Последние несколько дней меня что-то преследовало, и я понятия не имела, человек это, призрак или некто, принадлежащий обоим мирам, как и я. Мне удавалось заметить его лишь краем глаза. Не более чем проблеск или мимолётная тень. Но оно здесь даже сейчас, на грани моего сознания. Тьма идёт со мной шаг в шаг. Поворачивается, когда поворачиваюсь я. Замедляется, когда замедляюсь я.
Я не дала коленям подкоситься, хотя сердце колотилось как бешеное, и отругала себя за то, что забралась слишком далеко от освящённой земли. Задержалась на любимом рынке, и вот почти сумерки, то опасное время, когда завеса истончается, позволяя алчущим, ненасытным сущностям проникнуть в наш мир в поисках того, что они никогда не в силах вновь обрести.
С девяти лет отец учил меня, как защищаться от паразитической природы призраков, но я нарушила все его правила. Я влюбилась в мужчину, которого преследовали привидения, и теперь дверь открыта, позволяя войти в наш мир иным. Позволяя злу найти меня.
В конце улицы прогрохотала машина, и я напряглась, хотя и была рада столь нормальному звуку. Но рёв двигателя слишком быстро стих, и воцарившаяся тишина предвещала беду. Движение в час пик уже рассосалось, на улице было необычно мало прохожих. Весь тротуар был полностью в моём распоряжении. Словно всё растворилось на заднем плане, и в моём мире остались лишь глухой стук шагов и испуганный грохот сердца.
Я переложила сумку в свободную руку, позволив себе быстро повернуться налево, туда, где садилось солнце над рекой Эшли. Крапчатое небо пылало, как угольки угасающего костра. Свет отбрасывал золотое сияние на шпили и колокольни, которые усеивали низкий горизонт города церквей.
Приятно снова оказаться в любимом Чарльстоне, но я пребывала на грани нервного срыва с тех пор, как вернулась. Нервное напряжение стало следствием эмоциональной и физической травмы, которую я перенесла во время реставрации кладбища в предгорьях Голубого хребта. Но была и другая причина, по которой я не могла ни есть, ни спать. Более глубокое беспокойство, которое заставляло меня метаться по улицам с самого утра.
Я судорожно вздохнула.
Девлин.
Преследуемый призраками детектив, которого я не могла выкинуть ни из головы, ни из своего сердца. Одна мысль о нём подобна греховной ласке, запретному поцелую. Стоило мне закрыть глаза, как я слышала его аристократический шёпот, этот тягучий, соблазнительный тембр. Крохотное усилие, и я могла пробудить в воображении жгучий огонь его идеальных губ... медовый след его языка... эти изящные, порхающие руки ...
Снова сосредоточившись на улице, я оглянулась через плечо. Что бы меня ни преследовало, оно отступило или исчезло, и мой страх ослаб, как и всегда, когда я приближалась к освящённой земле.
Вдруг откуда-то с высоких ветвей донеслась птичья трель. Она так меня напугала, что я машинально остановилась и прислушалась. Однажды я слышала подобные звуки в вечерних сумерках одного из парижских дворов. Эта серенада не похожа ни на одну другую. Нежная и мечтательная. Как будто принимаешь ванну при свечах. Я бы подумала, это соловей, но они обитают в Европе и сейчас должны были пролетать три тысячи миль на зимовку в Африку.
Вслед за трелью до меня донёсся аромат чего-то пышного и экзотического. Ни звук, ни запах не принадлежали этому городу — возможно, даже этому миру, — и меня пробил озноб.
Я услышала шёпот и обернулась, почти ожидая увидеть Девлина, выходящего из тени так же, как он появился передо мной из тумана в ночь нашей первой встречи. Я всё ещё помнила, каким он показался мне тогда — загадочным незнакомцем, мрачно красивым и задумчивым, словно он только что вышел прямо из моих девичьих грёз.
Но Девлина за моей спиной не оказалось. В этот час он, вероятнее всего, ещё находился в полицейском участке. Я убедила себя, что это шелест листьев. Призрачный шёпот моей собственной истомы.
А затем, издалека, меня окутал детский смех, сопровождаемый нежным пением. Каким-то образом я узнала этот голос, хотя никогда не слышала его раньше, и образ мёртвой дочери Девлина сформировался в моём сознании так же ясно, как если бы она стояла передо мной.
