Следующей ночью мы опять перебираемся через стену. Вернувшись, ставим на место скамейку и уже собираемся залезть в дом через кухонное окно, как вдруг находим птицу. Она лежит у больших черных урн для мусора сбоку от запертых ворот. Под странным углом к телу вытянуто крыло, в основании которого зияет рана. Но птица все еще дышит, тельце под перьями теплое. Клара берет ее в руки, и несколько секунд мы молча стоим, не зная, что дальше делать. В конце концов я снимаю толстовку. Очень осторожно мы заворачиваем в нее птицу.
- Давай ее где-нибудь спрячем. Только быстро.
В кухне мы, даже не сговариваясь, действуем слаженно. Клара находит старую коробку от каких-то продуктов, из которой получится что-то вроде гнезда. Я кладу на блюдце кусок хлеба, смоченного в молоке, и беру еще одно для воды.
В доме по-прежнему тихо и спокойно. Мы крадемся по коридорам и наконец находим пустую комнату. Она далеко от других. К стене придвинут одинокий, всеми забытый шкаф, на дне которого мы устраиваем для птицы дом. Перед тем как положить ее в коробку, Клара тщательно и очень осторожно промывает рану.
- Это птенец, - говорит она, поднося кусочек влажного хлеба к клюву птицы. – Бедняжечка.
- Наверное, он сейчас не в себе. Может быть, успокоится, когда пройдет немного времени. По крайней мере тут ему будет тепло.
- Не волнуйся, птенчик, - ласково воркует Клара. – Мы поможем тебе поправиться, и ты снова найдешь маму. – Несколько секунд она молчит. – Надеюсь, она лучше, чем наши. – Потом смотрит на меня и явно замечает, что я в замешательстве. – Гарриет говорит, твоя мама была та еще стерва.
Я пожимаю плечами. Не хочу поднимать эту тему. К тому же совсем забыл, что люди помнят, о чем здесь говорили в первые дни. И все-таки Клара разговаривала обо мне с Гарриет. От этого внутри разливается приятное тепло.
- Как мы его назовем? – спрашивает Клара, когда мы с неохотой закрываем дверь шкафа и встаем на ноги.
- Сама выбирай. А вдруг это не он, а она?
- Тогда Джорджи, - решает Клара. – Подойдет в обоих случаях. Нам надо по очереди присматривать за ним днем. У меня опять смена на посуде, так что заглянешь к нему утром, хорошо?
Я уже почти забыл о Джейке и их совместном мытье посуды. Чувствую укол ревности, но напоминаю себе, что Джейк ничего не знает ни о лодке, ни о птице, ни о пещере.
- Не вопрос.
- Вот и славненько. Тогда увидимся завтра ночью! – Она улыбается и вдруг обнимает меня за шею. Потом целует прямо в губы, отворачивается и убегает к себе в спальню.
Я застываю. Даже не дышу. Похоже, я в таком же шоке, как и птица, завернутая в мою толстовку. В губах покалывает. В голове стучит. Она меня поцеловала! Уже залезая под одеяло, я целиком и полностью убежден, что вел себя как дурак, а поцелуй ничего не значил. Это ведь был не настоящий поцелуй взасос, а обычный дружеский чмок. И все-таки она меня поцеловала. Этого достаточно, чтобы страх отступил хоть на какое-то время. Не успеваю я закрыть глаза, как в предрассветной тишине слышится сухой кашель Джо.

Euphony, RuSa, спасибо огромное!!!

Замечательная прогулка у них получилась. Я прямо чувствовала вместе с ними ветер, песок под ногами, сырость и свободу.

В свое время, у меня были проблемы, которые я всё не могла решить и видно на этом фоне мне снился один и тот же сон - Я бегу...))) причем легко, без отдышки, быстро. Мимо меня только проносятся деревья, дома и мне так хорошо, что не хочется останавливаться. Во сне, я чувствовала порывы ветра на лице))) даже просыпалось с ощущением легкости и свободы))) Поэтому, я легко могу представить их ощущение-это просто кайф!

Спасибо

Спасибо Ирочка за продолжение. Euphony пишет: Так жалко ребят, аж мурашки бегут по коже - так явно все это представляешь, тишина, отличный конец "вечера" и в этой приятной тишине ты слышишь очередное свидетельство кошмара этой действительности.....

Давно пора, чтобы появился такой человек, как Клара. Она смогла подарить удивительную прогулку, наполненную здоровьем, свободой и умиротворением. Девушка и Тоби много могут дать другу другу. Сцена с птицей почему-то почему напомнила библейского голубя, как символ спасения и доброй вести. хочется надеяться, что это так.
Спасибо, Ира и Руса.

