такого не происходит. Несколько секунд Клара молча смотрит на меня, а потом снова принимается за бутерброд.
- Хорошо сказал, - говорит она, когда с едой покончено, и снова смотрит туда, где усыпанное звездами небо касается нашептывающего тайны моря. – Волшебно. Хотела бы я быть русалкой.
- Нам пора возвращаться.
- Нужно снова сюда наведаться.
- Обязательно.
Мы идем по пляжу обратно к проходу в скалах. На грот я не оглядываюсь. Нет нужды.
Выйдя на дорогу, мы останавливаемся, чтобы стряхнуть песок с одежды и обуви. Ни к чему давать всевидящим медсестрам повод для подозрений. Отряхнув друг другу спины, мы идем к дому. Ночь медленно, но уверенно приближается к рассвету, и мы стараемся запомнить все, чего не видели раньше. Остров явно не большой – максимум километра два в радиусе. Домов не видно. Может, где-то и есть один-другой, но вряд ли. Кто бы стал здесь жить? Тут же делать нечего.
- Смотри, - тихо говорит Клара.
Сначала я ничего не вижу, а потом замечаю полоску света между покрытым травой бугром и вершиной утеса.
- Нам надо возвращаться.
- Всего на минутку! – Она бежит на обрыв, я следом. – Там наверняка причаливают катера. – За обрывом действительно виднеются какой-то дом и широкий причал, врезающийся в берег. – Только посмотри – оттуда дорога ведет прямо наверх. – Подъем здесь более пологий, чем в других местах. От причала до того места, где мы стоим, ведет гладкая утрамбованная грунтовка. – Как думаешь, в этом доме кто-то живет? Какой-нибудь привратник, например?
Клара так говорит, словно мы живем в каком-то сказочном замке, а не в Доме смерти.
- Может быть. Должен же кто-то указывать путь к берегу, - выдумываю я на ходу. О лодках я ничегошеньки не знаю.
- Надо узнать, когда в следующий раз доставят продукты. – Она уже не улыбается. Глаза задумчиво сощурены. – Мы могли бы сбежать на лодке. Уедем туда, где нас никто не знает, и доживем остаток дней, как захотим.
Я не знаю, что ответить. В голове слишком много мыслей. Но пока над нами висит тень дома, одна все-таки звучит яснее остальных: какие бы планы мы ни строили, для начала надо дожить до следующей доставки продуктов.
- Пойдем, - говорю я и тяну ее за руку, как ребенка.
Не хочу, чтобы нас поймали. Не хочу играть в «Орел или решка» с Кларой. Спину пригревало солнце, а кожа зудела от высохшей соли. Снова и снова они забегали в море и с криками и воплями выбегали обратно на берег. Вода была такой холодной, что смех так и рвался из груди. Мама даже пару раз выругалась, бросаясь в волны вслед за Тоби, лишь бы поскорее пережить шок, а потом, визжа, выскакивала на песок, отчего он смеялся до слез.
Ему было тринадцать. Наверное, в таком возрасте уже не радуются отпуску в компании родителей, но школа осталась в другой эре, а те две недели на море были бесподобными. Долгие дни на залитом солнцем пляже, поездки в аквапарк, на ярмарки и в цирк, тонны сахарной ваты, мороженого и пакетиков с жареной рыбой и картошкой, бесконечные прогулки по мощеным улочкам с магазинами, в которых полно сувениров и украшений ручной работы, и кафешками, где подают чай со сгущенкой и слойки с мясом. В домике, который они снимали, были джакузи и целая полка с дисками. Каждый вечер они играли в карты или сидели вместе на диване и смотрели фильмы, пока не засыпали прямо перед телевизором.
Иногда в детстве Тоби хотелось, чтобы у него был брат. Или даже сестра. Они бы играли вместе… Но те дни давно прошли. Он не мог себе представить, чтобы в их семье был кто-то еще. Чтобы папа так же ерошил чьи-то волосы, как ерошил у него на макушке. Чтобы мама еще кому-то улыбалась с такой любовью, что у нее морщился нос. Они были его родителями. И только его. И Тоби был счастлив, что они у него есть. Они любили его, а он любил их. Конечно, со временем он перестанет так явно демонстрировать эту любовь – он уже чувствовал зов «крутости» и желания тусоваться с друзьями, а не с родителями. Но в то лето взросление откладывалось на неопределенное будущее, а побыть с мамой и папой казалось самым настоящим на свете счастьем.
Сегодня был последний день. Папа лежал в шезлонге и читал какой-то старый шпионский триллер, а Тоби с мамой бродили по пляжу, выискивая красивые ракушки, которые потом заберут домой.
- Тоби, смотри! – позвала мама.
Он как раз ходил по отмели, снова и снова радуясь тому, как набегающие волны вымывают из-под ног песок. Смотрел на отблески солнечных лучей на воде и ни о чем не думал, как это бывает, когда вокруг тепло и ни на небе, не в мыслях не сгущаются тучи.
- Иди сюда! Я кое-что нашла!
В руку Тоби легло что-то черное и кожистое на ощупь. Продолговатая штуковина с четырьмя длинными мягкими зубцами с обеих сторон.
- Что это такое? – спросил он, стирая с гладкой поверхности песок.
- «Русалочий кошелёк» (1). Говорят, русалки иногда забывают их на берегу, когда возвращаются в воду. Вроде как сумочку забыть в гостях. А моряки специально их ищут, на удачу.
- Нет на свете никаких русалок, - саркастично заметил Тоби.
- С чего ты взял?
- Да все об этом знают!
Ему было тринадцать. Поздно верить в сказочное волшебство, Деда Мороза и Зубную фею. Может быть, где-то в глубине души он еще верил в страшного полтергейста, но только по ночам, когда не мог уснуть.
- А что это на самом деле? – спросил он.
У мамы поникли плечи, как будто ветер перестал надувать ее паруса, потому что сын уже вырос.
- Яйцевая капсула. Рыбы откладывают туда икру, а потом появляются мальки, которые могут плавать самостоятельно. Но мне больше нравится версия про русалок.
Несколько секунд Тоби смотрел на то, что лежало в его руке. Мама поднялась на ноги и пошла по берегу.
- Мам! – крикнул он.
- Что?
- А давай положим его туда, где ты нашла. Вдруг русалка вернется и будет искать свой кошелек.
Мамино лицо озарилось улыбкой, от которой она выглядела, как подросток, а не женщина в преклонном возрасте за тридцать. И Тоби был счастлив. У него самая лучшая мама на свете, и если она хочет, он поверит в какое угодно волшебство.
- Предлагаю взять папу и съесть по мороженому. Я еще точно не все попробовала, - предложила мама, закапывая «русалочий кошелёк» во влажный песок. – Это же наш последний день. Можем наедаться до отвала! Идет?
- Идет.
Идеальный финал идеального отпуска. (1) На вид бывают разные, но та штука, которая у Тоби, выглядит, наверное, приблизительно так: