---

Название: Ballad of the Desert (Damo Yao) / Баллада о пустыне
Автор: Tong Hua / Тун Хуа
Описание: романтика, исторический
Количество глав: 38 + 2 эпилога
Год выпуска: 2006-2007, переиздание в 2012
Серия: трилогия «Love in the Han Dynasty» - книга 1
Статус перевода: глава 15

Перевод: So-chan
Сверка: So-chan
Редактура: AlefTina (главы 1-4), Lily_Emerson (5 глава), Yulinarium (до конца)
Обложка: Solitary-angel


Юй Цзинь — сирота, росшая в пустыне с волками. В один прекрасный день она спасает умирающего человека, и тот забирает её в лагерь племени сюнну и растит как родную дочь. Но проходит время, и приемный отец Юй Цзинь становится жертвой политических интриг в племени. Перед смертью он наказывает дочери бежать в его родной город Чанъань. Юй Цзинь удается бежать, но новый лидер клана отправляет за ней погоню.

Девушка решает остаться жить в дикой пустыне и вернуться к воспитавшей её стае волков. Несколько лет спустя Юй Цзинь наталкивается на караван и решает исполнить последнюю волю своего отца.

Вот только может ли она доверять приютившим её незнакомцам? И что ждет её по пути в заветный Чанъань? Быть может, там она найдет свою судьбу и встретит истинную любовь…




Ссылки на сериал:


Музыка из Баллады

Трейлер-бонус к предстоящему сериалу по книге.

Дает возможность познакомиться с героями. Да и музыка очень красивая.

Хочу выразить свою благодарность Ангелку. Без тебя я бы еще долго не решилась представить публике китайский роман. Именно ты убедила меня, что эта история любви может быть интересна и русскому читателю. Первая глава мой подарок тебе.

Так что же найдет читатель на страницах этого романа? В "Балладе" есть место приключениям, дворцовым интригам, преследованиям, боевым действиям и, конечно же, любви. Но все же: авантюра или драма, комедия или трагедия?.. Первый роман Тун Хуа назывался "Поразительное на каждом шагу". Однако этот вариант перевода не полностью отражает весь смысл названия. Дословный перевод - "Каждый шаг пронзает сердце". И неизвестно "пронзает ли сердце" от красоты увиденного или от кинжала врагов. Думаю, эта фраза лучше всего описывает стиль писательницы. В романах Тун Хуа смешное сплетается с грустным, красота с безобразной жестокостью, дружба с предательством. Читаешь, а на сердце сладостно-грустный осадок.


Немного техническом части (можно смело пропускать, если только не интересно как все переводилось).




Цветочная композиция для именинницы :

Дни летят как ночные ветра пустыни — миг, и уже нет тысячи ли¹. Казалось бы, короткая передышка после ранения, но трава на равнинах поникла уже три раза, и столько же облетели листья в лесу Ху Ян². Три года, более тысячи дней и ночей в сопровождении стаи волков, я блуждала с севера пустыни на юг, а затем снова на север.
Время уплывает в беззаботной и радостной игре, и я редко покидаю стаю. Кажется, шесть лет проведенных с отцом похоронены под желтым песком пустыни. Жаль… что так только кажется.
Темной ночью, когда всё смолкает, я сижу у костра рядом с Братцем-волком. Он уже крепко спит, но у меня сна ни в одном глазу. Сегодня впервые за три года я заметила армию сюннов³. Неожиданно, под громоподобный топот коней, пробудилось похороненное прошлое последних несколько лет.


Девять лет назад, Западная пустыня

В пустыне лежит человек. Я смотрю в его глаза, а он смотрит в мои. По его лицу ползет ящерица. Он не шевелится. Подначиваемая любопытством, я ударяю его «лапой» по щеке, но он всё равно не шевелится. Однако уголок его рта изгибается в подобие улыбки.
Я наблюдаю за ним от полудня до заката, пока наконец не догадываюсь, почему он не двигается. Он умирает от жажды!
Даже сегодня я не понимаю, почему спасла его. Почему поделилась овцами, которых поймала с таким трудом? Почему решила признать отцом? Оттого ли, что его глаза показались такими знакомыми и одновременно такими чужими?
Испив свежей крови, он восстанавливает силы и совершает типично человеческий поступок — платит мне черной неблагодарностью. Он связывает меня веревкой и уносит из пустыни Гоби, где я жила с волчьей стаей, в палатку, где живут люди.
Он вкусил свежей овечьей крови, но запрещает мне её пить и есть сырое мясо, заставляет ходить прямо и учиться говорить как он, принуждает называть его "отцом". Я часто борюсь с ним, но он никогда не боится. После каждой драки я пытаюсь бежать, но он ловит меня.
Эту пытку тяжело перенести. Я не знаю, почему он так со мной поступает. Почему заставляет быть человеком? Что плохого в волчьей жизни? Он говорит мне, что я человек, а не волк, а значит могу быть только им.
Как только я начинаю учиться писать и читать, то понемногу открываю завесу своего прошлого. Я была потерянной или брошенной сиротой, вскормленной стаей волков, принявшей меня за волчонка, а он пытается воспитать во мне человека.


— Я больше не буду расчесываться! — кричу я, отбрасывая гребень. Взгляд блуждает по всем сторонам: я так сердита, что хочется отвести душу. Мои руки устали, а волосы все равно представляют собой спутанную гриву, и я не могу заплести простейшей косы. Первоначально мне так хотелось полюбоваться в озерной глади, какая прелестная коса у меня выйдет, но чем больше я расчесываюсь, тем хуже выходит результат. Душа просто клокочет от злости.
Стоит прекрасный ясный день, лишь один небольшой чёрненький бычок пришел на водопой. Я раздуваю щеки, стоит мне его завидеть, подкрадываюсь сзади и пинаю животное, надеясь столкнуть его в воду. Бык мычит, но не двигается. Я не сдаюсь, подпрыгиваю и снова ударяю. Щелкнув хвостом, он поворачивает морду в мою сторону, и тут до меня доходит, что дело плохо. Неправильный выход я нашла для своего гнева. Бык словно скала, а я — хрупкое яйцо.
Однако я решаю нанести упреждающий удар: выгибаю спину и вою волком, надеясь испугать животное. Обычно после такого лошади и овцы разбегаются в страхе, но бык лишь издает протяжное м-у-у и наставляет на меня рога, яростно плюясь и роя копытами землю. Я разворачиваюсь и бегу с диким криком. Теперь до меня доходит, почему люди говорят, что у упрямцев "бычий характер".
Итак, кто быстрее — волки или быки? Стоит мне задать этот вопрос, как пятую точку пронзает боль, но проверять времени нет, надо уносить ноги.
Налево, поворот, направо, ещё поворот, налево…
— Братец-бык, я была неправа, пожалуйста, прекрати меня преследовать. Я больше никогда не буду тебя пинать, только овец. — Я на пределе сил, но бык не унимается. — Тупая корова, предупреждаю, не думай, что я тут волк-одиночка, у меня полно товарищей. Как только я найду их, мы тебя съедим.
Мои угрозы не действуют. Остается только продолжать бежать, сжав зубы.
— Если ты…. обидишь… меня… мой… папа тебя… приготовит… поэтому пожалуйста… прекрати… преследовать.
Казалось, мои слова были услышаны. Навстречу идут двое мужчин, один из них отец. Впервые, я бегу к нему с такой радостью, широко раскидывая руки. Он сгребает меня в охапку, ещё не понимая, что прямо за мной бык. Уйти с дороги времени нет. И тут второй мужчина встает перед папой, лицом к быку.
С широко раскрытыми глазами я наблюдаю, как животное бежит на незнакомца, но словно вспышка молнии тот обхватывает бычьи рога, останавливая животное. Бык злобно напирает. Черные рога давят вперед. Копыта мнут траву и выбивают пыль, но незнакомец не сдает позиций. Онемев от удивления, я лишь смотрю и думаю, что будь он волком, то только вожаком.
Папа отходит на несколько шагов в сторону и с улыбкой хвалит мужчину:
— Мне часто доводилось слышать, что князя называли лучшим воином племени, но теперь я убедился, что эта честь заслужена.
Молодой человек наклоняет голову в сторону и со смущенной улыбкой произносит:
— Я всего лишь остановил маленького бычка. Как моя сила может сравниться с обширными знаниями учителя?
Я молча дрыгаю ногами, требуя опустить меня на землю, и папа повинуется.
— Мне доступно лишь мертвое знание книг. Мой господин уже научился намного большему от мира.
Я подхожу к молодому человеку и пинаю быка.
— Вздумал преследовать меня? Ещё хочется за мной бегать? А, а? Пну тебя дважды за то, что чуть меня в могилу не свел.
Укрощённый бык начинает брыкаться, и папа снова хватает меня, принося извинения молодому человеку.
— Это моя дочь. У неё своевольный характер. Живо поклонись князю и извинись.
Но я лишь стою, вылупив глаза. Я слишком мала, чтобы оценить человеческую внешность, но даже в столь юном возрасте могу постичь столь несравненную красоту. Я долго молчу, пока ни выдаю:
— Вы такой красивый. Правда, что вы самый статный мужчина во всем племени сюнну? Но Юйдань тоже хорош. Интересно, когда он вырастет, то будет так же красив как вы?
Мужчина дважды откашливается и с небольшой усмешкой переводит взгляд на папу, а затем поворачивается усмирить быка. Закрыв мой рот ладонью, папа тут же извиняется, что не научил меня надлежащим манерам.
Бык постепенно успокаивается, и незнакомец осторожно ослабляет хватку. Он оборачивается и видит, что отец одной рукой закрыл мне рот, а второй схватил за руки, а я пинаюсь и оттаптываю ему ноги.
Незнакомец одаривает папу понимающим взглядом и замечает:
— Её, конечно, укротить труднее, чем разъяренного быка.
Как он посмел сравнивать меня с коровой! Я впиваюсь взглядом в наглеца, отчего тот только смеется.
— Раз у учителя ещё много неотложных дел, я пойду.
Как только незнакомец уходит, папа тащит меня в палатку. Я думаю, что он отхлестает меня как лошадь: кочевники так часто наказывают своих непослушных детей — и готовлюсь к большой взбучке. Но вместо этого папа достает гребень и заставляет меня ровно сесть.
— Ну что у тебя с волосами?! Может, господин и самый красивый мужчина в племени, но прямо сейчас ты, бесспорно, самая уродливая девочка на равнинах.
Я тут же замираю и вглядываюсь в бронзовое зеркальце.
—Уродливее, чем та беззубая бабушка, которую мы видели на днях?
— Да.
— Уродливее, чем толстушка, что едва может передвигать ноги?
— Да.
Я разглядываю отражение в зеркале: в волосах трава, кончик носа и щека в грязи — ну просто маленькая хрюшка. Красят меня лишь пара ярких глаз, чистых как зимние звезды.
Папа моет мое лицо, придирчиво выбирает все травинки и расчесывает волосы.
— Давай заплетем две косы. Первую сделаю я, а ты внимательно посмотришь и попробуешь заплести вторую. Уверен, когда мы закончим, ты станешь самой красивой девочкой на свете.