Прошлой зимой одна ночь принесла кошмарное бедствие нам в город . Накануне пошел дождь, а к ночи температура опустилась до нуля . Обледенение было такое, что веточка толщиной в мой мизинец обросла льдом до размера в три пальца. И вот глубокой ночью начались жуткие разрушения. Вы не представляете с каким грохотом и скрежетом выворачивались деревья с корнями и ломались ветви деревьев . Многие проснувшись , следили за этим ужасом. Было жуткое ощущение беспомощности. С рассветом вид из окна напоминал фильм про войну. Весь двор выглядел ,как после бомбежки. От 20-летних акаций остались одни столбики и все другие деревья были в плачевном состоянии. Кое-что спилили , а кое-что осталось потихоньку вымирать. К тихо умирающим присоединилась жерделя ( мелкие абрикосы) перед нашим балконом. Некогда пушистое дерево теперь больше похоже на облезлый пирамидальный тополь .Потихоньку умирает. И представьте какое было изумление, когда весной оно зацвело. На ветках висящих практически на одной коре цветы превратились в завязи. Изломанное и покореженное тянется в жизни и выполняет свое предназначение. Такая стойкость и тяга к жизни вызывает безмерное восхищение . Так и эти ребята для меня ассоциируются с деревом. Выживают и каждый из них несет свое предначертание . Клара меня воодушевила на проблеск оптимизма во всей этой истории. О Джо сердце кровью обливается, даже боюсь предполагать исход. Книга морально тяжелая, но полностью согласна с мнением RuSa о творческом таланте автора. Читается легко и интересно.После первых глав боялась читать дальше ,т.к. ну не могу переносить в никаком виде страдания детей и животных. Не смотря на мои опасения читать буду. Иришка,по темпу перевода вижу, что "Дом" тебя затянул. Ты знаешь моё мнение о твоих работах и рада , что за эту книгу взялась ты. Спасибо тебе неописуемое.
Renka твои альтернативные обложки в самое яблочко. Все три обложки на книгу хороши. Не в ущерб достоинств других оформлений мне почему-то больше всех понравилась та с воротами и горящими окнами. Иллюзорный обман уюта светящихся окон на фоне зловещего места. Брррр. Мурашки по телу. Эта обложка вызывает дрожь от страха и и в купе с названием книги подстегивает эффект воображение о темной жуткой истории. Класс!

Девчата СПАСИБО Вам !

- Какого черта они там делают? – спрашиваю я.
За последние несколько дней заметно похолодало, поэтому, чтобы выйти на улицу, я оделся потеплее. И все равно каждый раз, когда ковыряюсь в земле, из носа течет. Не помню, чтобы хоть когда-то было так холодно. Ужасно хочется вернуться в дом и завалиться спать до ужина. Мне удалось найти трех дождевых червей, которых я завернул в кусок туалетной бумаги и положил в карман куртки, чтобы потом отнести к Джорджи. Надеюсь, не успею их раздавить.
- Проводят обряд крещения, - отвечает Луис.
- Они теперь постоянно в церкви торчат. Обсуждают библейские сказания и все такое. – Уилл подпрыгивает, чтобы не замерзнуть. – Ты в последнее время ничего не замечаешь.
Ответить мне нечем. Уилл прав. Я и раньше не особенно обращал внимание на окружающих, но теперь все иначе. Даже когда не сплю, я думаю о Кларе, птице и о том, что принесет следующая ночь. Все остальное кажется ненастоящим. И мне это нравится. Я словно отделился от дома. Взять хотя бы текущий момент – прямо сейчас я думаю о птице.
- Сомневаюсь, что от поливания башки водой на таком холоде Джо полегчает.
- Суть крещения не в том, чтобы ему полегчало, - возражает Луис. – В процессе обряда его представляют богу. Ну или что-то в этом роде.
- Как-то их многовато стало.
У качелей стоят Эшли, Джо, Гарриет и пара мальчишек из другой спальни – лица помню, но точно ни разу с ними не разговаривал.
- Очнись уже, Тоби, - говорит Уилл. – У Эшли теперь своя банда.
- Да какая там банда? Кучка жалких уродов.
Джо сидит на качелях. Остальные, опустив головы, слушают тихое бормотание Эшли. Слов не разобрать, но лицо у него серьезное, глаза закрыты. От температуры Джо весь в красных пятнах. Солнца нет, но жирные волосы блестят от пота.
Эшли начинает говорить громче и поливает запрокинутую голову Джо из бутылки:
- Крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого духа.
На Джо трижды льется вода. Собравшиеся обмениваются улыбками, как будто только что произошло какое-то долбаное чудо, от которого пропадет болячка. Джо встает, его место занимает Гарриет. Не думал, что можно скукожиться еще больше, но Джо, который всегда был тощим, теперь совсем как швабра, на которой мешком висят шмотки.
- И почему его до сих пор не забрали в лазарет? – ворчу я.
Кажется, Джо уже сто лет болеет. А я не хочу замечать реальность. Не хочу видеть дом. Не хочу думать о будущем. После поцелуя мне все это не нужно.
- Так ведь сразу ясно, - говорит Том, появление которого я не заметил. – Чем бы он ни болел, это не оно.
Мы втроем как один поворачиваемся к нему. Даже Луис, у которого необъятный мозг, об этом не подумал.
Том пожимает плечами:
- По-моему, это нормально. Джо скорбит по брату, вот и заболел. Когда умерла мама, я подхватил дичайший грипп. Две недели из постели не вылезал. – Его передергивает. Том отворачивается. – Я возвращаюсь в дом. Элби учит Джейка играть на гитаре. Обещал научить меня стучать по барабанам.
- Ты же в курсе, что ударнику телочки не светят? – не успев подумать, ляпаю я.
Не знаю, слышал он меня или нет, но на слова никак реагирует.
- Ты знал, что у Тома умер брат? – спрашивает Луис.
- Маму его жуть как жалко, - грустно добавляет Уилл.
- Да кому какое дело? – Слова звучат резче, чем мне бы хотелось.
Зачем Тому нам об этом рассказывать? Я не хочу знать ничего такого. Не хочу его жалеть. Не хочу жалеть Джо. Вообще не хочу о них думать. Отнести червей наверх не получается. После безумного спектакля Эшли в саду мы с онемевшими пальцами на ногах и руках возвращаемся в дом. Но, как только оказываемся внутри, звенит звонок, и нам всем приходится возвращаться в спальни, где уже ждут медсестры. Причем ждут и преподобного Эшли с его богом, которого он везде за собой таскает, как какой-то щит, способный уберечь его от всех проблем.
- Сегодня мы берем кровь на анализ, - говорит медсестра, щелкая по запястьям резиновыми перчатками, и готовит первый шприц, пока мы в ужасе рассаживаемся по кроватям.
Зачем опять проверять нашу кровь? Здесь все дефективные, и все об этом знают. Или мы для них как лабораторные крысы? Может быть, они изучают нас, чтобы разобраться в болезни?
Смотрю на медсестру, и сердце бешено колотится. Она моложе тех, что я видел раньше. Наверное, ей под тридцать. Из-под форменного чепчика выбиваются густые рыжие пряди.
- Нам нужно знать, как у вас дела, - говорит она, словно прочитав мои мысли, и втыкает иглу в Эшли.
Уилл бледнеет и жмурится. Рядом сидит Луис, держит его за руку. Никак не могу вспомнить, есть ли у них братья или сестры, но здесь и сейчас они точно братья.
- Дел у нас маловато будет, - говорю я, надеясь хоть чуть-чуть разрядить обстановку. Не хочу, чтобы Уиллу было страшно. И сам бояться не хочу. – А нам поставят зачет, если наши гены окажутся дерьмовее, чем у других? – Я улыбаюсь, когда медсестра подходит ко мне. Широко улыбаюсь, до ушей, но она даже не смотрит. – Или дадут медальку на грудь? Ну хоть «пятерку» по дефективности нарисуют? – Подмигиваю Луису и Уиллу.
Оба выжимают подобие улыбки. Ну что ж, на двоих одна как раз получится.
- Постарайся не дергаться, - только и говорит медсестра, завязывая у меня на руке жгут. В вену входит игла.
Я смотрю, как тонкая трубка наполняется густой и красной кровью. Абсолютно нормальной на вид. Такую я видел во время всех предыдущих анализов и когда возвращался домой с царапинами и ссадинами. Даже не помню, чтобы хоть когда-нибудь так пристально ее разглядывал. Сдавая кровь на анализ в последний раз, я думал только о том, что мне выпал шанс целый вечер провести с Джули Маккендрик. Может быть, если бы моя фамилия начиналась на другую букву, я бы успел сходить на эту вечеринку. Успел бы нормально прожить еще несколько дней.
- Ненавижу иголки, - шепчет Уилл. – Думал, мне больше не придется их терпеть.
- Я пойду следующим, - говорит Том, - ты за мной, а потом Луис, идет?
Уилл кивает. У меня побаливает сердце. Когда медсестра заканчивает с Томом, у Уилла учащается дыхание. Том берет книгу, которую оставила Элеонора, и открывает там, где загнут уголок страницы.
- Хочешь, я тебе почитаю? – спрашивает он Уилла.
- Да ну! – отмахивается тот. – Тебе это все глупостями покажется. Книжка же детская.
- А я бы послушал, - вмешивается Луис.
- И я, - поддакивает Эшли,
На мгновение я проникаюсь к нему симпатией и вдруг слышу собственный голос:
- Почитай немного, Том.
Сколько бы я ни притворялся, что это не так, мы теперь семья. Мы – четвертая спальня. И стоим друг за друга горой.
- Ну лады. Поехали. – Том делает глубокий вдох и начинает читать: - «”Ну и огромный шкафище! – подумала Люси, раздвигая пушистые шубы и пробираясь все дальше и дальше. Тут под ногой у нее что-то хрустнуло. – Интересно, что это такое? – подумала она. – Еще один нафталиновый шарик?” Люси нагнулась и принялась шарить рукой. Но вместо гладкого-гладкого деревянного пола рука ее коснулась чего-то мягкого, рассыпающегося и очень-очень холодного. – Как странно, – сказала она и сделала еще два шага вперед» (1). А кто такая Люси? – спрашивает Том, глядя на Уилла.
Медсестра уже приготовилась колоть и ждет, когда Уилл отвлечется и посмотрит на Тома.
- Девочка. Ее с сестрой и братьями послали в большой дом в деревне из-за войны. – Он вздрагивает, и я вижу, как Луис крепче сжимает его ладонь.
- Прямо как нас, - говорю я.
Уилл кивает. Нижняя губа дрожит, но медсестра справляется быстро – за считанные секунды вынимает иглу, подписывает колбу и ставит на подставку вместе с остальными.
- Люси из них самая младшая, - говорит Уилл, шмыгая носом.
Том отдает ему книгу, и Уилл смотрит на обложку, пока у Луиса берут кровь, но сам все еще дрожит. А я думаю о том, как легко мне в школе давались анализы каждые полгода. Совсем не так, как Уиллу. Пять месяцев свободы, и всего месяц на выращивание страха.
Медсестра собирает свои инструменты и идет к двери, но там оборачивается и тихо говорит:
- Интересная книга. Когда я была маленькой, мне читала ее прабабушка.
Она выходит, а мы все смотрим ей вслед с отвисшими челюстями. Медсестры с нами не разговаривают. Никогда. - Кажется, ему лучше, - говорит Клара.
Джорджи доедает последнего слегка раздавленного червя из тех, что я нашел сегодня днем. Этой ночью через стену мы не полезли. Остров в коконе густого холодного тумана. Наверное, было бы весело побродить в этой пелене, но мы решили посидеть с птицей. Коробка стоит на одной ноге Клары и на одной моей. Сами мы укутаны в одеяла, которые притащили из спален, чтобы не замерзнуть.
- Боюсь, больше у нас нет, - говорит Клара и смотрит на меня, когда маленький клюв открывается, и птица тихонько щебечет. – Черви ему точно нравятся больше, чем хлеб.
Я глажу пальцем теплую птичью макушку. Перья мягкие и пушистые. Джорджи уже не дергается и не дрожит, как тогда, когда мы посадили его в коробку. Он по-прежнему сидит в моей толстовке, но уже ни капельки нас не боится. Темные глаза мечутся от меня к Кларе и обратно. Наконец Джорджи понимает, что еды больше нет, и закапывается поглубже в теплое «гнездо». Мы еще раз промыли ему крыло подогретой водой с мылом, потому что из раны сочилось что-то похожее на гной. Наверное, Джорджи становится ручным. По крайней мере с нами. Вид у него довольный, плюс он не отказывается от еды, так что скорее всего Клара права. Может быть, он действительно идет на поправку. От этой мысли на душе теплеет, а в толстой защитной стене, которую я тщательно выстраивал со дня приезда в дом, появляется еще одна трещина. Я снова становлюсь самим собой. А это плохо. С этим нужно бороться. Но здесь и сейчас, в ночной темноте рядом с Кларой, у меня нет на это сил.
- Жаль, что мы не можем попросить у медсестер какую-нибудь мазь для раны, - вздыхает Клара.
Мы обшарили весь в дом в поисках аптечки, но ничего не нашли. Только несколько синих пластырей в кухне.
- Сама знаешь, нельзя. – Я снова глажу пушистую макушку.
- У тебя когда-нибудь были домашние животные? – спрашивает Клара.
- Нет.
Под спины мы положили подушки, чтобы было удобнее сидеть, но я все равно ощущаю исходящий от стены холод. Подтягиваю одеяла повыше, и Клара льнет ко мне в поисках тепла.
- У мамы была аллергия на шерсть, - добавляю я. – А у тебя?
- Боже упаси! Животное? Беспорядки? Прямо в доме? – Ее голос звучит пискляво и истерично. Видимо, Клара подражает матери. – Нет, это совершенно невозможно. Следы от грязных лап, шерсть повсюду… – Вдруг она начинает смеяться. – Я бы еще могла понять, если бы мама сама прибиралась в доме.
Я слушаю, и мне очень хочется иметь хоть одну причину ненавидеть маму. Так было бы намного легче. Каждый день, проведенный в доме, я снова и снова думаю о том, что не успел ей сказать. И уже не успею.
- Зато теперь у нас есть питомец, - говорю я, и Джорджи, словно соглашаясь, чуть-чуть расправляет здоровое крыло.
- Я не хочу, чтобы он был питомцем. Хочу, чтобы он выздоровел и улетел. Надо лучше о нем заботиться. Мы сумеем его вылечить.
Слова Клары заставляют меня снова вспомнить о медсестре.
- Я все думаю, почему медсестра с нами заговорила.