Папа́ предупредил бы, чтобы я вспомнила правила. Я повторяла их про себя, медленно оборачиваясь, чтобы вглядеться в сгущающиеся сумерки: никогда не признавай мёртвых, никогда не уходи далеко от освящённой земли, никогда не общайся с привидениями и никогда, никогда не искушай судьбу.
Голос призрачного ребёнка снова донёсся до меня.
Найди меня, Амелия!
Я понятия не имела, почему не могла пропустить её слова мимо ушей и не продолжить свой путь. Должно быть, попала под действие чар. Это было единственно возможное объяснение.
Соловей что-то напевал мне, когда я сошла с тротуара и двинулась по узкому переулку к богато украшенным воротам, которые вели в огороженный сад частного дома. Войдя на чужую территорию, я рисковала моментально получить пулю в лоб за нарушение границ. Чарльстонцы любят держать оружие. Но меня не остановили ни опасность, ни папины правила, потому что я попала под действие странного гипноза.
Несколько месяцев назад, когда я впервые увидела призрак Шани, парящий рядом с Девлином, она попыталась вступить со мной в контакт. Вот почему она последовала за мной домой в ту первую ночь и оставила гранатовое колечко в саду. Это кольцо было посланием, как и сердце, которое она нарисовала на моём окне. Она хотела мне что-то сказать...
Сюда. Быстрее! Пока она не пришла...
Ледяные иголки обхватили корсетом грудь. Опасность окружила меня. Я чувствовала, как она приближается, но всё равно следовала за соловьём и дразнящим ароматом через лабиринт самшитовых изгородей и пальм, по тропинкам вечерней примулы и полуночных конфет
1. Журчание фонтана смешалось с эфемерным смехом Шани, а затем у меня волосы на затылке встали дыбом, так как она начала напевать:
Дик Дильвер с этого двора
Имел жену из серебра.
Её он палкою своей
Разбил на несколько частей.
А мельник, живший за селом,
Купил тяжёлый этот лом.
Но был не рад он, что купил.
И скоро в речке утопил2.
Ужасная детская песенка, которую я не слышала много лет, а в невинных устах Шани строки показались мне ещё более чудовищными.
Борясь со зловещей летаргией, я повернулась выскользнуть обратно через ворота, но она материализовалась на дорожке передо мной, сначала просто как мерцание света, но затем очертания ребёнка медленно начали обретать форму, и в саду стало намного холоднее. Я пришла в трепет — скорее, до смерти перепугалась — и поняла, что ступаю на опасную территорию. Я не только признавала мёртвых, но и искушала судьбу.
В данный момент всё это не имело значения. Я не могла отвернуться. Не могла оторвать взгляд от хрупкого призрака, который теперь преграждал мне дорогу.
На ней было голубое платье с лентой в тон и веточкой жасмина, заправленной в кружевную отделку на талии. Грива жёстких кудрей обрамляла крошечное личико, придавая ему обаятельную прелесть, от которой у меня перехватило дыхание. Её окружала нежнейшая аура, серебристая и прозрачная, но черты лица оставались ясны. Высокие скулы, тёмные глаза, кожа цвета кофе с молоком указывали на креольское происхождение, и мне показалось, что я вижу в прозрачном лице частичку её матери. Но не Девлина. Кровь Гудуинз была слишком сильна.
С предельной аккуратностью ребёнок выдернул стебель жасмина из кружева и протянул мне.
Я знала, что лучше его не брать. Единственный способ справиться с призраками — игнорировать их, притворяться, что не замечаешь.
Но было уже слишком поздно. Практически по собственной воле я подняла руку и потянулась за цветами.
Призрак подплыл ближе — слишком близко — пока я не почувствовала смертельный холод, исходящий от её крошечного тела. Мои пальцы коснулись кремовых цветов. Лепестки показались мне настоящими, тёплыми и упругими, как и моя собственная кожа. Я понятия не имела, как это могло случиться. Она принесла их с той стороны. Цветы должны были увянуть.
Это тебе.
Она не шевелила губами, но я всё равно её слышала. Её голос был сладок и поэтичен, как слабый перезвон хрустального колокольчика. Я поднесла жасмин к лицу и вдохнула его пьянящий аромат.
Ты мне поможешь?
— Помочь тебе... как? — услышала я свой вопрос со стороны. Мой собственный голос звучал глухо и отдалённо, как эхо.
Она поднесла крошечный пальчик к губам.
— Что такое?
Казалось, она растворилась, когда воздух в саду задрожал и изменился. Моё сердце всё ещё колотилось, и я видела, как иней моего дыхания смешивается с молочным паром, клубящимся из теней. Во рту стоял странный медный привкус, как будто я прикусила язык. Я не чувствовала боли. Не чувствовала ничего, кроме ледяного страха, который точно метастазы расползался из груди в конечности, парализуя меня.
Жасмин выскользнул из онемевших пальцев, волосы на затылке встали дыбом. Ночь погрузилась в мёртвую тишину. Всё в саду замерло, кроме клуба тумана. Загипнотизированная, я смотрела, как он ползёт ко мне, извиваясь и скручиваясь, точно зачарованная кобра. Гудевшее в нервах напряжение стало невыносимым, и казалось, я расколюсь на части от легчайшего прикосновения.
Но когда контакт произошёл, я не увидела свет. Вместо него быстрый и жёсткий удар отбросил меня с такой силой, что я потеряла равновесие. Споткнувшись о садовую статую, я растянулась на земле. Керамический херувим разлетелся вдребезги о каменную брусчатку, и через секунду в доме раздались приглушённые голоса. Часть меня понимала, что владельцы дома, должно быть, услышали подозрительный шум, но моё внимание всё ещё было приковано к дорожке. В саду появилась ещё одна сущность, и она нависла надо мной. Её мёртвые глаза сверкали яростным блеском в сгущающихся сумерках.
Мариама. Мать призрачного ребёнка. Покойная жена Девлина.
В одну оцепеневшую секунду я различила туманное кружение платья, босые ступни, искусительные локоны, рассыпавшиеся по спине. И эта лукавая усмешка. Ужасно соблазнительная. Даже в смерти загадочность Мариамы была вездесущей, осязаемой. Как и её хитрость.
Слова Девлина промелькнули у меня в голове. По убеждению Мариамы, сила человека не иссякает со смертью. Плохая или внезапная кончина может привести к тому, что злой дух будет обладать достаточной силой, чтобы вернуться и вмешиваться в жизнь живых, в некоторых случаях даже поработить их. Я всегда задавалась вопросом, не в этом ли её намерение. Держать Девлина прикованным к ней горем и виной. Она поддерживала своё существование по эту сторону завесы, поглощая его тепло и энергию; но в момент, когда он отпустит её, в момент, когда он начнёт забывать, она просто исчезнет?
Я съёжилась, задрожала, ругая себя за то, что последовала за голосом Шани и странной певчей птицей. Мне не следовало позволять ей заманить себя в этот сад. Это дело рук Мариамы. Теперь я это поняла. Она вмешивалась в мою жизнь, предупреждая держаться подальше от Девлина.
Я ощутила укол и, опустив взгляд, обнаружила, что моя рука покрыта муравьями. Я стряхнула их и поднялась на ноги. В краткий миг, когда мои глаза оторвались от призраков, они исчезли, не оставив после себя ничего, кроме затяжного инея.
Задняя дверь отворилась, и на крыльцо вышла женщина.
— Кто там? — с угрозой спросила она. В её голосе не было страха, одно только раздражение.
Я не знала, как объяснить своё присутствие в её саду, поэтому схватила сумку и нырнула за куст азалий, хотя чувствовала себя трусихой. Я видела, как она вздрогнула, кутаясь в свитер и вглядываясь в темноту.
Если бы я всё ещё не была так потрясена этой призрачной встречей, то могла бы объявить о своём присутствии, вместо того чтобы прятаться в кустах, как вор. Я могла бы выдумать какую-нибудь историю, рассказать женщине, что побежала за кошкой через её ворота, и предложила бы заплатить за разбитую статую. Я уже решилась именно так и поступить, как заметила позади неё силуэт мужчины в дверном проёме.
— Мне показалось, я что-то слышала, — бросила незнакомка через плечо, и мужчина вышел к ней на крыльцо.
Моё сердце сжалось, словно от очередного удара. Я узнала этого человека, её спутника. Это был Девлин. Мой Девлин.
Теперь я поняла, зачем меня заманили в этот сад. Я должна была это увидеть.
Рядом с Девлином появилась Мариама, и я почувствовала на себе её ледяной взгляд, ядовитый и магнетический. Её волосы развевались на ветру, а тонкий подол сарафана обвивался вокруг ног. Я могла смотреть сквозь неё, и все же в этот момент она казалась такой же реальной, как и любое живое существо.
Она подняла руку к лицу Девлина и погладила его по щеке, медленно, собственнически, не сводя с меня глаз. Я не слышала её голоса в своей голове, как слышала Шани, но её сообщение было предельно ясно. Она никогда его не отпустит.
Грудь болезненно сжалась, как будто невидимая рука проникла внутрь и обхватила сердце. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы, желая, чтобы сердцебиение замедлилось, хотя мои ноги дрожали и ослабли. Что-то ужасное происходило со мной в этом саду. Я была истощена, моё тепло и энергия были присвоены существом, которое объявило меня своим врагом.
А ведь папа́ предупреждал меня множество раз:
Потому что больше всего на свете мёртвые хотят снова стать частью нашего мира. Они похожи на паразитов: охотятся за нашей энергией, питаются нашим теплом. Если они узнают, что ты их видишь, то пристанут как чума. Ты никогда от них не избавишься. Твоя жизнь больше никогда не будет тебе принадлежать.
И теперь призрак смеялся надо мной, будто она тоже слышала папино предупреждение.
Шани материализовалась по другую сторону от отца и вцепилась в его ногу, привлекая внимание. Девлин не опустил глаз, даже не вздрогнул. Он не чувствовал её. Понятия не имел, что она здесь. Он полностью сосредоточился на брюнетке. Он подошёл к ней сзади и обнял за тонкую талию. Она откинула голову на его плечо, и интимный шёпот их голосов полетел через сад к месту, где я пряталась в своём укрытии.
Он не целовал и не ласкал её, как любовник. Вместо этого он просто стоял, обнимая её, а вокруг них кружили его призраки.
Я не могла ни двигаться, ни дышать, ни отвести взгляд, хотя, возможно, это был худший момент в моей жизни.
Через несколько секунд Девлин вернулся в дом, и его призраки исчезли. Но женщина медлила, вглядываясь в сумерки, словно ощущая моё присутствие. Я не смела пошевелиться, боясь привлечь её внимание, но мне до смерти хотелось получше разглядеть её лицо. Я видела лишь стройный силуэт с рассыпавшимися по плечам тёмными блестящими волосами. Но я знала, что она привлекательна. В ней чувствовалась аура, характерная для красивых женщин.
Она постояла на крыльце несколько долгих минут, прежде чем последовать за Девлином в дом. Затаив дыхание, я подождала, чтобы убедиться, что никто из них снова не выйдет, а затем выскочила из сада и побежала по аллее, почти не думая о своём предыдущем преследователе.
Я была так расстроена сценой Девлина с другой женщиной, что потеряла бдительность, а ведь это было совсем на меня не похоже. Жизнь с призраками требовала осторожности, но, когда я поспешила на улицу, мой разум остался в том странном саду, и эта ошибка дорого мне стоила. Неясная тень появилась из ниоткуда, и в следующую секунду меня грубо схватили и вдавили в каменную стену, прижав руку к горлу.
Давление на трахею не давало сделать вдох, не говоря уже о том, чтобы закричать, но оно ослабло в мгновение ока. Когда я попыталась выхватить газовый баллончик, который носила в кармане, нападавший уже отступил. Рука разжала моё горло, и я услышала резкий вдох. Затем недоверчивое:
— Амелия?
Девлин.
Я была так ошеломлена его близостью, что не могла вымолвить ни слова. Прошло несколько месяцев с нашей последней встречи, но он являлся в мои сны почти каждую ночь с нашей разлуки. Эти порочные, роскошные сны позволили разыграть все мои фантазии о нём, но теперь я поняла, какой бледной заменой были те видения. Даже когда он стоял и смотрел на меня с опаской, я не могла думать ни о чём, кроме того, как сильно я всё ещё жаждала его прикосновений. Как мне не хватало его поцелуев.
— С тобой всё в порядке? — быстро спросил он.
О, этот голос! Этот шелковистый старомодный протяжный голос, который навсегда останется моей погибелью.
Я с трудом сглотнула.
— Кажется, да.
— Что ты здесь делаешь? И почему ничего не сказала? Я мог причинить тебе боль.
Он и сам был взволнован.
— Ты не дал мне и шанса, — сказала я, защищаясь. — Всегда хватаешь людей без предупреждения?
— У меня на то была веская причина. Я гостил у подруги, и нам показалось, что в сад кто-то проник.
— Ты имеешь в виду грабителя?
Как же невинно это прозвучало.
— Да. — Последовало странное колебание. — Я сделал круг, чтобы схватить его.
Он посмотрел мимо меня в переулок.
— Ты не видела, чтобы отсюда кто-нибудь выходил?
Я покачала головой, моё сердце продолжало бешено биться.
— А как насчёт улицы? Ты не заметила, что там кто-то прячется?
— Я ничего не видела.
Его взгляд не покидал меня, тёмный и испытующий.
— Тогда твоя очередь. Что ты здесь делаешь?
— Я… как раз возвращалась домой с рынка.
Я неуклюже подняла сумку.
— Ты немного сбилась с курса, не находишь?
— Ты имеешь в виду переулок? — Я облизнула пересохшие губы. — Я тоже кое-что услышала и решила выяснить.
Он поднял голову, и я почувствовала внезапное напряжение.
— Что ты слышала?
— Теперь это прозвучит безумно, — неохотно признала я.
Он взял меня за руку, и меня пробрал озноб, наполовину тревога, наполовину желание.
— Скажи мне.
— Я услышала певчую птицу.
— Певчую птицу?
При других обстоятельствах его полное замешательство могло бы показаться забавным.
— Похоже на соловья.
Его хватка чуть усилилась, и я могла поклясться, что по его красивому лицу скользнула тень. Естественно, это невозможно. Сумерки сгустились, и я могла различить лишь блеск его глаз, но у меня сложилось отчётливое впечатление, что мои слова каким-то образом его задели.
— В этой части света соловьи не водятся. Должно быть, ты услышала пересмешника.
— Мне тоже так показалось. Но когда я гостила в Париже, соловьи пели почти каждый вечер во дворе отеля. Их трель весьма специфична.
Его тон стал резче.
— Я знаю, как поют соловьи. Наслышался проклятых птиц в Африке.
Ещё одна деталь, о которой я не знала.
— Когда это ты был в Африке?
— Жизнь назад, — пробормотал он, наклонив голову и глядя на деревья.
Теперь я была совершенно озадачена.
— Какая разница, что это за птица?
— Если бы ты услышала соловья в Чарльстоне...
Он замолчал, повернув голову на тихий щелчок калитки. Затем Девлин быстро притянул меня к себе, грациозно уводя нас в тень забора. Я была слишком поражена, слишком возмущена. Не то чтобы во мне не проснулось желание. Пульсирующий в крови адреналин опьянял, и моя рука поползла к лацкану его пиджака, цепляясь за него на мгновение, пока женский голос не вторгся в наш рай.
— Джон? Ты здесь?
Когда он сразу не ответил, я наклонила голову, чтобы взглянуть в его глаза. Наши лица были так близко. Настолько, что мне оставалось только привстать на цыпочках и прикоснуться к его губам…
— Я здесь! — крикнул он.
— Всё в порядке? — с тревогой спросила она.
— Да, всё отлично. Буду через минуту.
— Поторопись.
Я услышала, как за ней закрылась калитка, а секунду спустя хлопнула задняя дверь дома. Но мы с Девлином были далеко не одни. Поднялся ветер, шепча сквозь листья, и я почувствовала неестественный холод его призраков. Я не могла их видеть, но они были где-то там, парили в тени, вбивая клин между нами так же уверенно, как и хриплый голос неизвестной женщины.
Девлин всё ещё обнимал меня, но теперь между нами возникла дистанция. Неприятная пропасть, которая заставила меня уйти в себя.
— Мне пора.
— Давай я тебя подвезу. Уже почти стемнело.
— Нет, но спасибо. Мой дом всего в нескольких кварталах, и это безопасный район.
— Безопасность — понятие относительное.
Как же прекрасно я это знала.
— Со мной всё будет в порядке.
Я уже уходила, когда он произнёс моё имя, так тихо, что мне захотелось проигнорировать мольбу, боясь, что она мне только почудилась. Я повернулась и откликнулась со вздохом:
— Да?
Его тёмные глаза мерцали в сумерках.
— Ты слышала пересмешника. Это не мог быть соловей.
Сердце ухнуло, и я кивнула.
— Как скажешь.
1. Речь о ночном флоксе. Этот южноафриканский уроженец — растение семейной реликвии, ботанически названное Zaluzianskya capensis. Ночной флокс цветет в оттенках белого, пурпурного и даже бордового. Ночной цветущий флокс имеет медово-миндальный, ванильный аромат.
2. Перевод С. Маршака.