Меня будит треск тлеющих угольков. Братец довольно потягивается и снова ложится спать. Я глажу его по спине и вновь погружаюсь в воспоминания.
Тогда мне было около семи или восьми лет, и я прожила с папой лишь год. В тот день я научилась заплетать косы и впервые встретилась с Ичжисе. Хороший друг моего отца, дядя Юйдана, младший брат шаньюй⁴, левый лули⁵ племени. Он часто приходил повидать папу, и мы сблизились. Ичжисе всегда брал меня с собой на охоту.



— Юй Цзинь, если не выучишь «Государственную политику», то хоть волосы на голове рви, но на пир не пойдешь, — говорит надоедливый отец, не отрывая глаз от каллиграфии.
В памяти всплывают слова Ичжисе, что я напоминаю коротко стриженную овечку. Я с силой дергаю локоны, пялюсь на бамбуковую книгу⁶ перед собой и начинаю грызть ногти.
— Почему ты не учишь Юйдана, он же твой ученик? Или попроси Ичжисе. Он был бы счастлив, он любит ханьские⁷ книги. А мне нравится лишь охота.
Папа прожигает меня взглядом, и я неуверенно добавляю:
— Юйдань не просит, чтобы я не обращалась к нему как к сыну вождя. Да и Ичжисе говорит, что я могу обращаться к нему по имени. Так почему мне нельзя этого делать?
Папа тяжело вздыхает:
— Так уж устроен этот мир. Они могут обращаться к тебе по имени, но ты нет. Разве в стае волков молодняк не проявляет уважение к старшим? Даже если мы не будем затрагивать статус, то вспомни о возрасте. Принц Юйдань старше тебя на четыре-пять лет, а левый лули на семь или восемь, ты должна проявлять к ним уважение.
Я понимаю, что папа хочет сказать, и согласно киваю:
— Хорошо! В следующий раз я буду обращаться к Юйданю как к наследному принцу, а Ичжисе как князю. Но сегодня мне так хочется отведать отварной баранины! Я хочу на пир и совсем не желаю заучивать какую-то «Государственную политику». Юйдань твой ученик, пусть сам её учит.
Папа вынимает мою ладонь изо рта и вытирает платком.
— Тебе уже почти десять, а ты всё отказываешься расти. В твоем возрасте левый лули уже участвовал в сражениях.
Я чванливо вздергиваю подбородок и хвастаю:
— Но в охоте на кроликов ему со мной не сравниться.
Тут я вспоминаю о своем обещании и захлопываю рот.
— Я обещала князю никому об этом не говорить, иначе он не больше не возьмет меня с собой. Пожалуйста, не говори ему, — бормочу я под нос.
Папа усмехается:
— «Государственная политика»?
В досаде я бью по столу и кричу на папу:
— Злодей! Ты ничем не отличаешься от негодяев в книгах. Вот сейчас сяду и всё выучу.


Шаньюй присылает гонца за отцом. И хоть перед уходом он несколько раз наказывает выучить книгу, мы с ним прекрасно понимаем, что все его слова влетают в одно мое ухо, а через другое вылетают. Отец беспомощно смотрит на меня в последний раз, качает головой и уходит. Я тут же откладываю книгу в сторону и радостно выбегаю из палатки. Пора играть!
На пустынном склоне, расположившись прямо на толстом ковре трав, лежит Ичжисе. Я подкрадываюсь, чтобы напугать его, но он неожиданно вскакивает и вместо этого пугает меня. Я смеюсь во весь голос и обхватываю его шею обеими руками.
— Ичже… левый лули, почему вы здесь? Я слышала, вы женитесь на принцессе, и сегодняшний пир в вашу честь.
Ичжисе усаживает меня к себе на колени.
— Отец снова читал тебе лекции о надлежащих манерах? Сколько раз я ему говорил, что сюнну не заботят формальности, но он всегда так учтив. И да, ты права, я женюсь.
Я вглядываюсь в его лицо.
— А почему у вас такой грустный вид? Разве она не красавица? Юйдань говорит, что она единственная дочь великого генерала, и все хотят взять её в жены. Если Юйдань не был бы так молод, то шаньюй отдал бы принцессу ему.
Ичжисе улыбается.
— Глупенькая, внешность это ещё не всё. Я не несчастлив или недоволен. Просто для особой радости повода нет.
— Папа говорит, что супруги проживают вместе всю жизнь, а значит видят друг друга каждый день. Представьте, как было бы тяжело каждый день смотреть на уродину. Когда придёт время выходить замуж, я хочу найти себе самого красивого мужа. — Я внимательно изучаю его точеное лицо. — По крайней мере, красавца не хуже вас.
Ичжисе смеётся и треплет меня по щёкам:
— И сколько же тебе лет, что ты в такой спешке желаешь покинуть своего отца?
Моя улыбка замирает, и я с грустью спрашиваю:
— Вы с Юйданем знаете свой точный возраст?
Он спокойно кивает в ответ.
— А я нет! — тяжело вздыхаю я. — И папа тоже. Он говорит, что мне около девяти или десяти. Но если меня кто-нибудь спросит, я не смогу ответить.
Ичжисе с улыбкой берет меня за руку.
— А разве это не замечательно? Мы все вынуждены честно отвечать на вопрос про свой возраст, а у тебя есть выбор.
В моих глазах загорается ликующий огонек.
— Да! Да! Я могу решать сама. Так что выбрать, девять или десять? Хочу десять, тогда Му Дадуо придется называть меня старшей сестрой! — радостно кричу я.
Ичжисе расплывается в улыбке и, гладя меня по голове, поворачивается в сторону горизонта. Я упрямо тяну его за руку.
— Айда ловить кроликов!
Но он соглашается не с такой радостью, как обычно. Вместо этого он зачарованно смотрит на восток. Я вытягиваю шею, чтобы понять, что он там усмотрел. Но до самого горизонта лишь коровы и овцы, да случайный орел пролетит в вышине — всё как всегда.
— На что вы смотрите?
Ичжисе отвечает вопросом на вопрос:
— Что ты видишь на юго-востоке?
Хмурю брови.
— Коров и овец. Горы, равнину, а за ними пустыню Гоби. Если продолжать двигаться вперед, то окажешься в империи Хань, на родине моего отца. Говорят, там очень красиво.
В глазах Ичжисе читается удивление и замешательство.
— Тебе отец так сказал?
Я киваю. Уголки его рта немного изгибаются, но улыбка выходит холодной.
— Наши равнины, озера, горы и реки тоже очень красивы.
Я согласно киваю и кричу:
— Наш склон Яньчжи самый красивый, а гора Цилянь самая щедрая.
Ичжисе усмехается:
— Хорошо сказано. Прямо на юго-востоке — империя Хань. Самой в ней нет ничего необычного, но нынешний ханьский император человек особенный.
— Он краше вас?
Я с любопытством смотрю на восток.
— Как плохо, что я родился настолько поздно, и мне остается только наблюдать, как они приближается на запад, и земли ханьской империи постепенно расширяются. Некий Вэй Цин уже доставляет нам головную боль. Если в будущем появятся еще несколько генералов с таким же характером и аппетитом как у императора, то боюсь рано или поздно нам придется воевать за наши Яньчжи и Цилянь. Когда этот день настанет, мы больше не сможем сидеть здесь и смотреть на простирающийся под нашими ногами край. Мне ненавистно видеть, что члены племени ослеплены богатством ханьской империи и приятным обращением ханьского императора. Наши кланы погибают, но они всё равно продолжают искренне целовать ханьцев, — медленно произносит он, устремив взор в одну точку впереди, наполовину равнодушно, наполовину с горечью.
Я смотрю на восток, перевожу взгляд на Ичжисе и машинально засовываю ладонь в рот, одновременно грызя ногти и уставившись на Ичжисе. Он нежно проводит пальцами по моим векам, на мгновение касается губ и с улыбкой качает головой:
— Будем надеяться, что через несколько лет ты сможешь понять, о чём я говорю, и не откажешься сидеть подле и слушать мои речи.
Он вытаскивает мою руку изо рта, вытирает своим рукавом и поднимает на ноги.
— Я хочу вернуться. Сегодняшний пир устроен в мою честь, и мне нужно подобающе одеться. Даже если только для виду, но если я этого не сделаю, то многих огорчу. А у тебя какие планы?
Я оглядываюсь по сторонам и немного скучающе отвечаю:
— Я пойду искать Юйдана. Сегодня будет соревнование лучников. Хочу на него посмотреть. Вот только надеюсь, на глаза отцу не попасться.