До сегодняшнего дня все они были просто медсестрами. А теперь одна из них стала живым, настоящим человеком. После того как она ушла, Уилл читал, пока не выключили свет. Время от времени Луис с любопытством заглядывал ему через плечо. Наверное, гений успевал прочитать страницы за считанные секунды. Со стороны казалось, что проходит целая вечность, пока Уилл, переворачивая очередную страницу, снова не зашуршит бумагой. Книга вовсе не большая, но подозреваю, что столько Уилл вообще никогда не читал. И сейчас он читает не только потому, что книга понравилась Элеоноре, но и из-за слов медсестры. Книга превратилась в связующую ниточку с тем моментом, когда она с нами заговорила. Кто бы мог подумать, что несколько слов от взрослого человека могут так много изменить?
- Думаю, ей нас жалко, - тихо говорит Клара. Кажется, она впервые за все время серьезно относится к тому, что происходит. – Наверное, для них тоже все это странно. Интересно, как их отбирают?
- Мне всегда казалось, что все они тренированные психопатки. Ну типа без намека на чувства.
Клара хихикает:
- Может быть, Хозяйка и правда такая. Ну и еще те, что в лазарете. Как думаешь, они когда-нибудь собираются вместе? В смысле медсестры и учителя. Если и да, то вечеринки, наверное, смахивают на ролевые игры, – снова смеется она. – На тему «Ты оденешься, как я, а я – как ты». Дальше они меняются одеждой, и начинается оргия.
Мне вдруг становится жарко и неуютно. Клара девочка. А девочки не должны о таком говорить. То есть о том, что можно увидеть в интернете. От одной только мысли, как Клара сморит порнуху, меня передергивает.
- Ты мне ее покажешь?
- Кого?
- Медсестру, дурачок.
- А-а, ну да. Покажу. – И как я это сделаю? Днем мы с Кларой даже не здороваемся. – Если увижу. Ты же целыми днями торчишь с Джейком. – Ну кто меня за язык тянул? Хотя неудивительно. В мыслях все еще стоит картинка, как Клара смотрит порно, и у меня буквально плавятся мозги. Девочки не думают о сексе. По крайней мере не так, как мальчики.
- А ты постоянно спишь. Нет, правда, тебе надо меньше спать. Наверняка нам что-то подсыпают в еду и напитки, чтобы поддерживать спокойную обстановку, но это же не повод целый день дрыхнуть. Ты хуже любого торчка.
Понятия не имею, как она после бессонных ночей не спит днем. У нее ведь на сон остается часа три в сутки.
- В любом случае, - продолжает Клара, - так даже лучше.
- Почему?
- Не хочу, чтобы кто-нибудь что-нибудь заметил. Если мы будем много общаться на людях, то рано или поздно проболтаемся. А меньше всего на свете мне хочется, чтобы меня силой заставляли пить «витаминки».
Она права. Если кто-то почует неладное, будет плохо. Но если неладное почуют медсестры, будет еще хуже. С нами заговорила только одна, но слушают они все. Между прочим, та, которая с нами заговорила, кажется мне самой подозрительной. Зачем ей быть с нами приветливой и милой? Чего она пытается добиться? Как бы то ни было, я решаю подумать об этом позже и выкидываю медсестру из головы.
- Тоже верно. Но Джейк натуральный козел.
- Ничего подобного.
- Ну, может быть, с тобой он ведет себя по-другому, но только потому, что пытается тебя охмурить. – Последние слова я произношу настолько противным гнусавым голосом, что самому тошно. И почему я не могу вовремя заткнуться? – Перед твоим приездом он был тем еще гадом с замашками короля.
- Да нормальный он, - настаивает Клара. – Просто жизнь у него, похоже, была дерьмовая. Даже до всего этого.
Я вспоминаю о ее бесчувственных родителях.
- У тебя тоже.
- Я о другом дерьме. О том, что пострашнее.
- Может быть.
Сильно ли отличается этот дом от исправительной колонии? Когда Джейк туда попал, ему скорее всего было столько же, сколько сейчас Луису. Вряд ли он был там самым крутым. Зато оттуда он все-таки вышел. В животе растет темный сгусток.
- Все равно он козел, - бурчу я.
- Ты как будто ревнуешь. – Клара удивленно смотрит на меня. – Минуточку, ты ревнуешь к Джейку?
Разговор явно свернул не туда. Внутри все переворачивается, но я умудряюсь всего лишь пожать плечами:
- С чего мне ревновать? Просто, по-моему, он тот еще мудак, вот и все.
- Может, ты и прав, - говорит она. – Но зачем тратить время на то, чтобы негативно относиться к людям? С тем же успехом можно попробовать подружиться.
Что на это ответить, ума не приложу. Честно говоря, не вижу смысла привыкать к людям, тем более здесь. В голове главным мотивом играет мысль, что Клара никак не отреагировала на мои слова об ухаживаниях Джейка. Может быть, она уже сама обо всем догадалась. Или даже испытывает к нему взаимную симпатию. А может быть, мне просто надо перестать думать о том дурацком поцелуе. Настоящим он все равно не был. Так могут целоваться друзья хоть каждый день. И почему я вообще так зациклился?
Вдруг из коробки слышится щебет. Джорджи прыгает мне на колени, пару секунд смотрит то на Клару, то на меня, а потом начинает по-птичьи кивать. Я смеюсь, не могу удержаться.
- Вот видишь? – улыбается Клара. – Она со мной согласна.
- Или он согласен со мной, что Джейк козел.
Птица крутит головой и еще дважды чирикает. На этот раз мы с Кларой смеемся вместе. Джорджи быстро становится скучно, и он начинает клевать одеяло.
- Я знала, что если кого и встречу в ту первую ночь, то это будешь ты. – Клара с улыбкой смотрит на птицу. – Я видела тебя на ужине. Ты единственный смотрел на меня, как на идиотку, а не пялился, как на очередного новичка. Потом не пришел в комнату отдыха смотреть фильм. А ведь пришли все, даже бедный Эллори. Всем было любопытно поглазеть на нас с Томом.