Расслабленная и веселая атмосфера праздника сменяется гробовой тишиной. Я стою на коленях перед Ичжисе, еле удерживая от страха поднос с головой барашка. У шаньюй нервно дергается уголок рта, папа сидит с беспомощным видом, Юйдань просто в ярости. Наконец мой взгляд останавливается на Ичжисе. На мгновение его брови сходятся на переносице, на лице исчезают все эмоции, но в глазах остается тепло. Только благодаря нему мне удается унять дрожь.
Ичжисе встает и обращается к шаньюй:
— Вождь, Юй Цзинь никогда не лицезрела мощи шаньюй и перепутала гуся с ястребом. Не сомневаюсь, что сегодняшний герой племени — принц Юйдань. На соревновании он блестяще поразил все цели и показал себя непревзойденным стрелком. Сегодня он доказал, что станет будущим владыкой этих равнин.
Он наклоняется забрать у меня поднос и вдруг неожиданно улыбается и подмигивает. Ичжисе подходит к столу Юйдана и, опустив голову, становится перед ним на колени, протягивая угощение обеими руками.
Гости хлопают и смеются, хваля мастерство Юйдана и приговаривая, что он истинный сын своего отца. Все встают выпить за него тост. Юйдань, взяв серебряный нож у слуги, подходит к коленепреклонному Ичжисе, отрезает кусочек мяса с головы барашка и бросает себе в рот. Всю церемонию Ичжисе кротко стоит на коленях со склоненной головой. Наконец, шаньюй расплывается в улыбке и подходит помочь Ичжисе встать. Ичжисе улыбается и делит с вождем тост.
Я единственная не улыбаюсь, в отчаянии прижимаясь к отцу. Только что я стала свидетельницей сцены, которые не смогла понять до конца. Из-за моей неосмотрительности Ичжисе пришлось стать на колени и склонить голову перед тем, кто моложе и меньше, чем он.
Отец улыбается, гладит мои щеки и тихо произносит:
— Послушная девочка, не нужно печалиться, улыбнись. Если ты так раздосадована, то лучше внимательно обдумай свои ошибки и избегай повторить их в будущем. Старательно поразмысли, что ты сделала не так. Пойми, почему князю пришлось так поступить. Ты учишь наизусть тракт «Государственная политика», и всё же ещё не осознала, что есть политическая тактика. Кажется, я потерпел неудачу при воспитании дочери. Мне тоже есть над чем раскинуть умом.



Я не умею кататься на лошадях, поэтому не могу уехать далеко поиграть. Из двух человек, которые готовы нарушить волю отца и увезти меня повеселиться, к одному я боюсь подойти, потому что накликала на него беду, а другой злиться на меня и не будет искать встречи.
Я вижу, что Юйдань привел коня на водопой, громко фыркаю и демонстративно ухожу играть на другой берег озера. Юйдань сверлил меня взглядом полдня, и я притворяюсь, что не замечаю его.
— Ты не умеешь плавать. Не заходи глубоко, а то утонешь! — предостерегает он.
Я делаю ещё несколько шагов вперед, внимательно вглядываясь в глубины вод, чтобы понять безопасно ли идти дальше. Юйдань хватает меня за шиворот и тащит подальше от озера.
— Ты сам не умеешь плавать, и кишка у тебя тонка. А я не боюсь, — зло откликаюсь я.
Юйдань сердито улыбается и замечает:
— Это я должен кричать и злиться, а не ты.
От воспоминаний о событиях того вечера мое лицо заливает краской. Юйдань выбрал меня для церемонии, но я поднесла голову барашка Ичжисе, а не шаньюй, тем самым оскорбив вождя и накликав беду на своего героя.
Молча опускаю голову. Юйдань с улыбкой хватает меня за руку.
— Если ты больше не злишься, пошли играть.
Я натянуто улыбаюсь, но киваю.
Мы беремся за руки и бежим.


В десять лет, ради Ичжисе, я впервые серьёзно задумалась, зачем папа заставляет меня учиться каждый день, и впервые попыталась разобраться в отношениях между шаньюй, Ичжисе и Юйданом. Я начала осознавать, что хоть они и близкие родственники, но очень вероятно могут стать заклятыми врагами, как описано в ханьских книгах.



Молодая жена Ичжисе проводит гребнем по волосам, мило наклоняет головку и с улыбкой спрашивает мужа:
— Князь, я научилась этой прически у яньчжи⁸. Хорошо ли у меня получилось?
Ичжисе отрывается от чтения и со скучающим взглядом смотрит на прическу принцессы. Улыбка на её лице постепенно угасает. Заметив свою оплошность, Ичжисе небрежно выхватывает цветок из вазы на столе, подходит к «госпоже своего сердца» и украшает волосы жены. Положив ладони на её плечи, он с улыбкой произносит:
— Ты у меня прекрасна без всяких ухищрений.
Щеки принцессы заливает румянец, она поднимает головку и нежно припадает к Ичжисе.
Я морщу лоб и вздыхаю, уже повернувшись уйти. И тут за спиной раздается женский оклик:
— Кто здесь?
Ичжисе тут же кричит:
— Юй Цзинь, заходи, не прячься!
Я мнусь у входа. Лишь втянув щеки и нацепив на лицо сладенькую улыбку, я спокойно вхожу в шатёр, здороваюсь и кланяюсь принцессе. В глазах Ичжисе загорается огонек изумления, но лицо освещает улыбка, стоит ему увидеть наш обмен любезностями.
Принцесса с улыбкой интересуется:
— Как князь смог узнать, что на улице Юй Цзинь?
— Только она имеет привычку свободно разгуливать по шатрам; даже солдаты её не трогают. Кроме неё, кто ещё осмелился бы подслушивать?
Ичжисе подходит к столу и возвращается к чтению.
Принцесса обращается ко мне:
— Юй Цзинь, давай сходим навестить яньчжи! Она столько всего знает о ханьских диковинках и многому может нас научить. Сделаем тебе красивую прическу?
Я усмехаюсь и качаю головой:
— Такая прическа требует умелые руки, её может создать лишь мастер. Я слишком глупа и не наделена особыми талантами. Мне под силу лишь кролика поймать.
Принцесса улыбается и чмокает меня в щечку.
— Какая смекалистая девочка, и почему люди говорят, что у неё дикий нрав? Наоборот, чем больше я на тебя смотрю, тем больше ты мне нравишься. Ну, раз ты не идешь, придется идти одной, вот только боюсь, сегодня у князя нет времени вести тебя на охоту.
Принцесса кланяется Ичжисе и выходит из палатки. Стоит пологу упасть, как я энергично тру щеку рукавом. Ичжисе укоризненно машет рукой и качает головой. Я тихо вздыхаю и поворачиваюсь уйти.
— Подожди!
Я оборачиваюсь и смотрю на Ичжисе. Он быстро преодолевает расстояние между нами и берет меня за руку.
— У меня есть время на прогулку.