Говорит она тихо, но ее слова током бьют по нервам. Мне и в голову не приходило, что она заметила меня до встречи в кухне.
- Я обрадовалась, что это был ты, - продолжает Клара, а я сижу и слушаю, боясь, что сердце вот-вот выскочит наружу. Оно бьется так же быстро, как и у Джорджи. Кожа опять начинает гореть. – Даже несмотря на то, что ты ужасно психовал. С кем-то другим все было бы иначе.
- Ничего я не психовал, - выдавливаю я. – Всего лишь…
- Еще как психовал! Ты же собирался меня возненавидеть. – Клара улыбается мне, и внутри все переворачивается. – Но я знала, что сумею тебя победить.
- Рано еще цыплят считать, – пытаюсь отшутиться я, но в горле пересохло, и образовался такой здоровый ком, что еще чуть-чуть, и я точно задохнусь.
- Джорджи не цыпленок. И вообще никаких цыплят у меня нет.
Несколько минут мы молча сидим и смотрим, как неуклюже в темноте прыгает Джорджи. Он такой легкий, что я почти не чувствую его через одеяло.
- Ты когда-нибудь встречался с девушкой по-настоящему? – спрашивает Клара.
Я чуть было не ляпнул что-то вроде «А то как же! Менял как перчатки!», но вовремя вспоминаю, как сильно ненавижу всю ту ложь, что уже нагородил. К тому же не понимаю, зачем вообще сейчас врать.
- Ну, вроде как встречался с парочкой, но ничего серьезного.
- Значит, тебе никто не разбивал сердце?
Говорить об этом странно. Мы с Джонси никогда толком девчонок не обсуждали. А если и заходила о них речь, то из оперы «А что вы делали?» или «А чем бы ты хотел с ней заняться?».
- И никого особенного в прошлом не осталось?
Я думаю о Джули Маккендрик. Она – девушка-мечта. Призрак.
- Нет. Ну а ты? Встречалась с кем-нибудь по-настоящему?
Понятия не имею, что Клара имеет в виду под этим «по-настоящему». Что это значит? Секс?
- С моим-то папой? И в школе для девочек? – Она качает головой. – Наверное, в этом мы с тобой похожи. Один или два пытались. Только мне совсем не нравились мальчики, которых одобряли родители.
- Зато теперь у тебя есть Джейк, - говорю я.
Сама мысль о том, что Клара и Джейк вместе, бесит меня до белого каления. И чувство это сильнее, чем все чувства, которые я испытывал со дня приезда в дом, вместе взятые. Уж точно это меня бесит сильнее, чем мысли о Джули Маккендрик с Билли. Джули уже даже настоящей мне не кажется.
- Наверное, - отвечает Клара.
В животе все сжимается так сильно, что я чувствую спазм в желудке и жалею, что мы не пошли гулять в тумане. Жалею, что завели этот разговор, и что Клара вообще здесь появилась. Хочется уйти в спальню и обо всем забыть.
Внезапно Клара начинает весело смеяться:
- Боже мой! Иногда до тебя так туго доходит! – Она разворачивается и садится ко мне лицом. – Джейк мне нравится, но на его ухаживания я отвечать не собираюсь. И не его я, между прочим, расспрашиваю о девушках.
Я молча смотрю на Клару. Мозги отказали. В голове только безумное гудение, потому что кровь мчится по телу во всех направлениях и несет за собой целый клубок эмоций. Не успеваю я хоть что-то сказать (хотя сказать мне откровенно нечего), как Клара подается вперед, хватает меня за пижаму и тянет к себе. Моя физиономия не знает, куда деваться, и я бьюсь носом о нос Клары. Но секунду спустя она наклоняет голову в сторону и целует меня.
Этот поцелуй совсем не похож на тот, о котором я столько думал. Дико страшно, что Кларе не понравится, но, несмотря ни на что, я чувствую, что вот-вот взорвусь, и дрожу с головы до ног. Щека под моей ладонью теплая и мягкая. Второй рукой я нервно обнимаю Клару за талию, сминая ткань ночной сорочки. Клара пахнет свежевыстиранным хлопком, и в этом запахе кроется что-то живое и очень земное. Горячий язык трется о мой, и я чувствую привкус мятной зубной пасты. Мы целуемся минуту и целую вечность в придачу, а когда наконец отрываемся друг друга, я едва дышу. Все тело горит и пульсирует.
- Офигеть! – хрипло выдыхаю я.
Клара хихикает:
- Хорошо целуешься.
- Ты тоже ничего.
Я пытаюсь взять себя в руки. Магию момента разрушает еле слышный писк.
- Бедняжка Джорджи!
Когда Клара села лицом ко мне, складки одеяла накрыли птицу. Теперь нам виден только клюв, торчащий между нашими коленями. Очень осторожно Клара берет Джорджи в руки и садит в коробку. Он словно качает головой, чистит перышки, которые может почистить без боли, и щебечет, как будто отчитывает нас за то, что мы о нем забыли. Мы с Кларой смеемся. Мне очень хорошо. Нет, потрясающе. Потому что я чувствую себя живым.
- Пора по спальням, - говорит она.
Я киваю:
- Бери вещи и иди, а я верну коробку с Джорджи в шкаф.
Меня охватывает легкая паника. Ни за какие коврижки я не встану сейчас на ноги перед Кларой. Тем более в тонкой пижаме. Случись все в пещере, на мне хоть были бы джинсы.
- Точно? – спрашивает Клара и снова меня целует. Быстро и сладко. В ответ внутри меня все отзывается болью. – Кстати, чтобы ты знал. Ты симпатичнее Джейка. И забавнее.
- Ты тоже.
Она снова смеется. Мне нравится ее смех. Нравятся необузданные локоны вокруг ее лица. Нравится, что она всегда полна энергии и сил. Но больше всего мне нравится, что ей нравлюсь я.
Клара складывает одеяло, берет подушку и идет к двери. Я смотрю, как она уходит, и от вида голых ног болезненная пульсация только нарастает. На пороге Клара останавливается и говорит:
- Странно, да? Ты будешь моим первым настоящим парнем. Первым и последним. – На несколько секунд она задумчиво замолкает. – Странно, но чудесно. Как будто так и суждено.
Клара исчезает в коридоре. А я остаюсь один на один с ночью и неясным мне самому трепетом. Она назвала меня своим парнем. (1) Пер. Г.А. Островской.

Euphony, RuSa, спасибо огромное!!!

Во все времена, при любых обстоятельствах, люди тянутся к теплу, ласке, нежности и любви. А в их ситуации, все значительнее. Сколько эмоций только от пары слов медсестры. Для них, это как признания самого их существования. А что уж говорить, о наших влюбленных…))) Первая любовь в обычной жизни воспринимается острее, чем у взрослых, а в этих условиях это чувство на грани.

Жить сегодня и на полную катушку,а завтра это будет завтра.Это первое,что мне пришло в голову на фразу Клары о первом и последнем парне в её жизни. Фатальность? Горстки маленьких радостей в окружении какой-то безысходности.Тяжко читать о таком.
Иришка и Виктория спасибо.

Интересно, как каждый из подростков ищет в чем то своем утешение и умиротворение. Например, в боге или в очаровательном птенчике. Удивило поведение медсестры, какое-то человеческое. Может она новенькая?
Спасибо.

Ирусик, интересный у тебя комплектик, поздравляю с обновкой. Скоро выйдет новая книга? Радуюсь, за Вас, англоязычных (хорошо знающих язык), что сможете насладиться следующей историей.

Ну так через 9 дней, как оно в подписюке и написано)). И спасибо - это мне все Руса радости в жизни накидывает)).

Девочки, как спокойно можно читать такую книгу? ! Никак! Сплошь эмоции, нервы переживания причем за всех и каждого!!! Клара просто молодец. Вот только как-то уж все гладко, аж страшно читать дальше....
Продолжение всегда ждем!!!! ГРАН МЕРСИ

xangelll пишет: Вот меня тоже разрывало)). Вроде экшна ноль, а втягивает капитально.

Несмотря на все благие намерения, под ожидание "Восьмой могилы" все мысли только о Чарли, поэтому сразу прошу пардона, но мозги упорно отказываются воспринимать что-то еще. Торможу все текущее и занимаюсь только Джонс. Мерси за понимание.

Выходим из подполья)).