1. Ли (里) — китайская единица измерения расстояния. В древности составляла 300 или 360 шагов (步), современное общепринятое значение — 500 метров. В китайских идиоматических выражениях тысяча, десять тысяч ли означают очень долгий путь. Существует древняя китайская пословица: Дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Великая китайская стена по-китайски называется «стеной длиной десять тысяч ли».

2. Лес Ху Ян — это лес тополей, расположенный в Суньцзян (регион на северо-западе Китая). В переводе Ху Ян означает «прекраснейший». Растут эти деревья лишь в пустыне, и краше всего именно осенью.



3. Сюнну - китайское название племени хунну, древнего кочевого народа, населявшего степи к северу от Китая. Именно для защиты от их набегов Цинь Шихуаньди построил Великую китайскую стену. Существует мнение, что это хунну дали начало новому народу, известному в Европе как гунны.

4. Шаньюй — титул главы сюнну. Избирался племенной аристократией, правил пожизненно. Управлял совместно с советом родо́в. Китайские хронисты оценивали этот титул как примерно равный царскому (ван), но в некоторые годы шаньюя признавали равным императору (Хуан-ди).

5. Лули — титул представителя знати у сюнну. Аналог титула князя. Левый лули означает, что И Чжи Се фактически второй человек в племени после вождя (шаньюй) и его наследника.

6. Во время действия романа бумага ещё не изобретена. Книги писали на бамбуковых планках. Эти дощечки крепились между собой в определенной последовательности веревками через специальные отверстия. Каждая страница такой книги размещалась на отдельной деревянной планке и была в длину от 20 до 70 см, а в ширину 10-15 см. На одной планке помещалось около 40 иероглифов. Поэтому книги получались крайне громоздкими. Одна такая книга могла занять целый воз, иногда даже несколько возов. Из-за подобного недостатка читать книги на планках было крайне неудобно. Еще одним минусом подобных книг были крепления страниц в виде веревок из кожи или ткани, т.к. со временем кожа лопалась, а ткань перетиралась. В конечном итоге планки путались или вообще терялись.

7. Хань (206 до н. э. — 220 н. э.) — китайская династия и период истории Китая перед эпохой Троецарствия. Свидетельством успеха ханьской внутренней политики стало то, что она просуществовала дольше любой другой правящей династии в китайской истории. Правление и институты этой династии послужили чтимым образцом для всех последующих. Более того, основная этническая группа китайцев по имени династии стала называться хань.

8. Яньчжи - княжна или царица у сюнну. Речь идет о матери Юй Даня.

Мы поднимаемся по тропе, убегающей в горную высь.
— Я так давно тебя не видел. Я приходил к твоему отцу, но тебе нигде не было. Ты помирилась с Юйданем?
Я киваю, затем трясу головой.
— Вы снова поссорились? Если разыграешь подобный спектакль перед Юйданем, он будет очень счастлив, — шутливо замечает Ичжисе.
«После грандиозной свадьбы все на равнинах знают, что вы до безумия любите принцессу. Я не хотела ставить вас в трудное положение и намеренно любезничала с принцессой, но зачем вам её обманывать? Неужели Юйдан прав, и вы носите принцессу на руках, только потому что её отец управляет огромной армией? Или вы лишь хотите, чтобы ваша супруга была счастлива, и поэтому не имеет значения, понравилась вам её прическа или нет?»
Я уныло смотрю вперед и вяло отвечаю:
— Вы тоже неискренни. Вы не любите ханьские прически, но утверждаете обратное.
Ичжисе сбрасывает с себя халат, расстилает его на траве и усаживает меня подле себя. Он рассматривает меня какое-то время и тихо вздыхает:
— Юй Цзинь, ты начинаешь взрослеть.
Я обнимаю колени и тоже вздыхаю:
— Вам тяжело пришлось на пиру? Это всё моя вина. Я послушалась папу и обдумала свои действия.
Ичжисе с улыбкой всматривается вдаль. Он не отвечает, тяжело ли ему пришлось. Я любуюсь на его профиль, пытаясь понять, счастлив ли он сейчас или нет.
— Почему ты поссорилась с Юйданем? — вдруг интересуется он.
Я надуваю губы, морщу брови и долго-долго молчу. Ичжисе изумлено поворачивает голову:
— С каких пор ты стала такой застенчивой?
Я прикусываю губу.
— Юйдань сказал, что вы играете со мной только из-за папы. Это правда?
Он опускает голову и смеётся, а я с тревогой жду ответа. Но он всё смеётся да смеётся. Я бросаю на него злобный взгляд. Ичжисе откашливается, чтобы унять смех. Внимательно изучив мои глаза, он внезапно опускает голову и шепчет мне на ухо:
— Всё из-за твоих глаз.
Он пристально смотрит на меня, полностью уйдя в свои мысли, но кажется словно все самые сокровенные тайны его души медленно отображаются в уголках глаз, однако я не могу их понять.
«Всё из-за моих глаз»? Я с сомнением ощупываю их. Даже хорошенько обдумав эти слова, а всё равно не понимаю их смысл. Однако с души спадает камень. Губы расплываются в улыбке, и я начинаю смеяться. Дело вовсе не в отце! Вот бы и остальные относились ко мне также.


Я прячу лицо в коленях и тяжело вздыхаю от невыразимой боли в сердце. Глупая Юй Цзин. Почему ты так поздно поняла, что если Ичжисе мог обмануть жену, то почему должен был говорить правду маленькой девочке? Возможно, Юйдань был прав, а я просто не желала его слушать, а папа глупо доверял Ичжисе. Вспыльчивый Юйдань оказался самым здравомыслящим среди нас. Юйдань, Юйдань…
Луна спускается к горизонту, медленно догорает костер. Угли красны, но не дают много тепла, подобно солнцу на закате в день, когда Юйдань взял меня разорять птичьи гнезда.



«Книга гимнов и песен», «Весны и осени», «Государственная политика», «Искусство войны»⁹…
Я с ужасом понимаю, что мне это и за всю жизнь не осилить. Почему я должна столько учиться? Зачем мне целыми днями зубрить дворцовую политику и основы военного дела?
— Юй Цзинь! — кричит Юйдань у входа в палатку.
Я тут же бросаю бамбуковую книгу на пол и бегу к другу.
— Куда пойдем играть?
Слишком поздно я осознаю, что снова не поприветствовала его с должным почтением. Поспешно стараюсь загладить оплошность.
Юйдань отвешивает мне подзатыльник.
— Мы не столь строго придерживаемся этикета как ханьский народ. Не хочу, чтобы ты подрожала господину и выросла глупой женщиной.
Я отвешиваю подзатыльник в ответ.
— Твоя мать из Хань. Разве её можно назвать глупой?
Юйдань берет меня за руку, и мы несемся сломя голову.
— Раз она вышла за отца, то стала сюнну.
Он усаживает меня на лошадь, и мы скачем в одном седле.
— Почему отец не разрешает тебе учиться верховой езде?
— Думаешь, он мне разрешит? Первые два года я постоянно убегала. Ты даже помогал меня ловить! Отец считает, что кататься верхом не так уж важно, да и времени на книги остается больше.
— Отец говорит, что в следующем году я могу взять жену. Он спросил нравится ли мне дочь юсяньвана¹⁰, но я хочу попросить в жены тебя, — с улыбкой произносит Юйдань.
Я качаю головой.
— Нет. Когда я вырасту и узнаю больше о боевых искусствах, то хочу путешествовать по миру. К тому же, шаньюй и мой папа не согласятся на этот брак. Ты сын вождя и будущий шаньюй племени. Дочь юсяньвана лучшая партия, чем я.
Юйдань останавливает лошадь и помогает мне слезть.
— Я могу упросить отца. Как только ты выйдешь за меня, то станешь будущей яньчжи и сможешь поехать куда угодно. Ты будешь хозяйкой своей жизни, и никто не сможет заставить тебя учиться.
— Но твоя матушка никуда не ездит! Она почти никогда не улыбается и не кажется особо счастливой. В одной ханьской книге говорится, что даже правитель не может делать всё, что ему заблагорассудится.
— Это всё от их глупости. Я вот буду делать всё что захочу, — пренебрежительно отвечает Юйдань.
Я качаю головой от смеха и замечаю:
— Значит, левый лули глуп? Он говорил мне, что человеку в жизни приходится претерпевать трудности.
Юйдань впивается в меня взглядом и, опустив голову, уходит вперед:
— Ичжисе то, Ичжисе сё! Ненавижу!
Я строю ему рожицу вслед и бегу нагонять.
— Он твой дядя, и пусть ты сын вождя, тебе всё ещё нельзя называть его по имени. Если бы тебя услышал мой отец, знаешь, какую трёпку он бы тебе задал.
Юйдань раздраженно спрашивает:
— Почему вы все так его восхваляете? Левый лули храбр и искусен на поле боя, левый лули искренен и прямолинеен, левый лули умён и прилежен…
Я хлопаю в ладоши и дразнюсь:
— Кажется, кто-то завидует.
— А чему? Придет день, когда ему придется кланяться мне при каждой встречи, — отвечает Юйдань с холодной улыбкой.
Мое сердце охватывает странная дрожь, и я торопливо хватаю Юйданя за руку.
— Пожалуйста, не злись. Я не говорила, что он лучше тебя. У него есть свои достоинства, а у тебя свои. Сейчас ты ему ровня, но придет день, когда ты его превзойдешь.
Гнев Юйданя сменяется на улыбку:
— Давайте прекратим говорить о нём. Я привез тебя посмотреть на птиц, а не обсуждать дядю.


Мы осторожно заползаем под кустарник, стараясь не издавать лишнего шума, как вдруг замечаем движение неподалеку. Обменявшись взглядами, мы тихо подкрадываемся и цепенеем от удивления…. Мой папа и мама Юйданя сидят плечом к плечу с лицами бледнее снега. По щекам мамы Юйданя катятся слезы. Она кладет голову на папино плечо и плачет навзрыд. В тот момент я ломаю голову над тем, кто мог обидеть её и почему она не идёт жаловаться мужу. У Юйданя начинают дрожать руки, и он тянет меня уйти. Отец слышит нас, подпрыгивает и кричит:
— Кто здесь?
Я так боюсь, что хочется бежать, но, к моему удивлению, Юйдань с мертвенно-бледным лицом вытаскивает меня на поляну и молча становится перед отцом и яньчжи.
Отец с болью смотрит на меня и Юйданя, но яньчжи невозмутима. Она бросает холодный взгляд на сына и неторопливо проходит мимо нас, ни разу не оглянувшись.
Я перевожу взгляд с отца на Юйданя. Первоначальный неописуемый страх уже давно исчез, оставив за собой лишь раздражение. Я топаю ногой и кричу:
— Почему вы так смотрите друг на друга?! В конце концов, это не кулачный бой, где сверлишь соперника глазами. Юйдань, если ты хочешь что-то узнать, просто спроси. Отец, если ты хочешь что-то объяснить — говори.
Отец то открывает, то закрывает рот, но в тот момент как он собирается с духом, Юйдань неожиданно отпускает мою руку и убегает, что след простыл. Отец глубоко вздыхает и тянет меня на прогулку.
— Я же наказал тебе учиться, почему ты снова здесь?
Я держу его за руку, наполовину повиснув на нём мертвым грузом.
— Я училась, пока терпение не кончилось. Принц позвал меня поиграть, и я пошла с ним. Но я не понимаю, почему яньчжи так плакала? Почему принц рассердился?
Отец горько улыбается.
— Отношения между мужчиной и женщиной… даже если я объясню, ты всё равно не поймешь.
— Если ты не объяснишь, то я никогда не пойму. Не ты ли всегда говорил, что я несведуща в чувствах? Вот прекрасная возможность посоветовать и научить меня на собственном примере.
Папа треплет мои волосы и подводит к озеру. Мы усаживаемся на берегу. Взгляд отца устремлен на водную гладь, но глаза пусты.
— Я знаком с мамой Юйданя с юных лет. В те времена она была простой дочерью чиновника, а не принцессой. Да и я был другим человеком. В горячке юности я всем сердцем желал сделать блестящую карьеру, добиться успехов… мы… мы…
Я тихонько произношу:
— «Вот молодой человек и с ним дева, шутят-смеются друг с другом они и в дар подносят пионы»… вы поднесли друг другу в дар пионы¹¹.
Отец гладит меня по спине и отвечает:
— Ты выучила и поняла «Книгу гимнов и песен¹²». Хотя мы поднесли друг другу не пионы, смысл остается прежним.
— Так как же она стала женой шаньюй? Почему не осталась с тобой? Разве когда даришь пионы, не становишься как «чета фениксов в полете¹³»?
Папа тихонько смеется:
— Почему? Тебе короткую или длинную версию?
Отец продолжает смеяться, но мне отчего-то становится страшно. Я прижимаюсь к отцу и кладу голову ему на колени.
— Тут завязаны высшие интересы страны. За все прошедшие года династия Хань не смогла ни победить, ни завоевать сюннов, и императорская семья решила пойти на брачный союз, чтобы подарить народу мир и положить конец бесчисленным смертям. Однако император не смог расстаться с собственной дочерью, поэтому выбрал самую красивую и талантливую дочь чиновника, дал ей титул принцессы и выдал за шаньюй. Я был недостаточно храбр и чрезмерно осторожен. Я не посмел ослушаться приказа и не обрек её на ссылку на краю земли. Она же не могла навлечь на родителей позор и бесчестье. Ей оставался лишь один путь — стать женой шаньюй. Если бы он отнесся к ней хорошо, то его нецивилизованность, отсталость и отсутствие манер не имели бы значения. Но шаньюй не знает, как ценить женщин. Она лишь оплакивала свою горькую судьбу. Сын вождя рассердился, потому что понял ситуацию превратно, но даже после всего сказанного и сделанного он всё равно остается сюнну. Есть множество вещей, которых ему не дано понять. Он неспособен постичь боль своей матери.
Отец слегка вздыхает.
— Если бы мы родились несколько лет спустя, когда нынешний император взял бразды правления, возможно, нам бы выпала иная судьба.
Эти слова кажутся мне до боли знакомыми. Я вспомнила, как два года назад, в день свадьбы Ичжисе сетовал на склоне горы, что хотел бы родиться несколькими годами ранее. Тогда бы он смог сразиться с императором Хань и определить победителя и проигравшего вместо того чтобы наблюдать как Хань продолжает расширять свою империю на запад. Один хотел родиться позже, другой раньше.
Заметив, что я глубоко ушла в раздумье, отец спрашивает:
— Ты поняла?
— Немного. Я поняла часть об императоре, шаньюй, ханьцах и сюнну, но я всё ещё не понимаю, почему Юйдань так рассердился. Я постараюсь хорошенько всё обдумать и успокоить Юйданя. Отец, ты заставляешь меня учить те тексты, так как хочешь, чтобы я не стала просто цветком?
— Да. Не знаю правильно ли я поступил не найдя тебе учительницу по вышивке и шитью, не научив готовить и убирать. Яньчжи знает все женские премудрости, но всё равно страдает. Я мог бы помочь Юйданю добиться успехов при императорском дворе, но в вопросах гарема я совершенно бесполезен.
Я трясу папино плечо, поднимаю голову и торжественно произношу:
— Я никогда не стану изнеженным цветком. Я хочу быть подобно огромному дереву, чтобы никто не смог меня обидеть.
Папа треплет мои волосы.
— Ну, характером ты у меня точно не в цветок пошла. Ты слишком прямолинейна, поэтому я хочу, чтобы ты научилась думать, наблюдать за людьми и отличать добрый умысел от дурного. Учись выстраивать стратегию. Сдерживай свой упрямый нрав, иначе не сможешь защитить себя. Иначе гуманнее было бы оставить тебя с волками.
Я бормочу, что не хочу быть человеком, но папа смеётся и отвечает, что я уже человек и не могу вернуться к прошлому. Я недолго молчу и тут радостно вскакиваю:
— Но когда Юйдань станет шаньюй, яньчжи сможет выйти за тебя замуж?
Папа смотрит на гладь озера и качает головой:
— В день, когда Юйдань станет шаньюй, я увезу тебя на Центральные равнины¹⁴. Как моя дочь ты не можешь оставаться у сюнну вечно. Поэтому я обучил тебе ханьскому письму и запрещал изучать язык сюнну. Она… она станет вдовствующей императрицей¹⁵. Юйдань — почтительный сын, он хорошо о ней позаботится.
Такой ответ меня сильно озадачил.
— Почему ты не женишься на яньчжи? Не хочешь? У сюнну не так много запретов как у ханьцев, и яньчжи может вступить в повторный брак.
— Бывают мимолетные ошибки, которые не исправить за целую жизнь. Множество моментов не обратить вспять, — отвечает папа сам себе.
Я трясу его за плечо:
— Почему?
— Спросишь ещё раз, когда подрастешь. — Он собирается уходить. — Вернемся домой! Тебе ещё уроки делать, а то останешься без ужина.