- Я слышал, как об этом разговаривали двое ребят из второй спальни, - говорит Луис. – Называли случившееся чудом и обсуждали возможность того, что тоже примут крещение.
- Бред сивой кобылы, - ухмыляется Том.
Мы смотрим на новый плакат в коридоре. Ярко раскрашенный, он приклеен к стене пластилином с блестками, кусочки которого виднеются из-за уголков бумаги. И где только Эшли находит все это дерьмо? Откуда вообще в доме пластилин и блестки? Кому здесь придет в голову думать о таких вещах? Буквы крупные и красивые, словно рисовал настоящий художник, завиваются по краям и складываются в слова «Праздничная служба в честь выздоровления Джо!». Интересно, не Гарриет ли теперь главная по плакатам? Как бы то ни было, я на сто процентов согласен с Томом. Все это вонючая чушь, а не какое-то долбаное чудо. У Джо просто прошел грипп, и точка.
- Может, нам его сорвать? – спрашивает Уилл. – Пока Джейк не увидел.
- Зачем?
Ничего Джейк с церковью Эшли не сделает. Он не идиот. К тому же в курсе, что Хозяйка знает о церкви. Да и кому какая разница, что подумает Джейк? Захочет пободаться с Эшли – это проблемы Эшли, а никак не наши.
- И почему люди такие тупые? – бормочет Том.
В ответ я молча пожимаю плечами. Все равно я здесь только наполовину. А второй половиной заново переживаю момент, когда Клара назвала меня своим парнем, и изо всех сил стараюсь сдержать широченную довольную улыбку.
- Забей и займись чем-то еще. Фильм посмотри, например.
- Наверное, заскочу в музыкальную комнату, - как бы между прочим сообщает Том, но я-то знаю: идет он туда только потому, что там сейчас Клара.
Приходится прикусить язык, чтобы не ляпнуть, что он зря теряет время. Потому что Клара – моя девушка.
- А ты, видимо, спать пойдешь, – тускло говорит мне Уилл.
- Не знаю. – Усталости нет. По идее, к этому времени я уже должен устать, но вместо этого мне с трудом удается не стучать ногой по полу от бурлящей внутри энергии. – А что?
- Вчера мы нашли старую настольную игру. Называется «Побег из Кольдица» (1). Классная, честно.
- Впервые слышу.
В настольные игры за всю свою жизнь я играл только на Рождество. И то исключительно тогда, когда приезжала бабушка.
- Играть весело, но лучше, если, кроме нас с Луисом, будет играть кто-то еще.
Оба смотрят на меня, но сразу ясно, что на согласие не очень-то рассчитывают.
- Ладно, - говорю я, - идем.
А почему бы и нет? Если не пойду с ними, то буду валяться на кровати и, глядя в потолок, считать бесконечные часы, пока все не уснут и нам с Кларой снова не выпадет шанс побыть вдвоем. От этих мыслей чувствую себя последним ублюдком, но поделать ничего не могу. Так хоть время пройдет быстрее.
Оказывается, игра действительно ничего. Мы втроем то и дело смеемся и оглянуться не успеваем, как подходит время ужинать. Уилл мчится в столовую в поисках той самой медсестры, но у буфета с едой ее нет. А утром была. Уилл ей улыбнулся, когда подошел взять тост, и был уверен, что она подмигнула ему в ответ. Не знаю, так ли все было на самом деле, но раз уж Уилл в это верит, то какая разница? Он еще маленький. Скучает по маме. Между прочим, Уилл единственный, кто признался в этом после того, как заболел Генри. Из-за Генри и его криков обитатели дома о своих матерях больше не говорят.
Если не считать ужаса, который вспыхивает каждый раз, когда я думаю о Генри, мне с трудом припоминаются подробности того дня. Прошло всего несколько недель, а кажется, будто целая вечность. Может быть, теперь нам подмешивают в еду что-то посильнее. Зуб даю, утром после случившегося с Генри нас напичкали седативами по самые помидоры. Порой я думаю, почему нас просто не накачивают наркотой. Может, потому, что нас изучают, как лабораторных крыс. Мы же типа избранные. Дефективные. Редкая порода. Отголоски ужасного времени, когда чуть не рухнул мир.
Как правило, от этих мыслей я тону в молчаливом жутком кошмаре, потому что боюсь оказаться в пустом мраке, боюсь лазарета, боюсь превратиться во что-то ужасное, боюсь поджидающего меня неизбежного небытия. А в этот раз все иначе. Странно, но мне хочется смеяться. Похоже, не так уж пристально за нами наблюдают, раз до сих пор никто не знает о нас с Кларой и о Джорджи. Мы как будто смогли сбежать. Я жив, счастлив, и плевать на все остальное. Перед сном у Эшли запредельно самодовольный вид. И у него есть на то причины. После ужина я, как всегда, долго валялся в ванне, но Уилл с Луисом успели мне рассказать, как тихо было в комнате отдыха во время просмотра фильма.
- Слыхал, заболел пацан из третьей спальни, - ворчливо говорит Том. – Его тоже исцелять будешь, Иисус?
- Не называй меня так. Это непочтительно. – Эшли даже не смотрит на Тома. – И я не говорил, что вылечил Джо. Я сказал, что ему стало лучше.
- Непочтительно то, что ты в это веришь, - бормочет Луис. Он прислушивается к разговору и одновременно читает, заглядывая в книгу через плечо Уилла.
Глаза Тома темнеют.
- Держу пари, ты не рассказываешь своим последователям, что никакое это не чудо.
Обычно от подобного дерьма я взрываюсь первым, но на этот раз Том меня опередил.
- Но и в обратном я никого не убеждаю.
- У Джо был самый обычный грипп. Тошнит от того, как ты этим пользуешься. Даешь детям надежду, лишь бы они повелись на твою чушь.
Уилл наклоняется ближе к страницам. Споры – не его конек. Он, конечно, может отпускать шуточки, посмеиваться над Эшли из-за угла, но вступить в полноценный конфликт – ни за что.
- Говоришь, я этим пользуюсь? Ты не прав. Я всего лишь хотел отпраздновать тот факт, что Джо стало лучше. Что в этом плохого? И что плохого в надежде, если благодаря ей люди меньше боятся?
А Эшли, оказывается, умнее, чем я думал. Хотя от его безразмерного спокойствия так и хочется хорошенько ему врезать. Тому, судя по всему, хочется того же.
- А то, что все это бред собачий. И ты это знаешь. Но ты, видите ли, плывешь на волне вдруг обретенной власти, черт бы тебя побрал! Надо же! Люди вдруг стали прислушиваться к тому, что говорит жалкий мудак, у которого никогда не было друзей!
- Какая тебе разница, чем я занимаюсь? И почему это так тебя злит?
- Давайте прекратим этот разговор. – Я сажусь и смотрю то на одного, то на другого. – Вообще перестанем об этом думать. Все равно только зря теряем время. Единственная наша задача – извлекать как можно больше удовольствия из сложившейся ситуации.
На несколько секунд воцаряется звенящая тишина. Все пялятся на меня. Даже Уилл отрывается от книги.
- Вот это да! Мистер Дрыхнущий Целыми Днями Ворчун вдруг решил взяться за ум! – первым подает голос Луис, и Уилл тихонько хихикает. – Как, по-твоему, что мы с Уиллом пытались втолковать тебе с самого приезда?
Я улыбаюсь – не могу удержаться:
- Наверное, до меня туго доходит.
Том бурчит себе под нос и ложится в постель. Вид у него недовольный, но Эшли он больше не донимает. Мне Тома жалко. Я знаю, каково ему сейчас. Пока не появилась Клара, я сам был таким же. А может быть, еще злее. Иногда злость – единственное, что затмевает страх. Не будь у меня Клары и наших ночей, я бы, наверное, уже врезал Эшли. Понимаю, почему Тома так бесит церковь. Причины те же, что и у меня. Дело вовсе не в вере в какого-то там бога, а в том, что всегда – всегда! – церковь лишь подчеркивает приближение финала. Заставляет думать о том, что будет после. Думать здесь о прежней жизни и так сложно, а о будущем – по-настоящему страшно. Если тебе до лампочки россказни о рае, то Эшли с Библией в руках и полным отсутствием страха – как постоянное напоминание о том, что ждет впереди. А здесь никому это не нужно. И без того трудно собирать радость по крупицам. Если дом и научил меня чему-то, то именно этому. Несколько секунд я пытаюсь разобраться в мыслях. Нет, этому научил меня не дом, а Клара. - Думаешь, он все-таки заболел? – волнуется Клара.
И не зря. Крыло Джорджи пахнет ужасно. Из раны, пока я ее промываю, сочится еще больше гноя. Сам Джорджи как будто полусонный. Макушка под моими пальцами кажется горячей.
- Может быть, - говорю я. – Но он у нас крепкий парнишка. Поправится.
Словно соглашаясь, Джорджи тихонько щебечет, и Клара немного успокаивается. Не хочу, чтобы она всю ночь смотрела на больную птицу. Если Джорджи заболел, то сейчас уже ничего не поделать. От того, что мы будем на него пялиться, никому лучше не станет. К тому же сегодня Клара меня еще не целовала. Пусть это неправильно, но поцелуй волнует меня больше, чем птица. Я все еще ее парень? Или она передумала и просто не хочет мне говорить? В голове кружатся миллионы сомнений. Почему она меня еще не поцеловала? Сердце рвется на части, и куски падают прямо в живот.
- Дождя нет. Пойдем на улицу, - предлагаю я. – Заглянем к нему, когда вернемся.
Клару долго уговаривать не нужно. Она – сгусток энергии, рвущийся на свободу. И создана не для того, чтобы сидеть взаперти в доме, который, хоть и огромный, но все равно вызывает приступы клаустрофобии.
- Хорошая идея. – Клара встает на цыпочки и легко меня целует. Поцелуй мимолетный, но сердце уже несется вскачь, а по коже гуляет ток. – Идем, красавчик.
Внезапно я будто пьянею. Хочется на все плюнуть и остаться. Целовать ее, прикасаться к ней, таять от ее прикосновений. Но сказать об этом вслух не решаюсь. Да и отпугнуть ее боюсь. Не хочу, чтобы она знала, что я постоянно о ней думаю. Уже сто раз я успел представить ее голой. И себя вместе с ней. Кажется, у меня это на лице написано, а Клара все понимает, глядя, как я дрожу и задыхаюсь. Я знаю, что веду себя, как извращенец, но ничего не могу с собой поделать – мысли сами лезут в голову. Может быть, прогулка поможет отвлечься. Хоть немного остыну.
(1) «Побег из Кольдица» - настольная игра-стратегия с картами и кубиками. Кольдиц – средневековый замок в одноименном городе в Германии, где в 1933-1945 гг располагался концлагерь (с 1939 г – для военнопленных). Суть игры заключается в противостоянии немцев и заключенных. Немцы играют черными, заключенные – красными, синими, коричневыми, оранжевыми и зелеными (британцы, американцы, французы, голландцы и поляки соответственно). Играть могут от двух до шести человек. Игра впервые появилась в продаже в 1973 г.

Вдруг кто проникнется, есть фильм.

Euphony пишет: Золотые слова.
Иришка и Виктория,спасибо за продолжение. Такое тяжелое чтиво действует угнетающе .Уже который раз ловлю себя на мысли пропускать выкладки и читать по две главы.По причине перебора негатива - практически не смотрю телек и книжки выбираю для чтения более легкого жанра.Книга очень сильная в эмоциональном плане.

Это точно. Но она красивая невозможно! Особенно на контрастах... Я прямо с замиранием сердца каждую строчку вписываю.

Спасибо!