Не прошло и года, как шаньюй неожиданно скончался…



Я внезапно встаю и делаю несколько глубоких вздохов. На востоке поднимается солнце. Похоже я всё ещё не способна спокойно думать о прошлом, не чувствуя острой боли в груди. Прошлое напоминает тлеющие угольки на земле: всего лишь пыль, но если вздумаешь схватить её, то ненароком обожжешь руку. Но придет день, когда они остынут…
Последние слова папы всё ещё эхом отдаются в ушах.
«Юй Цзинь, отец подвел тебя. Я надеялся, что смогу увидеть, как ты выйдешь замуж, заведешь детей… но теперь… теперь я не смогу вернуться в Центральные равнины вместе с тобой. Ты должна проделать весь путь в одиночку. На сей раз ты — кролик, а они — волки. Беги, беги и не оглядывайся! Только на Центральных равнинах ты будешь в безопасности. Обещай, что будешь жить. Независимо от поджидающих тебя преград, живи всем сердцем, будь счастлива. Это мое единственное желание».
Солнце радостно освещает землю. Я умываю лицо в ярких лучах и восклицаю:
— Папа, я живу и очень счастлива! Ты и яньчжи должно быть тоже счастливы. И ты, Юйдань…
Отец никогда не хотел мне волчьей жизни, желая, чтобы я уехала в Центральные равнины. Но мне не нужно туда убегать. На обширной земле сюнну меня никому не поймать. Даже Ичжисе, нынешнему шаньюй племени.

9. «Книга гимнов и песен» и «Весны и осени» — часть канонических конфуцианских трактатов «Пятикнижие». Является древнейшим китайским литературным памятником.
«Искусство войны» Сунь Цзы — самый известный древнекитайский трактат, посвящённый военной стратегии и политике. Является основополагающим текстом «школы военной философии».

10. Юсяньван - князь 2-го ранга у сюнну.

11. Отсылка на стихотворение «В третью лугу, праздник сбора орхидей» из сборника китайской поэзии «Книга Песен».

12. «Книга песен» («Шицзин) — один из древнейших памятников китайской литературы, уникальный источник информации о языке, идеологии, этике и традициях различных регионов древнего Китая, сопоставимый по значимости и стилистике с индийской Риг-ведой и древнеиранской Авестой.

13. Отсылка на другое стихотворение из сборника, «Ода Царю». Сравнение с четою фениксов намекает на согласие в супружеской жизни.

14. Имеется в виду Хань.

So-chan пишет:

О дорогая, огромное спасибо за такой прекрасный подарок и за возможность познакомиться не просто с творчеством нового автора, но познать магию востока. СПАСИБО!!!!

Со-Чан, поздравляю с новым переводом!!! Удачи и вдохновения!
Такая необычная для меня тема, что я даже прочла главу, вот как теперь ждать продолжение???? даже в оригинал полезть нельзя
Интересное начало, никогда правда не увлекалась китайской культурой и все эти термины... ну правильно) как китайский
Я так поняла И Чжи Се всех поубивал? А вроде таким хорошим представлялся

Кстати, трейлер у меня не показывает можно заменить? а то и инет такой плохой, что сама найти не могу(

Cerera пишет:
Ага, вижу проблему. Просто я видео сама вырезала из китайского потока и заливала на youtube. Сейчас постараемся все исправить.

Cerara, попробуй сейчас. Это я неправильно настройку поставила
Cerera пишет:
Тут я понимаю должен идти мой злодейский смех

Про сюжет спойлерить не буду. Скажу только, что основных мужских персонажей мы еще даже не встретили. А первая глава - это длиннющий пролог.

So-chan я закончила читать мой в восторге судя с обложки я думала наша девочка может перекидываться в волка, а она росла как маугли (извини за сравнение)

Возникло много вопросов, но если взять в расчет что это первая глава из 38 значит вопросов еще прибавиться.

So-chan пишет: Возможно твой смех здесь и звучит, а у читателей благодарные улыбки.


So-chan пишет: Эх, ну вот теперь я начинаю канючить и выпрашивать проду

Solitary-angel пишет:

Ты же знаешь, что я почти никогда не откладываю готовое в долгий ящик Вот не умею я заранее перевести полромана, чтобы потом его спокойно выкладывать. Все у меня как горячие пирожки.

Наши красавцы-удальцы появятся во второй главе

So-chan пишет:
Это ты обо мне , да я люблю перевести книгу или пол книги если не успею всю, а потом сидеть на папках, правда уже начинаю путаться, что отправляла, а что нет
So-chan пишет:
Ой да ладно, я такая же правда загораюсь по поводу новых серий и брежу пока не переведу. Как ты знаешь меня иногда останавливать надо
So-chan пишет:
Буду ждать

Solitary-angel пишет:

Честно, нет. Просто помню на одном сайте (тыкать пальцем не буду) как-то обсуждали, что пока треть романа не будет переведена, выкладку не начинать. И я тогда подумала: "Треть романа?! Да я же слюной изойдусь и от ожидания умру, что сижу на готовых главах как на бочках".

Опять я во флуд ушла. Ладно, вернемся к роману. Есть у кого какие понравившиеся эпизоды из 1-ой главы? Мне вот нравится, когда Юй Цзинь бычка пинала. Упрямая она у нас девочка. И люблю сравнение прошлого с углями из костра.

Мне очень понравился трейлер, красиво не то слово. Я уверена. что будет очень интересно читать этот роман, люблю фильмы про средневековый Китай. Принимайте в ряды читателей)))
So-chan, прямо видно, как тебе нравится книга, это потрясающе, ты прямо заряжаешь окружающих желанием так же полюбить её, как ты. Спасибо и вдохновения)))

So-chan, милая, а когда нам ждать продолжение?

Cerera пишет:
Вторая глава на редактуре (длина 17 страниц).

Третья еще у меня, и скорее всего будет разбита на куски.

So-chan пишет: Ого будем ждать

А мне на короткие главы никогда не везет (кроме подростковых книг ).

So-chan пишет: Тянет тебя на героические подвиги

*Итак, после долгого ожидания встречайте новую главу, в которой героиню ждут судьбоносные встречи*



Братец встаёт поприветствовать солнце: высоко задирает голову и протяжно воет. Его серебристый мех переливается на свету, а звук эхом отражается в небе. Я следую примеру Братца и тоже вою, высоко подняв руки, словно хочу обнять новый день.
Птицы в страхе скрываются среди разноцветных облаков. В воздухе витает дымка лёгкого морозца. Первые лучи рассвета освещают опадающие листья.
Я смеюсь и толкаю Братца:
— Кто первый до озера Юэяцюань!
Не успевает Братец повернуть головы, как я уже срываюсь с места.

За три года Братец вырос мне до талии. Я называю его Братцем, не потому что он старше¹, а из уважения. Когда я вернулась в стаю, ему ещё не было и года, и он только-только учился охотиться. Но теперь он стал вожаком. Хоть я постоянно пинаю его, когда мы одни, в глубине души я его очень уважаю.
Братец чувствует, что я в глубоком раздумье, и недовольно фыркает. Он считает себя самым красивым и сильным, первым под этими небесами: завидев его, волки сразу же признают его мощь, а волчицы падают ниц. Кроме меня. Возможно, он задаётся вопросом, как мы можем делить один мир.
Чтобы как-то различить волков, я пыталась дать им имена в числовом порядке: Первый, Второй, Третий… и так до Девяносто Девятого. Но с того момента как мы с Братцем начали обширную завоевательную кампанию, я совсем потеряла счёт на Девятнадцать Тысяч Девятьсот Девяносто Девятом. С тех пор прошло два года. Один раз завидев волка и не вспомнив его имя, мне ничего не оставалось как сдаться. Без животного обоняния тяжело различить все мордочки.
В прошлом Цинь² придерживалась политики дружбы с отдалёнными странами и нападения на соседей. В итоге династия объединила страну, победив девять вассальных князей. Придёт день, и мы с Братцем воплотим сей пример в волчьем мире.
Интересно, папа бы обрадовался или огорчился, узнай, что я использую полученное знание на завоевание волков. Будь я более чутким человеком и пойми всё намного раньше, то смогла бы помочь отцу. Сложилось бы тогда всё по-иному?
Вскоре мы с Братцем добегаем до цели. Озеро Юэяцюань поистине великолепно. Изогнутый в форме полумесяца источник, окружённый бескрайней пустыни, подобен ярко-зелёному нефриту, он никогда не пересыхает, спокойно расположившись среди поющих дюн назло могучим песчаным бурям — истинное чудо для кочевников³.

Мурлыкая под нос пастушью песенку, я сажусь расчесать волосы. Братец лениво вытягивается рядом, но заслышав моё пение, бросает неодобрительный взгляд и закрывает глаза. И хоть я верю, что Братец весьма необыкновенен, он никогда не находит меня прекрасной. По сравнению с покрытыми лоснящимся мехом волчицами я просто уродина.


В отблеске водной глади я вижу красавицу. За три года папина девочка превратилась в прелестную девушку. Возможно, я не могу назвать себя «скромной и добродетельной», но я знаю, что красива. Скорчив рожицу собственному отражению, я радостно киваю и даю Братцу знак, что мы можем уходить. Он довольно потягивается и убегает вперёд.


Мы стоим на гребне поющей дюны, наблюдая, как вдалеке собирается разбить лагерь маленький караван. Вспомнив, что запасы соли подошли к концу, а платье всё изорвалось, я припадаю к земле и обольстительно улыбаюсь Братцу. Однако он не тронут моей попыткой очаровать его. Судя по тому, как Братец пятится, морщит мордочку и пристально смотрит на меня, он увидел скалящееся чудовище. Я нежно вою ему, прося не уходить.
Я решаюсь обворовать купеческий караван. Братец неуверенно смотрит на меня, но поняв всю серьёзность моего намерения, отвечает, что не бросит. Я радостно обхватываю его шею, и он закрывает глаза, показывая, что едва выносит эти нежности, но всё же прижимается ко мне. С тех пор как я осталась без отца мне некого обнимать. Но к счастью, у меня есть Братец, пусть он и не может обнять меня в ответ.
Мы подкрадываемся к лагерю. Караван, на удивление, маленький, самое большее десять человек. Я никогда не видела такой малочисленный группы в пустыне. Интересно, чем они торгуют. Эти вопросы так поглощают меня, что я останавливаюсь, но Братец не желает ждать и легонько прикусывает мой зад. Пристыжённая и оскорблённая, я оборачиваюсь и щипаю его за ухо. Он видит, что я по-настоящему зла, и озадаченно наклоняет голову. Я покорно вздыхаю. Великий Повелитель Волков согласился пойти со мной на кражу, и я всего лишь крохотный человек по сравнению с огромным волком, чтобы обижаться. Однако я прошу больше не кусать меня за попу, иначе не буду делиться жареным мясом. Договорившись, я поворачиваю голову и продолжаю следить за купцами.
Одетый в чёрное ханец ставит на землю кресло-коляску. Другой мужчина, в фиолетовом, наклоняется откинуть занавес экипажа, и мне в глаза бросается белое одеяние. Этот белый не ослепляет как снег. Он очень тёплый и нежный, приятный и успокаивающий, сродни серебристому рассеивающему свету осенней луны — белизна чуть тронутая оттенком жёлтого. Постепенно становятся различимы черты незнакомца. Лицо его ясно как гладь спокойной реки, а стан подобен орхидеи и яшмовому дереву⁴. Он всего лишь сидит в повозке, а мне кажется, что сверкающая луна поднялась из-за Небесной горы⁵, а по пустыне подул весенний бриз.
Мужчина в фиолетовом желает помочь юноше слезть с экипажа, но тот лишь безразлично улыбается и отталкивает руку. Собственными силами он медленно опускается с повозки. Я распахиваю глаза, не веря увиденному. Неужели Небеса всегда ревнуют к красоте этого мира?
Юноша в белом отталкивается от края, чтобы сесть в кресло-коляску, но колёсико как нарочно начинает скользить. Он чуть не падает на песок, но к счастью вовремя успевает схватиться за перекладину повозки. Мужчина в фиолетовом несколько раз протягивает руку, чтобы помочь, но, всякий раз бросив взгляд на ханца в чёрном, одёргивает себя.
Обычно быстрое движение занимает у юноши очень много времени, но он не перестаёт улыбаться. Несмотря на возможность падения, он не теряет изящества. И пусть все вокруг в спешке разбивают лагерь, он двигается с предельной неторопливостью.
Незнакомец поднимает голову и оглядывает бесконечную гряду поющих дюн, пока его взгляд не останавливается на сокрытом меж песков озере Юэяцюань. Родник искрится в лазоревом небе ясным голубовато-зелёным отсветом. В глазах юноши читается восхищение. За тысячи лет пустыне так и не удалось поглотить озеро в форме полумесяца. Голубое небо, жёлтый песок, синевато-зелёная вода. Ни ветра, ни звука. Я привыкла лицезреть пейзажи пустыни каждый день, но белое одеяние незнакомца придаёт окружению немного мягкости. Видимо, даже природа может казаться одинокой.
Я так пристально смотрю на этого юношу, что почти забываю о цели. Словно проснувшись после забытья, я начинаю колебаться: а стоит ли у него красть. А почему бы и нет. К тому же этот молодой человек привлекает всеобщее внимание, даря мне такую прекрасную возможность.
Ханцы в чёрном и фиолетовом, словно башни-близнецы, неподвижно стоят за спиной своего господина — остальные же в спешке разбивают лагерь. Убедившись, что нас никто не видит, я приказываю Братцу ждать, а сама подкрадываюсь к верблюдам. Нужно залезть в седельную сумку и выяснить, что они продают, а уж потом решать, что конкретно мне нужно. А вот где держат соль, я, наверное, узнаю, только когда начнут готовить.
Купцы почти всегда пересекают пустыню Гоби на верблюдах, ведь их ждёт тяжёлый, изматывающий путь, так что я уже привыкла к этим животным. Нрав у них кроткий и послушный, а незаметно подкрадываться я давно научилась у волков. Однако я совершенно забываю о лошади, которая тянула экипаж, а сейчас, свободная от поводьев, спокойно лакомится соломой. Итак, стоит мне подкрасться к верблюдам, как эта, казалась бы, апатичная лошадь внезапно вытягивает шею и ржёт. Вот уж не думала, что ей тоже известно искусство войны: замани противника вглубь своей территории и покончи с ним одним ударом.
Двое ханьцев бросаются защищать своего господина, остальные окружают меня. Я пристально смотрю в глаза вонючей лошади. Уверена, в душе она смеётся надо мной. Ладно, сведу с ней счёты позже, сначала нужно убежать.
Я кидаюсь вперёд. Выпрыгивает Братец и преграждает дорогу двум преследователям. Мы бежим что есть мочи, как позади, слегка небрежно, раздаётся нежный голос:
— Если барышня уверена, что убежит от арбалета, который может выпустить семь стрел подряд, то вперёд.
Я останавливаюсь через несколько шагов. Братец тут же разворачивается и рычит на меня. Он не понимает всей опасности ситуации, в которую мы попали. Я морщу брови, давая понять, что он должен бежать, и поворачиваюсь защитить его.
Юноша держит в руках замысловатый небольшой арбалет, но опускает оружие, увидев, что я больше не собираюсь убегать. Мужчина в фиолетовом указывает на эмблему с изображением волка на каждом верблюде и произносит:
— Ты слепа или безрассудна? Вздумала напасть на нас? Даже пираты пустыни держаться от нас подальше.
Братец нервничает, что я не ухожу, и отказывается бежать в одиночку. Он прыгает передо мной и занимает агрессивную позу, готовясь атаковать в любой момент.
— Да это же волк! — восклицает Фиолетовый, поняв, что у меня не собака.
Все бледнеют и нервно оглядываются. Пустынные волки всегда ходят группами. Одиночка не представляет опасности, но стая может загрызть даже небольшую армию. Но сегодня они зря волнуются, ведь из-за своей беспечности я взяла лишь Братца, а остальные прибегут слишком поздно, даже если их позвать.
Юноша в белом целится в Братца, но не сводит с меня глаз. Я закрываю друга своим телом.
— Пожалуйста… не убивайте его... это я хотела у вас украсть… не он.
После возвращения к волкам, не считая подслушанных разговоров купцов, я впервые за три года слышу человеческую речь. Я постоянно говорила с Братцем, но, видимо, из-за волнения не могу связать и двух слов.
— Волк один? — добродушно спрашивает юноша.
«Неужели он думает, что если бы я была здесь не одна, то позволила задавать все эти вопросы», — думаю я в раздражении. И всё же я усиленно соображаю: сказать правду или соврать? Несколько раз взвесив все за и против, я решаю, что обманывать нехорошо. Да к тому же женская интуиция подсказывает, что он уже знает правду и просто хочет заверить своих людей.
— Да… один.
Мой ответ всех успокаивает. Караванщики поворачиваются и удивлённо разглядывают нас, гадая, как я смогла подружиться с волком. Юноша в белом откладывает арбалет в сторону и просит успокоить животное. Я киваю и «говорю» Братцу ждать сигнала к нападению.
— Так какую руку вы желаете мне отрезать?
Как-то я подслушала у торговцев, что за воровство преступнику отрезают руку в качестве наказания.
— Что ты хотела украсть? — спрашивает ханец в фиолетовом.
Я смотрю на свой изодранный наряд — обноски по сравнению с элегантной одеждой юноши в белом — и тихо отвечаю:
— Я хотела… украсть… платье.
Мужчина в фиолетовом выпячивает глаза в удивлении, не веря моему ответу.
— И всё?
— Ну, ещё соль.
— Я знаю сотни способов развязать тебе язык, так что лучше… — холодно произносит он.
— Принеси наряд, который мне подарили, — прерывает его юноша в белом. — Отсыпь соли, которая нам понадобится на сегодня, а остальное отдай ей.
— Но Цзю-е⁶…
Он замолкает, стоит господину впиться в него взглядом. Вскоре мужчина приносит голубое платье и вручает мне. Растерянно приняв наряд и маленькую баночку соли, я перевожу взгляд на своего благодетеля.
— В отряде лишь мужчины, так что это единственный женский наряд, что у меня есть. Его мне подарил друг в Лоулане⁶. Надеюсь, тебе понравится, — с улыбкой произносит он.
На ощупь ткань мягкая как баранье сало. Должно быть, это дорогой шёлк. Я понимаю, что подарок слишком ценен, и не должна принимать его, но не могу устоять перед искушением и застенчиво киваю.
— Можешь идти, — отпускает меня юноша.
Я замираю, кланяюсь и кричу Братцу уходить. За спиной фыркает сдавшая нас лошадь. Я разворачиваюсь и прожигаю взглядом эту скотину. Сейчас она нерешительно прячется за спиной хозяина, очевидно надеясь, что я не станут нарываться на неприятности. Но Братца не волнуют личные отношения. Он разворачивается и громко воет. Верблюды тут же в страхе плюхаются на песок, а у лошади подгибаются ноги.
Я не могу удержаться от смеха. Думаешь, раз я не преподала тебе урок, можно возомнить себя властелином пустыни? Братец-волк повелевает десятками тысяч волков, а ты кем?
Видимо, юноша в белом потрясён моим безудержным смехом. Я краснею под его взглядом и тут же перестаю смеяться. Он быстро отводит глаза и любуется Братцем.
— Эта лошадь может быть и не прекрасный скакун, но была тщательно выбрана среди множества других. Меня уверяли, что она не испугается ни леопарда, ни тигра, но, видимо, обманули.
— Может быть, и не обманули, ведь обычному леопарду и тигру не сравниться с моим Братцем.
На этой примирительной ноте я быстренько увожу Братца. Уж больно плотоядно он смотрит на эту лошадку. Лучше убраться подобру-поздорову.
Мы отходим подальше, прежде чем я решаю обернуться. Белая одежда Цзю-е сияет среди дюн. Мне никогда не забыть этой красоты. Не знаю, смог ли он увидеть меня с такого расстояния, но я сердечно машу ему на прощание и скрываюсь среди песков.

У костра лишь мы с Братцем, так как остальные боятся огня. Братец тоже боялся, но я постепенно приручила его. У других не хватало храбрости. Однако то, что я заставляла их лежать у огня, лишь прибавило мне ужасной репутации среди стаи. Я стала своего рода монстром, которым матери-волчицы пугают волчат, если те не желают ложиться спать. Стоит сказать, что их передадут мне на воспитание, если те продолжат озорничать, как волчата дрожат от страха.
Я разворачиваю платье, поражаясь тому, как мастеру удалось получить столь сказочный оттенок синего. Вышивка искусна, рукава украшает узор из облаков, пояс расшит мелким жемчугом. Стоит только надеть этот наряд, как жемчуг изящно подчеркнёт талию. Женщинам Лоуланя приходиться ходить по улицам в парандже, так что к наряду идёт синий, украшенный по краям крупным жемчугом платок и жемчужная диадема, чтобы прикрепить ткань к волосам. Дома паранджу можно откинуть, и диадема послужит необычным головным украшением, да к тому же прекрасно оттенит чёрные волосы.
— Разве это не слишком дорогой подарок? — спрашиваю я у Братца. — Почему Цзю-е отдал такую ценную вещь незнакомке? Столько лет прошло, а я не так и не научилась не покупаться на красивое…
Привыкший к моей болтовне Братец уже закрыл глаза и заснул. Я треплю его за ухо, но он не шевелится. Свернувшись рядом, я перестаю ему докучать и медленно погружаюсь в мир грёз.


Наступает очередная ночь полнолуния.
Я никогда не понимала, почему волки воют на полную луну. Они всегда так воодушевлены, некоторые даже не замолкают всю ночь. Сегодня этот кусочек пустыни принадлежит им. Трусливым путешественникам остаётся лишь дрожать от страха, не ведая сна.
Луна на иссиня-чёрном небе омывает своими серебристыми лучами бесконечные волны пустыни. Надев драгоценный наряд, я выхожу на прогулку с Братцем. Синяя юбка змеится по ногам, а вуаль развевается на ветру. Я снимаю обувь и зарываю ступни в песок. Его тепло согревает меня до самого сердца. Охватывая взглядом бесконечный горизонт, мне кажется, что весь мир принадлежит мне. Стоит только расправить крылья и полететь. Я запрокидываю голову и вою. Братец присоединяется ко мне, и тысячи волков в ночи откликаются на наш зов. Думаю, я наконец поняла, почему волки воют на полную луну. Сегодня ночью нам принадлежит небо и земля. Одиночество, гордость, печаль — всё слилось в едином звуке.
Мы с Братцем взбираемся на разрушенную стену, и он с гордостью взирает на пустыню. Это его владения, он царь этой земли. И хоть на сердце грустно, я не хочу тревожить его в этот момент, так что просто стою у него за спиной и с наслаждением смотрю на луну.
Внезапно Братец издаёт низкий рык. Я всматриваюсь в темноту, но мои глаза и уши не сравняться с животными. Волки уже передают друг другу известие, а для меня ночь по-прежнему спокойна и прекрасна. Лишь через большой промежуток времени я постепенно различаю эхо в ночном воздухе. Словно к нам приближается тысяча лошадей. Братец усмехается, показывая, что их намного меньше. И вновь проходит время, прежде чем показывается крохотный караван из десяти с небольшим человек, преследуемый сотней или две всадников. Не похоже на армию, должно быть разбойники.
Песок устремляется в небо, гудит земля, тускнеет серебристая луна. Братцу не нравится, что люди нарушили гармонию ночи, вторгшись в волчьи владения, но он всё равно ложится на землю, не желая атаковать. У волков свой кодекс поведения. Они нападают на людей лишь из-за нехватки еды или при самообороне. Это не страх, а лишь способ избежать проблем. Таков их образ жизни.
Я обуваюсь, накидываю паранджу и сажусь смотреть предопределённый исход погони. Говорят, пираты пустыни не ведают усталости. К тому же на их стороне численное преимущество. Отряд караванщиков уже потерял двоих. Их тела были растоптаны под копытами.
Один из разбойников вырывается вперёд и рубит мечом по лошадиной голени. В воздух взметается алая кровь. Конь летит на землю. Упавший наездник уже готов принять смерть, но один из его товарищей внезапно разворачивается и успевает на помощь. Однако теперь им не уйти от погони. Купец пытается спрыгнуть с лошади, но спаситель раздражённо вырубает его точным ударом в шею.
Перед моими глазами стоит кроваво-красная завеса, ноздри вдыхают аромат сырого мяса. Громоподобный топот копыт трёхлетней давности всё ещё эхом отдаётся в моих ушах. Я встаю на ноги и смотрю на разворачивающуюся картину невидящим взором.
1. Обращаясь к брату или сестре, китайцы предпочитают уточнять, старшие они или младшие. В оригинале волк — старший братец.

2. Цинь (221 до н. э. — 206 до н. э.) — китайская династия, правившая всем Китаем между династиями Чжоу и Хань. Основал династию знаменитый император Цинь Шихуан, построивший Китайскую стену.

3.

4. "подобен орхидеи и яшмовому дереву" - идиома, используемая для описания красивого и благородного человека.

5. Небесная гора — Тянь-Шань.

6. Вежливое обращение, дословно переводится как девятый господин. Больше об этом обращении будет сказано в третьей главе.

7. Лоулань — древний оазис и царство в пустыне Такла-Макан, важный пункт на Великом шёлковом пути. За этот регион шла упорная борьба между степняками и китайцами. В настоящее время полностью засыпан песками.